Александр Устюгов: «Если ребенок не находит эталона в семье, он начинает подражать тиктокерам»

Саша, ты появился в самом конце проекта «Вампиры средней полосы» на START. Есть завязка на то, что будет второй сезон. Ты хорошего вампира играешь или плохого?

Нет, я не хороший. Я появляюсь почти в самом конце, из всех вампиров я там олицетворение зла, самый плохой. Ну как, для себя-то я хороший, для себя все понятно, что и почему происходит.

Зло победит, как ты думаешь?

В первой части нет. (Смеется.)

А вообще? Перевес в какую сторону, по жизни?

Это какое-то всё время странное распределение плюсов и минусов с точки зрения зло/добро — оно всегда очень условно. Для меня это сложное, неоднозначное понятие, есть какие-то вешки определения морали и из этого выходит наше общее понимание. 100 лет назад у нас были другие нормы морали, добра и зла. 

Ты заметил, что сейчас практически не снимают детское кино, где бы вкладывалось понятие, что такое «добро» и добро бы всегда побеждало?

Детское кино не снимается не поэтому. Детское кино не снимается, потому что это коммерчески невыгодно. В детское кино нельзя вставить рекламу.

Получается зло победило?!

Любой, кто попытается вкладывать в детское кино, уже заранее проиграет.

То есть, бабло победило?

Мы живем в капитализме уже несколько десятков лет. Если раньше перед кино стояли какие-то воспитательные задачи, то теперь эти задачи не стоят, их нет. Есть задача снять продукт и продать продукт. Успешность продукта обеспечена прибылью, которую он собирает, а не моральными пластами, которые туда заложены. Есть потребитель, если он хочет видеть на экране кровь, то конечно, ему будут показывать кровь и убийства. Соответственно, потребитель определяет рынок. Если потребитель хочет видеть детское кино…. Хотя, вот сейчас в пандемию «Богатырь» собрал какие-то неимоверные деньги, что говорит о том, что есть какой-то интерес. Но в целом пока подвижки в эту сторону достаточно небольшие. Надеюсь, что как-то это произойдет. Но опять же, всё время такие попытки переложить воспитательную программу с родителей куда-то…

Ну сейчас вообще соцсети воспитывают.

В моем детстве тоже я всё время не понимал, почему педагоги должны меня воспитывать, на них была воспитательная программа еще, помимо обучающей. Родители все время возмущались: «Чему вас учат в школе?», — имея в виду не 2+2, а какие-то морально-этические нормы. Честно говорю, мне это не нравилось, потому что в моей школе говорили, что Есенин — это запрещенный поэт, а Высоцкий вообще не поэт, накладывали какие-то свои клише. Они мне уже тогда не нравились, я думал: «Как это, я хочу нечто большее, а мне говорят, что хорошо, а что плохо». Потом прошло какое-то время, вдруг выяснилось, что Есенин достаточно неплохой поэт, а Высоцкий — практически эпоха советской поэзии. Понятно, что да, это всё воспитывалось, но это всё было в какие-то тиски зажато, и в 90-е годы оказывается, что все эти взрослые люди лукавили.

Ну почему все, может кто-то в это верил. Идейные же тоже были.

Возможно. Конечно же человек приспосабливается ко всему. Что произошло с церковью только с моего рождения до нынешних времен. Я прекрасно понимаю, что это те же самые люди, кто срывал кресты со школьников, а потом также в 90-е годы бежали и тайком крестили своих детей. Во всей этой истории, говоря о плюсах и минусах, они должны быть в равном количестве: если что-то одно перебарщивает, то в итоге самая благая идея превратится в минус. Здесь нет ничего плохого, здесь нет ничего хорошего. Опять же, я наблюдаю за людьми, мне это нравится, я понимаю, что люди, высказывая свою даже политическую точку зрения, выглядят достаточно эффектно и убедительно, когда их не знают. А когда человек начинает выступать, я говорю: «Коля, ты мне денег торчишь 300 тысяч с 99-го года, а при этом ты кому-то рассказываешь о чести и долге». В этом плане люди очень прекрасно понимают, что когда дело касается их, нет ничего плохого в том, чтобы дать взятку в военкомате и купить сыну военный билет — они не видят в этом ничего зазорного. А когда дело касается каких-то глобальных вещей, то они забывают эти мелкие  правонарушения. Они начинают говорить, что взяточничество это нехорошо. И у людей в голове это очень хорошо комбинируется: и патриотизм, и любовь к пальмам — всё складывается. В частном порядке это одни истории, в глобальном — другие истории. Поэтому, если говорить, что в нынешнее время что-то изменилось — нет, ничего не изменилось. Изменились нормы морали и поведения. В этой жизни меня смущает другое… Да даже не смущает, а забавляет, потому что, когда женщины начинают говорить, что мужчины перевелись, то я говорю: «Так это вы воспитываете этих мужчин».

