Игорь Матвиенко

Мне практически всегда везло с моими боссами, и Игорь Игоревич Матвиенко — не исключение. Много лет назад я была частью команды его продюсерского центра, и о той работе у меня остались только самые теплые воспоминания. Мы встретились в его новой суперстудии на Хорошевском шоссе, которую построили на территории бывшей автобазы. Просторное здание с огромными окнами во всю стену, через которые светит солнце («Мы как будто где-то в Калифорнии!» — заметил наш фотограф). Выход к Москве-реке... «Это только начало, — говорит Матвиенко. — Здесь будет большой студийный комплекс, рядом съемочный павильон, концертный зал и зал для занятий хореографией, мастеринговая студия, которую мы открываем совместно с лондонской студией Metropolis и далее несколько других студий — цифровых, современной музыки. Здесь можно записать и рок-группу, и целый оркестр. Но самое главное, сейчас мы с английскими и немецкими специалистами создаем здесь первую профессиональную академию музыкальных продюсеров. Мне самому не будет западло ходить на эти занятия — у меня огромный пробел в области звукорежиссуры». После небольшой экскурсии Игорь Игоревич ведет меня по кованой винтовой лестнице в небольшую полутемную комнатку — что-то среднее между чуланом и кабинетом. «А здесь, в темноте, вы запираете своих провинившихся артистов?» — шучу я, но Матвей, как называет Игоря Матвиенко его ближний круг, пропускает мою реплику мимо ушей. Снизу, из студии, доносится музыка — там записывают новый трек «Иванушки»...

Игорь Игоревич, а почему вы решили перевести сюда студию? Прежняя, у Белого дома, была такая уютная.
Та студия была и есть в помещении детского учреждения. Там очень хорошая энергетика, это место нравилось Пугачевой, Михалкову — всем, кто там в разное время записывался. Здесь же будет большой студийный комплекс — это, с одной стороны, такая розовая мечта детства, а с другой — большой вклад в развитие музыкальной культуры: нашему шоу-бизнесу катастрофически не хватает специального образования, поэтому мы и не можем конкурировать с Западом. В нашу академию будут приезжать топовые иностранные продюсеры и звукорежиссеры и обучать, как делать правильный звук.

На днях мы с главным редактором обсуждали наше с вами интервью, и Вадим рассказал, как увидел вас впервые на передаче «Две звезды» и ваша личность его заинтриговала. В отличие от своих коллег Игоря Крутого или Виктора Дробыша вы абсолютно закрытый человек, о котором редко можно прочитать в прессе, но при этом вы производите впечатление серого кардинала. Сами себя вы не продвигаете. Почему?

А зачем?

Продвигая себя, вы тем самым продвигаете свои проекты.
Нет. Это раньше людей интересовали поэты, композиторы. Но сейчас они слушают хороший трек по радио и влюбляются в артиста, а не в его продюсера, их не волнует, кто стоит за Григорием Лепсом. Я-то как раз себя считаю чересчур медийным человеком, а медийность отнимает много времени. Вот у нас с вами два с половиной часа на интервью и съемку, я мог бы сделать столько всего за это время, а мы будем говорить ни о чем.

Ну почему же ни о чем! В октябре исполняется десять лет телепроекту «Фабрика звезд». Что вы обо всем этом думаете по прошествии лет?
Те, кто уцелел в этой битве… В этом телевизионном формате во всем мире выживают единицы, а у нас процент уцелевших гораздо выше, чем в других странах. При всем том количестве дерьма, которое вылили на этот проект, он сыграл огромную роль в становлении нашего шоу-бизнеса, я бы громко сказал, нашей культуры. В начале 2000-х музыка вдруг перестала быть интересной. На нашем телевидении моду всегда задавал Константин Эрнст на Первом канале, в силу своего чутья и образованности. Этот канал, как и другие каналы, тоже стал сокращать музыкальное вещание. И вдруг появилась «Фабрика звезд», этот телеформат на нашем ТВ — его идея, конечно. Первая «Фабрика» получила бешеные рейтинги. Она дала серьезный инерционный толчок всему шоу-бизнесу: активизировались другие каналы, запустившие шоу-сателлиты, проснулся андеграунд, рокеры, которые стали активно всё это обсирать. Жизнь задвигалась. А сейчас это почти уже ретро.

