Светлана Немоляева: Служебный роман длиною в жизнь

Для многочисленных зрителей Светлана Немоляева — своя, любимая, родная. При встрече ее хочется обнять, сказать ей много комплиментов, что я и сделал с огромным удовольствием. Честно признаюсь, я долго уговаривал актрису решиться на домашнюю фотосъемку. Она оберегает этот мир от посторонних. Везде аромат старины, а самое главное — Светлана Владимировна бережно хранит память о своем муже, замечательном актере Александре Лазареве, с которым она прожила в счастливом браке более пятидесяти лет

Светлана Владимировна, я знаю, что вы любите играть острохарактерные роли. Это действительно ваша стихия.

Люблю, грешна. Почему? Может быть, потому что я их чувствую. Поиграть я смолоду любила, даже в ущерб себе.

Что значит «в ущерб себе»?

Меня с детства привлекало актерство, какие-то игры в моей душе все время зрели — опасные, я бы даже так сказала. Я впервые всех разыграла, когда училась во втором классе. Дома услышала, как мама с бабушкой разговаривают о каустике, — каком-то жидком химическом соединении. Помню, это было что-то страшно опасное и вредное, и детям нельзя было к этому прикасаться. И вот бабушка говорила, что надо срочно спрятать этот каустик, чтобы, не дай бог, я или мой брат Коля его на нашли. А дальше случилось вот что: я пришла в школу, дождалась начала урока, пока все зашли в класс и закрыли двери, и легла около дверей в коридоре, якобы в обморок упала. Не поленилась пролежать так все сорок пять минут, пока шел урок. Когда открылись двери, меня заметили, и все вокруг столпились. Я лежала «в обмороке» — хорошо, что еще не уснула! (Смеется.) Вылетела учительница, «привела меня в чувство», спрашивает: что, мол, случилось? Я заплетающимся языком (конечно, сыграла!) рассказываю, что выпила много каустика.

Родители вас потом сильно ругали?

Этого я не помню, помню только, что меня заставили выпить восемь пиал воды, чтобы прочистить желудок. Кошмар! (Улыбается.) Вот я и говорю, что мои игры, если иметь в виду характерность, были не героического плана, а дурацкого.

А вам в детстве родители говорили, что вы самая лучшая, самая красивая, вас холили, лелеяли?

Я же послевоенное дитя, тогда холить-лелеять было сложно. Я помню, что родители меня и брата очень любили. Недостатка любви мы не испытывали никогда. Училась я плоховато, у меня, как у всех артистов, были плохие отметки по точным наукам — по химии, математике, но родители меня никогда не ругали за колы и двойки.

Вы как будто с гордостью говорите о своих двойках и колах.

Потому что, с другой стороны, мне есть чем похвастаться: театральный институт имени Щепкина я окончила с красным дипломом, там я была отличницей.

Ваш отец был известным кинорежиссером. Наверное, у вас не было другого пути, кроме как заниматься творчеством?

Знаете, я была такая девица — очень любила рисовать. Была раньше фабрика Сакко и Ванцетти, она выпускала карандаши замечательные, и вот папа мне эти цветные карандаши остренько точил, они были как струна, и я могла с утра до вечера рисовать какие-то куклы, какие-то наряды. Но стать художником никогда не мечтала. Сколько себя помню, хотела быть актрисой.

Аня Чиповская

Дома у вашей внучки Полины я видел ваши потрясающие карандашные рисунки — портреты пушкинской Ольги из «Евгения Онегина». Полина рассказала, что вы нарисовали их, когда снимались в этой роли в кино. Вы ведь тогда еще были студенткой Щепкинского училища. Кстати, почему именно «Щепка», а не Школа-студия МХАТ, например?

Я сдавала экзамены и в Школу-студию МХАТ тоже. Может, я и поступила бы, просто не пошла на третий тур. У меня была замечательная встреча с Олегом Табаковым, он был еще мальчишечка совсем, худющий, с копной каштановых волос, очень хорошенький. Он тогда учился на втором или третьем курсе Школы-студии. Ну и все же студенты смотрят на абитуриентов, на тех, кто пытается поступить. И вот Табаков ко мне подскочил после прослушивания — это был второй тур — и говорит: «Иди сюда к нам, во МХАТ. Я слушал тебя и просто уверен, что тебя возьмут». Он мне понравился, я его запомнила, конечно. Но когда проходила второй тур в «Щепку», сам мастер курса, Леонид Андреевич Волков, сказал мне: «Я тебя беру. Пожалуйста, приходи учиться на мой курс».

В институте все давалось легко?

Да, я была очень дисциплинированной, очень сознательной, очень хорошо училась, и мне это было нетрудно, потому что я очень много читала. Вот это было мое преимущество, я была такая образованная девица.

«Образованной девицей» были с детства?

Да, поэтому глаза себе испортила. Не одна я такая была, что чуть ли не с фонариком по ночам читала. Папа из-за этого часто скандалил с бабушкой — я с ней жила в одной комнате. Он неожиданно открывал дверь к нам, а там такая картина: бабушка курит «Беломор», а я читаю с фонариком. Здорово нам обеим влетало!