По-хорошему, да.

У меня просто волосы встают дыбом, когда я прохожу мимо и слышу, как мать разговаривает с сыном, это не моё дело, но я понимаю, что из этого человека вырастет что-то путное, потому что ему вбиваются образы и клише. Как воспитали, так и есть, поэтому здесь нет внезапной вины на ком-то.

А вот интересно, как нужно воспитывать мужчин на твой взгляд?

Я скажу банальные какие-то вещи, но всё равно, когда маленькому человеку навязываются какие-то нормы воспитания, он чувствует в этом лукавство, потому что  есть огромное количество порталов в этом мире, где он может видеть нечто другое, что будет выглядеть гораздо убедительнее, чем слова родителей. В моё время было также: отец на кухне говорит одно, а есть жесткий мир, где транслируется совсем другое — эти слова уже не сходятся в одно. Понятно, что самое лучшее — это личный пример. Если ты становишься для ребенка кумиром, родитель становится примером для подражания, неким эталоном — это идеальные отношения, потому что ничего не нужно говорить, а просто делать, чтобы ребенок как маленький волк смотрит на старшего волка и хочет занять его место. Он повторяет всё, что делает он, сначала в игровой форме, потом в осязаемой, а в итоге становится или не становится лидером, но ориентир понятен. Если он не находит эталона в семье, он начинает подражать тиктокерам, найдет свою нишу и  пойдет в эту сторону. Мне кажется, здесь путь один и очень сложный (смеется): заниматься собой, а ребенок смотрит и не всегда понимает, но в какой-то момент у него должны замкнуться эти цепочки. Мне кажется, другого пути нет. Можно детей отдавать в церковно-приходские школы, в Суворовское училище, но все равно те, кто пережил 90-е (улыбается) понимают, что всё это воспитание рушится, когда возникают некоторые другие вешки для достижения успеха. Всё это быстро меняется и достаточно сложно за этим следить. Когда мне сейчас говорят, что мы воспитываем поколение на боевиках, я говорю, что поколение 90-х воспитывалось на мультиках «Ну, погоди», — но я видел, как русские убивают русских за квадратный метр земли просто из-за личной наживы. Что случилось с этими людьми, воспитывали же правильно. Здесь очень сложные внутренние рамки между моралью, честью, достоинством, принципами и животной натурой человека, поэтому этот баланс, мне кажется, должен быть сохранен — это самое сложное, что можно сделать.

А кого интереснее играть: героя, на которого надо ровняться или плохого как вампира?

Опять же, у меня сложности с пониманием плюса-минуса, это часть моей профессии. Я-то не играю плохого вампира, он будет восприниматься, возможно, как плохой вампир, потому что задача режиссёра была — вызвать симпатию к другим вампирам, но (смеется) у моего персонажа всё достаточно понятно. Он не плохой. Для него люди — это трава, пища для коровы. Он не считает, что корове плохо есть траву. Он к себе относится с несколько другой философией: люди — низшие существа, они как трава, а он более высшее существо, он как корова. Над ним свои высшие существа. У него своя позиция. Я не играю плохого человека, я играю человека, который спрашивает со своих собратьев, почему они в какой-то момент стали другими.

Приспособились.

Приспособились, да. А он архаически воспитанный человек, который бессмертен и питается кровью, ну так получилось. У него есть своя философия, достаточно понятная и простая. (Улыбается.) Я не играю плохих людей. У меня нет задачи сыграть плохого персонажа, чтобы он вызывал мерзость. Он, с точки зрения поступков, вызывает мерзость, но никогда нет такой задачи: «Саша, ты играешь отрицательную роль. Ты должен вызывать омерзение», — никто так не ставит задачу. Я адвокат своей роли, мне дали роль человека, который совершает аморальные поступки, а я просто выношу его мировоззрение в дохристианский период, когда убийство человека не было грехом.