Кто из ваших выпускников вас разочаровал?
Мне жаль, что в небытие, как артисты, ушли Юля Бужилова с первой «Фабрики» и Саша Балакирева с пятой. Чего-то не хватило мне, чтобы довести их до успеха.

Фактически это ваш провал?
Нет, не провал. В любой компании что-то работает, а что-то нет. Только Apple создает стопроцентно удачные продукты, да и то их всего несколько.

А кто из тех, на кого вы не очень-то ставили, наоборот, приятно удивил?
Я думал, что группа «Фабрика» будет временным проектом. Она всегда шла нейтральной дорогой и держалась на базе русских традиций. Если ее немного дожать, «Фабрика» может стать женским вариантом «Любэ». Нельзя сказать, что это какой-то супермодный коллектив. Девушки меня просят — напиши что-нибудь модное, а я им говорю: вам никто не поверит, вас слушают другие люди, извините, у нас уже сложившийся бренд.

Я вот не так давно общалась с Пашей Артемьевым, он очень тепло вспоминал о вас, и не на диктофон.

Паша Артемьев на «Фабрике» так ужасно говорил, что его невозможно было слушать. У него была жуткая нарушенная дикция. Мы наняли логопеда, ему вытягивали язык. И через три месяца это стало похоже на нормальное «р». Я считаю, раз мы это смогли, уже не зря была эта «Фабрика звезд». Это было как чудо — изменить взрослого человека. А теперь он в театре играет. И неплохо, кстати, он меня приглашал.

Скажите, а ваши «Мобильные блондинки» окупились?
Нет. Именно поэтому они до сих пор и существуют. Это группа, в которую мной было инвестировано больше всего денег. Это лишь миф, что они девушки с Рублевки, которые засыпали меня деньгами.

Со стороны это выглядит так: девчонки принесли бабло.
Чтоб было понятно: девочки приносят бабло не в группу, а только в себя, любимых. Хотя девочка с баблом — это нередкий персонаж, и мы их всех знаем.

Игорь Игоревич, зачем вам всё это?
Что всё?

Шоу-бизнес. Вы же профессиональный музыкант. Зачем вы пошли в продюсеры? Ради денег?
Не совсем. Я же пришел в продюсерство достаточно давно, тогда это называлось по-другому — художественный руководитель коллектива. В постперестроечные времена меня всё время ставили в руководители, хотя по сути своей я в то время им не был, просто у меня было чуть больше музыкальных знаний, чем у других. Я закончил музыкальное училище имени Ипполитова-Иванова по классу «дирижер хора». Потом, в начале 90-х, это дело стало называться дурацким словом «продюсер». И почему я этим занимаюсь до сих пор?!

И почему же?
Я думаю, это чистая инерция. Уже нет такого удовольствия, как раньше, — сделать новый коллектив. Сейчас мне гораздо интереснее запустить этот студийный комплекс, это и есть мой настоящий продюсерский проект. Приходится забираться в такие дебри, включая даже отражение рейдерских захватов.

И всё же я не могу понять, как вы, инертный москвич, оказались в шоу-бизнесе, пусть даже таком, каким он был в те годы?
Просто я уже с восьмого класса знал, что буду заниматься музыкой, и лет с 14 уже целенаправленно шел к этому. Конечно, очень много мне дало музыкальное училище, и не только базовые знания. У нас была тусовка, в которой мы играли джаз, джаз-рок. Мы всё время ездили на какие-то подпольные выставки, концерты. Это была моя жизнь. Уже в училище я понял, что в классику, скорее всего, не пойду, а буду двигаться в сторону рока, джаза, поп-музыки, которую я позднее тоже полюбил.

Вы сейчас много музыки пишете?
Мало. Во-первых, потому что я занят больше другим, а во-вторых, сейчас в этом меньше потребности. Мои коллективы надолго обеспечены хитами. А девочки, которые годами любят тех же «Иванушек», хотят слушать на концертах свои любимые песни.