Да, очень живописная картина. Светлана Владимировна, я впервые вижу вас без очков. Что случилось?

Я сделала операцию и теперь отлично вижу.

Вы отчаянная женщина: в таком, скажем так, не очень юном возрасте решиться улучшать зрение! Вот я, например, боюсь.

Совсем не в юном, но у меня было безвыходное положение. После ухода из жизни Саши (муж Немоляевой — известный актер Александр Лазарев. — Прим. ОК!) у меня обвалилось все, и зрение рухнуло. Знаете, когда горе на человека сваливается, у него всё рушится, вот и у меня. Я стала просто отчаянно плохо видеть, у меня не осталось выбора. Сын настоял на операции, он меня за шкирку взял и отвел к врачам. Я вообще по натуре человек консервативный…

…и абсолютный однолюб, как мне кажется.

Да, семья и театр возникли у меня практически в одно и то же время.

Такой брак, на всю жизнь, — это дар свыше. Скажите, вы менялись под влиянием мужа — может быть, характер, какие-то взгляды на жизнь?

Как вам сказать… Великие мудрые люди говорят, что человек меняется каждые семь лет. В юности присутствует много наивности, доверчивости, я бы даже сказала какой-то глупости. Ты справляешься с этим, потом уже делаешь какой-то анализ, а позже приходит такой момент, что ты понимаешь, что так, как тогда, ты бы уже не поступила, была ребяческая выходка, а сейчас ты повзрослела. И так же в отношениях. Мы с Сашей по темпераменту совершенно разные. Если Сашу что-то озадачивало или, не приведи Господь, страдание какое-то, он как-то это все копил, в себе держал. А я наоборот. Я в этом смысле вся в папу — взрывная. Помню, мы с отцом поругаемся, потом друг другу позвоним, начинаем разговаривать и вспомнить не можем, из-за чего, собственно, поссорились. То же самое у нас и с Сашей было, но он, правда, таился, вдруг нет-нет да и вспомнит. А во мне было больше бесшабашности, и потом, я очень настырная и приставучая, а Саша нет. Он видел, что со мной не справиться, и как-то старался перевести разговор на другую тему.

Светлана Немоляева

У вас роман мгновенно вспыхнул? Александр Сергеевич уже работал в Театре Маяковского, когда вы туда пришли?

Мы пришли одновременно.

Лазарев заканчивал Школу-студию МХАТ. Получается, если бы вы послушали Табакова и поступили туда, то могли бы учиться с Александром Сергеевичем на одном курсе.

Нет, Саша помоложе меня. На восемь месяцев.

Ну, это несущественная разница.

Меня возраст вообще никогда особенно не терзал. Мы с Сашей даже разговаривали на эту тему в последние месяцы его жизни. Он говорил: «Светка, ты представляешь, мне скоро будет семьдесят три года. Неужели семьдесят три?!» Я говорю: «Ну что ты к этому относишься так серьезно, так драматизируешь? Мне уже давно семьдесят три, и потом, я женщина, и то так не зацикливаюсь на этом». Вы спрашивали, мгновенно ли вспыхнул наш роман. Я была ужасно влюбчивая, влюблялась всегда — и в школе, и в институте. Наш роман с Сашей возник не сразу, но мгновенно и закончился вот такой долгой дорогой в жизни. Нас объединяло чувство юмора, мы безумно иронично друг к другу относились. Вот мы сидим вместе перед спектаклем и ждем своего последнего выхода в «Ревизоре». Саша крутит свой хохолок и вдруг говорит: «Светка, как думаешь, чего мне сейчас больше всего хочется?» Я говорю: «Я знаю. Чтобы мы уже с тобой разгримировались, переоделись, сидели дома, выпили стопочку, поужинали и поговорили». Такое общение друг с другом на уровне понимания и иронии совершенно бесценно. Я без этого сейчас страшно страдаю. Хочется прийти домой, чтобы Саша был рядом, что-то ему рассказать, посмешить его, услышать ответную реакцию.

Скажите, Светлана Владимировна, время лечит, душевная боль утихает?

Я бы, может быть, сформулировала по-другому: оно не то что лечит, оно просто помогает. Иногда бывает, что тебе становится очень страшно жить. А потом вот это ощущение свершившегося горя уходит. Не затухает, а просто уходит куда-то внутрь, и ты справляешься с внешними проявлениями, но не с внутренними. Я могу сказать, что Бог и тут протянул мне руку помощи. Я очень востребована и очень занята, если бы я не была так занята, мне бы, возможно, было еще тяжелее. Мне помог родной театр. И конечно, режиссер Миндаугас Карбаускис. Он пришел в наш театр в годину такого несчастья — такой молодой, красивый, синеглазый. Он мне улыбнулся и сказал, что хочет со мной поработать. И мы начали репетировать «Таланты и поклонники», и это тоже стало спасением.