Класс.

Он просто у меня живёт по другим законам. Он не совершает, по его внутренним моральным принципам, ничего плохого. Я никогда не играл плохих людей или хороших. И наоборот, когда мне дают хорошего персонажа, ищу, в чем он плохой. Я играю человека плохого, а зритель говорит: «Какой он хороший!». Я говорю: «Там нет ничего хорошего, он убил 20 человек», — всё равно он хороший, они его оправдают, потому что есть оправдание тех или иных поступков. Это лишь вопрос оправдания, героической музыки и подачи с той или иной точки зрения. Я не играю плохих и хороших, поэтому мне сложно всегда понять. Поэтому, даже когда мы начинаем играть «Ментовские войны», я играю плохого милиционера, я не играю хорошего. А мне все зрители говорят, что он хороший. Я говорю: «Что он сделал хорошего?» Он сотрудничает с бандитами, он использует информацию, добытую не тем путем, прикрываясь ксивой, и ему за это ничего не происходит. Он не хороший, он избалованный. Когда мы создавали образ этого героя, у нас не было задачи создать образ положительного милиционера, у нас была задача создать человека, который несколько умнее для майора. Он идет после юрфака в милицию, потому что не хватает адреналина. Его друзья погибают в решении его личных проблем. При этом он богат, успешен, у него хорошая квартира, кожаный плащ и хромированная беретта. Мы не делали хорошего персонажа, но он всё равно хороший. Зрители смотрят и говорят: «Побольше бы таких милиционеров». Люди воспринимают его как норму, и когда вдруг через 12 сезонов мне говорят такое, я думаю: «Что у вас в головах?». С точки зрения телевизионного шоу, это интересный персонаж, потому что он неоднозначный. Это шоу, просто шоу. С точки зрения телевизионной продукции, мы придумали лихой ход, но с точки зрения морали и этики, он действует неправильно.

А ответственность на ком?

Можно говорить, что на нас, но у нас не было никакой задачи. А что люди видят в этом некий положительный образ — это….

Вопрос к людям?

Да. Это лакмусовая бумажка проверки общества: что для нас хорошо, что для нас плохо, потому что здесь где-то идет поворот не туда. У нас нет ни одной премии за полицейский сериал, нет ни одного поощрения, потому что  милиционер понимает, что мы показываем ужас: пьяного 28-летнего майора, который ходит с пистолетом и решает бойко вопросы с бандитами. Он обаятельный, да. Мне кажется, с точки зрения приоритетов, если накладывать опять нагрузку на какую-то телевизионную продукцию и кино — нет, это шоу, это развлекательные шоу. Мне кажется, это вещь очень условная, но большинство людей думает, что телевизионное шоу — это часть их жизни. Вот тут становится опасно. Это просто шоу, как «Танцы со звездами», как сериал. Оно рассчитано на то, чтобы удерживать зрителей перед телевизорами максимально долго. Там нет других задач. Во время шоу людям продаются машины, им объясняют, как сделать ремонт, как нужно выглядеть.

А как тебе вообще ощущается, когда ты внутри этой системы и ты участник шоу? Ты же участник шоу?

Конечно. Да. Я объясню на каком-то банальном примере, допустим с бутылкой виски, которая стоит каких-то денег. В ней нет ничего плохого, когда это просто виски. Это виски — он хорош или не очень хорош... У меня он стоит в баре, ко мне приходит товарищ, я предлагаю ему виски, но я же не пытаюсь в этот момент споить всю Вселенную, нет, мы с ним выпиваем виски, но сопротивляемость его организма становится чуть ниже. Допив бутылку, он начинает буянить. Понятно, что я люблю виски, но я не люблю пьяных. И тут градация между этими позициями достаточно четкая: я люблю виски, но я не люблю пьяных за рулем — это не одно и то же. Поэтому, одно дело, когда я предлагаю попробовать просто хорошего напитка, но другое дело, когда у человека нет тормозов. Ну вот опять же, человек мне говорит: «Я три раза посмотрел «Ментовские войны»,  — я думаю: «Зачем? Откуда у тебя столько времени?». Для меня это немножко такой звоночек всегда. У меня есть фильмы, которые я пересматриваю, у меня возникает потребность, что мне надо пересмотреть этот фильм, потому что я забыл, я меняюсь, восприятие меняется. Это всё время вопрос дозировки: как я себя ощущаю в этом шоу? — Нормально. Я себя в этом шоу ощущаю как бармен, стоящий за стойкой, а человек находится по другую сторону той стойки, и когда человек начнет перебарщивать, я ему первый скажу: «Остановись, зачем?». Я своим подписчикам говорю: «Человек, который продает наркотики, не употребляет наркотики». Меня спрашивают: «Почему вы не смотрите телевизор?». Я говорю: «А зачем? Я в нем работаю, я знаю, как это делается. Я профессионал своего дела, но я не буду употреблять «наркотики», потому что мой бизнес закончится, я начну таскать у себя. Нет, пожалуйста, употребляйте, но я не на вашей стороне».