Игорь Игоревич, а вот скажите честно, вы новые песни конструируете или записываете их на клочках бумаги? Расскажите про вашу творческую кухню.

А нужно? Вообще это происходит путем импровизации: я сажусь за инструмент и начинаю что-то напевать. И самый главный момент — ухватить, когда оно пошло, выхватить это из того бреда, который я наиграл и напел. Среди этих плевел не пропустить зернышко, а обнаружить его, рассмотреть со всех сторон и потом уже что-то с ним сделать.

А у вас бывает так: вы едете за рулем, и вдруг — щелк! И надо остановиться и записать.
Бывает, бывает, но не за рулем, у меня это чаще случается в лифте. Раньше бывало чаще, когда я жил на девятом этаже в Выхино. Еще в туалетах бывает. В одном питерском туалете была написана песня «Ша!» «Любэ», а «Атас» — в лифте.

Вы всегда были таким спокойным, рассудительным?

В молодости я был еще более спокойным. Я был очень закомплексованным, потому что всю жизнь был неприлично худым. Я весил, по-моему, 48 килограммов.

И у вас были комплексы?
Конечно. Я, например, никогда не носил летом майки с коротким рукавом.

Почему вы не хотели просто подкачаться?
А у меня телосложение такое: сколько ни качайся, всё без толку. И дети мои пошли в меня, я был еще худее, чем Стас (старший сын Матвиенко. — Прим. ОК!). Но это такая конституция: мышц-то у нас до фига, но они вытянуты на длинной кости, поэтому рельефа не получается. Тогда я этого не понимал и стеснялся.

Как же вы за девушками ухаживали с такими комплексами? Чем брали?
В определенный момент они сами начали бегать за мной, сам я никогда не инициировал отношений, ввиду закомплексованности.

Когда же наступил момент такого интереса к вам со стороны девушек?

Когда я побрился наголо.

Расскажите, как это было.
Я почему-то помню хорошо реакцию Расторгуева. Я приехал в Сочи на «Кинотавр», он увидел и сказал: «Офигенно!..» Тогда я часто ходил подстригаться в салон Yves Rocher, в котором работал хороший мастер Эдичка. Он всё время меня тщательно укладывал, и однажды он пошутил, что проще меня наголо побрить. Я говорю: «А что, давай!» А он: «Ты же меня без работы оставишь!» Ну и обрил.

И с тех пор каждое утро…
Через день. Мне Стас отличную машинку подарил — Panasonic с моющимися лезвиями. Например, Мазай (Сергей Мазаев — лидер группы «Моральный кодекс» — Прим. ОК!) предпочитает бриться станком до абсолютной гладкости. А у меня легкая шершавость получается. Пугачева на «Фабрике звезд» очень любила… помассировать.

Если бы кто-то из ваших детей подошел к вам и сказал: «Папа, хочу петь, помогай!», как бы вы отреагировали?
Дети пошли в меня — они всего этого не любят. Например, младшие попросили меня не ходить с ними 1 сентября на линейку, чтобы тележурналисты не задавали им глупых вопросов вроде «Кто и за сколько купил тебе портфель?». Таисия один раз попросила помочь ей записать песню Ke$ha с довольно сложным ритмическим рисунком, и она прекрасно с ним справилась. Но так чтобы на сцену — нет.

Вы боитесь постареть?

(Долгая пауза.) Конечно, боюсь. И умирать страшно, потому что непонятно, что это такое. Прыгать с парашютом страшно, но кому-то это очень нравится, правда, не мне, я высоты боюсь. А вот стареть… Я боюсь, но мне нравятся мои пятьдесят два. Я всегда называю свой возраст, даже иногда прибавляю, если можно.

Боитесь высоты, но при этом вы фанат сноуборда.

Был, пока этой зимой спину не сломал. Мой тренер по теннису, сноубордист отличный, говорит мне: «Я перешел на лыжи, мне уже по возрасту положено». Я спрашиваю: «А тебе сколько?» — «Скоро 33 будет». А когда мне было 33, я себя ощущал на 14. Вот и я думаю, что тоже откажусь от сноуборда, придется на старперские горные лыжи вставать.