Я знаю, что ваше спасение — это еще и ваша семья, очень дружная, сплоченная: сын Саша, невестка Алина, внуки Полина и Сережа. Полина работает с вами в одном театре. Она говорила мне, что вы всей семьей приходите на каждый спектакль «Месяц в деревне», где она играет главную роль. И Полина этого даже немного стесняется.

Да, наши актеры смеялись над нами, что мы — я, Алина, Шура — после каждого спектакля идем за кулисы. Говорили: вот и вы, а мы думали, неужели вы не придете. (Улыбается.)

Это какая-то уникальная семейная спайка.

Я не думаю, что в этом есть какая-то уникальность. В вашей семье, Вадик, по-моему, тоже все очень близки, вам это не в диковинку. Мы все очень болеем за Польку, все желаем ей успеха. Дедушка любил и просто боготворил ее. У него была мечта, чтобы Полина работала в нашем театре.

И эта мечта сбылась!.. Светлана Владимировна, ваша бешеная популярность началась с картины Эльдара Рязанова «Служебный роман».

«Бешеная популярность»… Таких слов я не знаю. Меня начали узнавать — да, но это я почувствовала скорее по театру. Актеры на каком-то необъяснимом уровне чувствуют связь с залом. Я выходила на сцену и понимала, что для этих людей я уже не просто чистый лист бумаги, а актриса, которую знают. Это очень важно, я чувствовала себя более раскрепощенной.

Светлана Немоляева и Александр Лазарев

А когда вы шли на пробы «Служебного романа», у вас была мысль «вдруг не получится»?

Со «Служебным романом» было легко. А вот когда Рязанов пробовал меня на главную роль в «Иронию судьбы», я потерпела мощнейшее фиаско. У меня было, наверное, проб восемь с Андрюшей Мягковым, который был утвержден сразу. Но у меня ничего не получилось. Во-первых, я очень много лет до этого не снималась, во-вторых, мне надо было играть без очков, а линз тогда не было, и я чувствовала себя на пробах очень неуверенно. В театре я жила как кошка, я знала там все помещения, я чувствовала себя в своей стихии, а на съемочной площадке — нет. Саша как-то даже сказал мне не думать больше о кино. Когда мне прислали с «Мосфильма» сценарий «Служебного романа», я стала читать его на ночь глядя. Сашка спал уже, я его в бок растолкала и говорю: «Как думаешь, может ли этот прекрасный режиссер взять меня в свой фильм с таким замечательным сценарием?» — «Опять ты мучаешься с этими пробами. У тебя есть театр, успокойся и не думай». И вдруг мне позвонил Рязанов. Я сказала, что в восторге от сценария, но что если он опять будет меня пробовать, то я окажусь беспомощной. Рязанов ответил, что уже железно решил: эта роль моя.

И все полюбили Светлану Немоляеву в этой картине… Светлана Владимировна, мы только что с вами ехали на машине, я был за рулем, и вы мне так точно показывали дорогу. Я подумал, что вы бы могли быть отличным водителем.

(Улыбается.) Я бы с удовольствием водила. Что интересно, когда я в машине, действительно хорошо ориентируюсь, а так нет, сразу иду не в ту сторону. Саша говорил: «Когда ищешь дорогу, надо посмотреть на Свету. Если она пошла направо, надо идти налево».

Как хорошо, что живете вы рядом с театром — заблудиться просто нет шансов.

И не говорите. Рядом с работой жить вообще очень удобно…

…вы выходите из театра, идете по Тверскому бульвару, и через несколько минут уже дома — сплошные положительные эмоции. Вы ведь давно здесь живете. Расскажите, чья это была невиданная щедрость, что молодые актеры Театра Маяковского, Немоляева и Лазарев, получили роскошную квартиру на Тверской?

Это божественная, я бы сказала, история. В тот год, когда мы получили квартиру, был юбилей нашего театра, ему исполнялось пятьдесят лет. Тогда появилась возможность улучшить условия сотрудникам театра, и мы попали в список на улучшение жилищных условий. И в это время умирает Максим Максимович Штраух, наш великий, замечательный актер. Частных квартир в то время не было, если в квартире жил одинокий актер Театра Маяковского, то она оставалась за театром. И в это же время академик Келдыш сказал, что ему нужна квартира на Тверской, мол, он отказывается от своей огромной квартиры и претендует на площадь на Тверской. Было заседание Моссовета, там был такой замечательный дядечка по фамилии Базублука — на всю жизнь запомнила. (Улыбается.) Решался вопрос, кому дать квартиру Штрауха — академику Келдышу или актерам Театра Маяковского — Лазареву и Немоляевой, и он сказал следующее: «Знаете что, найдем мы этому академику жилье, пусть Дон Кихот поживет в хорошей квартире!» (В то время Александр Лазарев играл эту роль в популярном спектакле «Человек из Ламанчи». — Прим. ОК!)

Какая замечательная история, Светлана Владимировна.