Ты учишь жизни своих подписчиков?

Я высказываю свою точку зрения. У меня сейчас был спор огромный с подписчиками по поводу того, что я не люблю собак, это моя позиция. А я снимался с волками. Мне нравятся волки, нравится их поведение: это опасные, хитрые, сильные существа, с которыми когда встретишься, они не будут тебя жалеть, они просто тебя съедят. А все думают, что волки — это некая часть природы. Так думают все до тех пор, пока твой ребенок не зашел в лес, а он не будет думать, что это масенький ребенок, он просто сожрет его как жертву. Я не люблю собак, потому что они, имея генетический код волка, пошли куда-то не туда, они выбрали получение мяса за счет того, что они не охотятся, а что они рядом с человеком. Есть горные собаки, охрана, а есть собаки для удовольствия. Мне говорят: «Вы не любите собак, вы жестокий человек». Я говорю: «Когда я выхожу из квартиры, соседская собака все время орет. Хозяева уходят в 8 и приходят в 20. Если это любовь к животному, то мне кажется, нет». Она одна, она орет, сходит с ума. Я всегда знаю, когда дома никого нет. Это не любовь к животному. И отрезать яйца коту — тоже не любовь к животному. Это любовь к себе. Я люблю волков, но дай бог с ними никогда не встретиться в дикой природе. С собаками та же история: я не люблю чужих собак, я люблю свою собаку, потому что она охраняет мне дом, она живет у меня в вольере, я ее кормлю, дрессирую. Я ее люблю, потому что это моя собака. Другая собака — это мой враг. С моей собакой нельзя делать ути-пути, я не разрешу, потому что я собственник и тиран по отношению к ней. Нельзя так с ней делать, она может укусить и правильно сделает. Возвращаясь к первому вопросу про плюсы-минусы — для меня это безразлично: хулиганы, которые отбирают у тебя мелочь во дворе — это минус для тебя, но, точки зрения моего воспитания, я благодарен хулиганам, которые отобрали мелочь, потому что из этого у меня возник вопрос: почему у меня что-то отобрали? Это плохо, потому что это касается меня, но это путь, который нужно пройти.

Ну и вообще, на все можно смотреть с разных точек зрения. Все баталии связаны с тем, что один смотрит так, а другой по-другому. И никто не видит картину целиком.

А нужно ли это? Я вот сейчас был на Алтае, поразительно, как там люди живут, общаются. Они практически не разговаривают. Это какой-то такой дар, когда люди подходят, посидели с тобой, ни слова не сказав, и уходят, говоря: «Спасибо». Они вот в этом состоянии философско-шаманском, дикие животные, метели. Когда ты вдруг в этом оказываешься, ты понимаешь, что им не надо видеть ситуацию  с трех сторон, они видят ее по-другому. Они видят ее изнутри и не ошибаются. Ты понимаешь, как это мудро. Чтобы достичь этого дзена, ты должен путь какой-то пройти. Это не мудрость некая, не знание, это некий какой-то путь. А когда мы забиваем эти чакры, ощущения, получается, что человек смотрит фильм и не понимает, про что он. Ты говоришь слова, рискуя быть непонятным. Даже где-то видят агрессию, а ты говоришь: «Да я же совсем не про то, я даже за вас, я как раз говорил про это», — но ты понимаешь, что не можешь объяснить. Плюса нет, нет минуса, есть баланс. Когда плюсов много — это тоже минус, когда минусов много — это тоже плюс. А вот эта балансировка, чтобы все время быть на этом электричестве — наверное, это и есть самое великое умение жить. Вот и всё наверное.