Вас считают невероятно стильным мужчиной. Откуда это у вас — из семьи?
Отец у меня был военным, а в 60-е быть военным уже было модно. Он был модный чувак. Мы жили совсем не богато. Джинсы появились у меня довольно поздно, уже в музыкальном училище. Еще помню, матушка привезла мне из Болгарии замшевый пиджак. Очень я им гордился. Осталась фотография тех лет: мои худые плечи и этот пиджак. Мы недавно обсуждали с Федей Бондарчуком, что его отец и Арсений Тарковский были страшно модные и стильные чуваки в свое время. У них была своя тусовка, девчонки — всё как положено. А ведь для нас они были апологеты искусства, я даже не думал, что они в свое время были нормальной тусовочной молодежью, которая зажигала, а потом создавала шедевры.

Когда было лучше — сейчас, с обустроенным бытом, или тогда?
Я сейчас смотрю, в каких тепличных условиях новое поколение, поколение «яблочек», воспитывается, и не понимаю, как они будут выживать потом. На папины-мамины деньги? Это аморфное в квадрате поколение людей. Однозначно лучше со слепой бабушкой и без всяких домработниц, и лучше не в Москве.

Игорь Игоревич, расскажите мне про главный урок, полученный вами в жизни.

Я вам лучше расскажу смешной случай. Все же хотят услышать что-то смешное. У меня есть любимое место — немецкий город Баден-Баден, куда я постоянно езжу. Там соседом у меня теперь Николай Вячеславович Расторгуев. Не так давно мы с ним встретились, пошли в один отель, где подают потрясающий обед прямо в парке. Пообедали, выходим, и тут подбегает ко мне пацан лет шестнадцати и говорит: «Я вас узнал, вы Игорь Крутой из «Камеди клаба»! Автограф, пожалуйста!» Подбегает второй пацан к Расторгуеву и говорит: «Вы же из «Спецназа!» Так мы им и расписались: я как Игорь Крутой, а Расторгуев — как Колёк из сериала «Спецназ». Теперь грустную историю надо рассказать, да?

О встрече, благодаря которой у вас произошла перезагрузка мировосприятия.
У меня было несколько таких встреч. Например, с поэтом Леонидом Петровичем Дербенёвым, который мне очень много рассказал о православии. Вот он сделал мне такую перезагрузку, потому что во многом под впечатлением от встречи с ним я окрестился. Достаточно поздно — мне было около 30 лет.

И что изменилось в вашей жизни?

Это не воспринимается как некое чудо. Но то, что это отразилось на моей жизни, я чувствую. В жизни каждого наступают такие моменты, некоторые называют это депрессиями. Бывают такие депрессии, когда человек будто попадает в черный ящик: когда ты смотришь налево, направо, назад, вперед — и везде чернота. Когда говорят про ад и рай на земле, вот это ад и есть. Выбраться из этого состояния можно только одним путем.

Наверх?
Есть вариант еще вниз, но это уже конец. И за свою уже долгую жизнь я побывал в этом ящике не один раз. И мне удавалось выбираться оттуда благодаря вере.

В продолжение темы «Вера и шоу-бизнес»...
...плавно выходим на тему Pussy Riot?

Вовсе нет. Религия не очень-то жалует шоу-бизнес, при этом вы в самой его сердцевине. Как вы с этим ладите?
(Надолго задумывается.) Я вам расскажу притчу. Корабль пришел в порт. Капитан отпустил команду. Моряки отправились на берег. Ром, проститутки — всё как положено. Когда кораблю нужно было выходить в море, вернулась половина экипажа. Капитан сказал им: «Пойдите и приведите остальных». Те пошли по кабакам, привели часть оставшихся. «Где же остальные?» — спросил капитан. Отвечают: «Напились, лежат и не могут даже встать на ноги». Тогда капитан приказал: «Возвращайтесь и принесите тех, кто хотя бы головой лежит в сторону корабля». Так вот я стараюсь, если и падать, то всегда головой в сторону корабля.

Читайте полную версию интервью в журнале ОК! №41