Ольга Прокофьева

Оля, вам не надоел такой сумасшедший ритм жизни?
Я уже на том возрастном витке, когда сама планирую свой рабочий график. Он зависит исключительно от желания и моей актерской жадности, но не в плане денег, а в плане творческой самореализации. Я трудоголик, иногда не чувствующий меры. Это качество я унаследовала от мамы, и излечиться от этого невозможно. Одно время я даже носила с собой бумажку, на которой была написано: «Оля, мера!» Она напоминала мне о том, чтобы я особо не увлекалась работой. Но ведь успех в актерской профессии напрямую зависит от вложенного труда... 

И вы ни разу не разочаровались в выбранной профессии?
Я с детства бредила театром. В пятилетнем возрасте мечтала стать балериной, но, немного повзрослев, поняла, что помимо языка тела и жестов мне со зрителем хочется еще и говорить… Свою мечту я осуществила и ни разу не разочаровалась. Хотя за годы служения наблюдала, как некоторые коллеги уходили из театра, особенно мужчины. Период массового исхода произошел в девяностые годы, когда в стране царила разруха, а кинематограф практически умер. Я пришла в Театр Маяковского в 1985 году, и если вы посмотрите на мою фильмографию, то в те годы она была не слишком богата.

А не возникало желания уехать на Запад? Если не покорить Голливуд, то хотя бы заработать на кусок хлеба...
Многие мои коллеги так и поступили, и я ими восхищалась: всё бросить и отправиться в неизвестность — это смелый поступок! Спустя годы многие вернулись обратно, не сделав там карьеры, но получив колоссальный житейский опыт. Но и тогда, и сейчас у меня и мысли не возникало покинуть Москву и родной театр. Хотя, признаюсь, в материальном отношении было очень тяжело: в театре платили сущие копейки, а у меня в 1992 году родился сын Саша: были нужны пеленки, распашонки, детское питание. Денег катастрофически не хватало. Мой тогдашний муж (актер Театра Маяковского Юрий Соколов. — Прим. ОК!) не гнушался подрабатывать извозом на старенькой легковушке. Мама частенько незаметно совала мне деньги в карман пальто, а когда я это замечала, то говорила она одну из двух фраз: «Отдашь тридцать второго числа» или «Оля, мы одна семья. Отдашь, когда я буду нуждаться». У меня и у моих родных была уверенность, что все трудности рано или поздно закончатся. Тяжелые времена закончились, но до 35 лет для меня существовал только театр. 

После знакомства с кино пришла и известность?
У меня не было ролей, после которых могла бы сказать: «Я проснулась знаменитой!» Первые работы в кино давались тяжело: несмотря на то, что в моем дипломе написано «актриса театра и кино», опыт киносъемок отсутствовал. 

И тут в вашей жизни появился сериал «Моя прекрасная няня»…
Если честно, все предполагали, что калька с американского сериала проживет не более десяти серий, а потом каждый из участников проекта постарается забыть об этом отрезке своей биографии как о страшном сне. Мы не понимали, как играть ситком и как произносить шутки, которые после перевода с английского были в нашем понимании «ниже пояса». Только с приходом прекрасного режиссера Алексея Кирющенко ситуация резко поменялась. Мы часто переписывали текст прямо на съемочной площадке. Например, я категорически отказывалась называть свою партнершу стервой. Это грубо и не смешно. А успех сериала, как мне кажется, заключается в том, что он вышел на теле­экраны в какой-то нужный момент. Сейчас «Прекрасная няня» путешествует в телеэфире, переходя с одного канала на другой.

Благодаря роли Жанны Аркадьевны к вам пришла популярность...
Не хочется стать памятником неизвестному артисту, и спасибо Всевышнему, что эта роль в моей актерской судьбе была. Но популярность, на мой взгляд, — это следствие хорошо сделанной работы. При этом не хочу лукавить: многие зрители теперь ходят в Театр Маяковского «на Прокофьеву», которую они узнали и полюбили по сериалу. Но, посетив театр один раз, они снова возвращаются в зрительный зал.

Несмотря на колоссальный театральный опыт, на сцене, наверное, всякий раз приходится сдавать экзамен перед зрителем?
Безусловно, особенно перед премьерой. Учащенно бьется сердце, дрожат колени, потеют ладошки — и так будет всегда. Актеров учат профессиональным навыкам — в нужном месте заплакать, засмеяться, но с предательским волнением перед началом спектакля справиться невозможно. 

Эмоциональное выгорание тоже часть актерской профессии?
Да, я несколько раз на себе это испытала. Моральное опустошение приходит тогда, когда физическая усталость накапливается-накапливается и, как одушевленный предмет, переходит в следующий день. Люди пришли на спектакль и ждут от тебя полной отдачи, а ты пуст… Рецепт наполнения собственного «душевного сосуда» я для себя нашла и знаю, как бороться с этим побочным эффектом актерской профессии.

После всех этих ужасов театральные вузы надо обходить за версту…
Напротив, если вчерашние школьники или школьницы мечтают об актерской профессии, то пусть осуществят свою мечту. Может, на первом или втором курсе поймут, что это не их путь. А могут навсегда убедиться в правильности выбранной профессии. 

