Алексей Чадов: «Это сложнейший вызов, который я придумал сам себе»

Главный герой культовой картины Алексея Балабанова «Война», которого сыграл Алексей Чадов, вернется на экраны спустя 20 лет в фильме «Джон»...

Чадов выступает уже не только как актер, но и в качестве сценариста и режиссера. О том, каково ему на новом «фронте» и почему он не планирует снимать сына в кино, — в интервью ОK!

Ты много раз рассказывал, что идея фильма «Джон» родилась, когда ты летел из Екатеринбурга после встречи со зрителями на днях памяти Балабанова. А помнишь свой первый день на съемочной площадке «Войны»?

Конечно, во всех подробностях, будто это было вчера. Помню, как за два-три дня до съемок Алексей Октябринович отправил меня учиться ходить в кандалах — мой герой ведь в плену. Я походил минут десять, подумал: чего учиться? Ну больно — и всё.

Сколько лет тебе было?

19. А во время съемок исполнилось 20.

Что за сцена была?

Первая сцена, где я в кандалах в плену и привозят «англичан» — Ингеборгу Дапкунайте и Джона (его играл Иэн Келли, мы его все звали Яном), и Сережа Бодров был... Конечно, я находился в творческом шоке. Ты настолько переживаешь, что не видишь ничего вокруг, не понимаешь, как всё устроено на площадке. Хорошо помню первый дубль: простая сцена, Иван почти год в плену, привозят англичан, и он смотрит на них. А я начал играть так, как минимум «Спутник» приземлился с космонавтом. Уже давно команда «стоп!» прозвучала, а я всё наяриваю... Алексей Октябринович подходит: «Что ты мне Гамлета играешь? Забудь, что тебе говорили в институте, просто пили дрова». Я испугался — всё не так делаю. Смотрю на него и молчу. Он говорит: «Вот так и смотри, просто смотри».

Актеры уже на твоей съемочной площадке говорили, что Лёша для дебютанта-режиссера был очень спокойный. Как всё было? Удалось заснуть перед первым съемочным днем?

У меня не было времени на переживания. Когда мы вышли в съемки — мы уже были «на фронте». Я переживал, когда сценарий отправил. Перед тем как кнопку «отправить» нажать, думал: нужно ли? Сейчас прочитает Сельянов, и вдруг не понравится? Отправил — и неделю переживал. Написал sms: удалось ли прочитать? И Сергей Михайлович ответил, что да, сценарий хороший. И мы начали работу над его совершенствованием.

Ты сразу хотел работать только с этим продюсером?

Да. Я пришел в кино с этой студией, с этими людьми. И когда писал сценарий, то держал в голове образ Ивана Ермакова. «Джон» не продолжение «Войны» Балабанова, это продолжение героя Ивана из фильма «Война» спустя 20 лет, и, конечно, с этим сценарием стоило пойти только в кинокомпанию СТВ. У нас была очень плотная работа над текстом. Я понял, насколько серьезный подход у Сергея Михайловича, он не пропустит ни одну букву, всё детально.

Твоего героя у Балабанова война не отпустила. Как ты считаешь, может человека отпустить война? 

Думаю, может отпустить. Дети, семья — это всё может оздоровить тебя в целом. Тактические игры могут поспособствовать этому, но настоящие воины далеко от своего ремесла не уходят. Знаю случаи, когда мужья втайне от жен и детей мотались по боевым командировкам, имея при этом бизнес на гражданке.

Почему людям нравится играть в войну?

Хочешь мира — готовься к войне. Ничего не изменилось. Мир по-прежнему хищный. Я смотрю документальные фильмы о животных с сыном: когда там начинается что-то жесткое — например, стая львиц задирает жирафа, — я переключаю, конечно же. Не могу объяснить сейчас ребенку, почему милый красивый львенок из мультфильма так себя ведет. По себе помню, когда мне было лет семь-восемь, у нас во дворе подрались собаки, очень жестоко, и я увидел это и заплакал. И знаю, что Федька мой — тоже парень впечатлительный. Для меня до сих пор загадка, почему мир так устроен, почему так жесток — почему живое убивает живое.

Твой герой в фильме находится в разводе с женой и всё оставшееся время старается проводить с сыном. Прости, пожалуйста, но невольно думаешь, что сценарий немного автобиографичен...

Совпадения есть. (Смеется.) В фильме одна сцена, когда сын спрашивает у Ивана, почему они не живут вместе с мамой. Когда я писал сценарий, Фёдору было 4 года, и он таких вопросов не задавал. А сейчас ему 6 лет, и недавно он мне задал этот вопрос.
Я на него, честно скажу, не ответил. Что-то там пробормотал, а Фёдор быстро переключился на другое.

Ты не хотел снять сына в своем фильме?

Нет, ему пока всё это не очень интересно. И у нас по сюжету парню лет восемь, а Фёдору недавно исполнилось 6, я решил не устраивать семейный подряд. (Улыбается.)

Вы должны были начать снимать — и тут пандемия.

Да, был момент отчаяния. Май месяц, карантин, мир закрыт. Мы планировали съемки в Турции или Марокко. Когда эти страны закрылись, начали переговоры с Казахстаном, через месяц и они закрылись. В какой-то момент я подумал, что «всё, кина не будет». Помню, позвонил Сергею Михайловичу: «Ну что, мы сдаемся?» Классическая веская пауза... Слышу, как он закуривает сигарету, затяжка... «Ну почему сдаемся?» И я выдохнул. Это было смелое решение. Нужно отдать должное Сергею Михайловичу — не каждый продюсер способен так рисковать. Да еще с дебютантом-режиссером. В итоге мы ушли в Краснодарский край и всю картину сняли там, за исключением московского блока.

Ты сценарист, режиссер и исполнитель главной роли…

Знаешь, до сих пор удивляюсь, как это всё так получилось. Это сложнейший вызов, который я придумал сам себе, я работал в максимально экстремальном режиме — и получал от этого удовольствие. Видимо, это то, чего мне так давно не хватало.

За время съемок сына успевал увидеть?

Сын был рядом, несколько раз приезжал на съемки. Помню, он так впечатлился процессом, пошел на грим, костюм, и я заканчиваю смену, а он стоит в футболке «Джон», весь в ссадинах, с перебинтованной рукой как у моего героя. Я неслабо испугался. Потом он ходил по отелю и пугал персонал. Короче, пацан растет.