А вы бы хотели, чтобы ваш сын продолжил актерскую династию?
Саша играл в Театре Маяковского, когда был еще ребенком. В шесть с половиной лет в спектакле «Госпожа министерша» у него была большая роль со словами, а в спектакле «Кин IV» — роль поменьше. Ему знаком запах сцены и кулис, и он знает, каково это — быть сыном актеров. Сейчас ему 20 лет. Я точно знаю, что актерская профессия ему нравится. Но пока для себя он ее не выбрал. Поскольку все решения он принимает сам, то я с удовольствием могу помочь советом, если он об этом попросит.

Вечная проблема отцов и детей существует?
Совсем недавно выяснилось, что проблемы действительно существовали. На днях мы снимались в семейной программе Первого канала «Пока все дома», и ведущий Тимур Кизяков задал сыну вопрос о том, каково это — быть ребенком известной и вечно занятой актрисы. На что ему мой Саша грустно сказал: «Ну, например, меня часто поздно забирали из школы, и мы с одной девочкой вечно ждали своих родителей…» Услышав это признание, я чуть под стол не упала. Мне казалось, что сына я ни на час не упускаю из поля зрения. Обязательно звоню через определенное время. А уж детство Саши было сказочным: практически всё лето мы не расставались, объехали вместе полмира. 

 
Теперь он почти взрослый.
Да, он иногда мне напоминает, чтобы я не сюсюкалась с ним, как с десятилетним. Я понимаю, что неправильно себя веду, и страшно себя ругаю. Когда родился Саша, мне позвонила подруга, которой я с тревогой в голосе стала рассказывать о том, что ребенок почему-то мало кушает, мало спит, чихнул несколько раз… На что она мне сказала: «Оля, запомни, это на всю жизнь!»

Становясь взрослым, сын напоминает чем-то своего отца — вашего бывшего мужа Юрия Соколова?

Внешне он почти копия своего отца, ведь генетику, как науку, еще никто не отменял. Поэтому иногда подмечаю в своем сыне какие-то черты бывшего супруга, причем не самые положительные. Например, леность. Мне казалось, что по материнской линии он получит прививку трудолюбия. Впрочем, способность много и хорошо трудиться иногда приходит со временем. Я ему всегда помогу, подставлю плечо в трудный момент жизни. В нашей семье так принято. Но пока, вероятно в силу юношеского максимализма, он не афиширует свое родство с актрисой Ольгой Прокофьевой. Тем более у него другая фамилия.

Говоря о сыне, вы начинаете светиться от счастья. Не жалеете, что у Саши нет братика или сестренки?
Я жалею, что в свое время не родила двоих-троих деток. Дети — это действительно счастье, которым обделили себя многие актрисы. Они могут и не признаваться в этом, но при них мы стараемся деликатно обходить эту тему, так как для них она болезненна. 

А является ли для вас болезненной тема ролей, которые вы не сыграли и в силу обстоятельств уже не сможете сыграть? Ролей, о которых вы мечтаете, но до сих пор не получили?
К этому вопросу я подхожу и иронично, и философски. У меня были роли, которые мне пришлись впору. Какие-то были сделаны более удачно, какие-то менее. Главное, в каждую сыгранную роль я вложила свой труд и, конечно же, душу. Относительно роли своей мечты могу рассказать историю, произошедшую в нашем театре. Однажды главный режиссер театра Андрей Гончаров предложил Наталье Гундаревой, которую он обожал и боготворил, выбрать для себя любую роль из мировой драматургии, и он поставит для нее спектакль. Наталья Георгиевна мучительно ее искала, но так и не смогла найти. 

Люди вашей профессии, как мне кажется, обожают получать призы, награды, звания...
В свое время мне рассказали реакцию потрясающей актрисы Татьяны Карповой, которой правительство присудило звание народной артистки РСФСР. Молоденькие актрисы, обступив ее, начали спрашивать: «Татьяна Михайловна, ну и как?» По всей вероятности, полагая, что, получив статус народной, она автоматически получила некий ореол сакральности... На этот вопрос Карпова, со свойственным только ей юмором, ответила молоденьким коллегам: «Знаете, девочки, бодрит!» Получив звание заслуженной, могу присоединиться к словам Татьяны Михайловны. И еще я получила невероятный заряд бодрости, когда на заре моей актерской юности сыграла роль в спектакле «Завтра была война», с которым мы выехали на гастроли в Грецию. Гастроли прошли при полных аншлагах, и, когда они уже завершились, для нас, российских актеров, устроили роскошный прием. Там меня обступили люди, которым очень понравилась моя работа. Начали задавать вопросы, и одна женщина бесхитростно так спросила: «Вы у себя на родине, в России, вероятно, большая звезда?» Я, конечно же, начала их разубеждать, и вдруг Армен Борисович Джигарханян, который оказался рядом, вдруг сказал: «А знаете, длинный путь для актера самый верный!» Эта фраза великого мастера на долгие годы стала для меня определяющей и знаковой.