Лариса Вербицкая

Бессменная ведущая «Доброго утра», соведущая программы «Модный приговор» на Первом канале ЛАРИСА ВЕРБИЦКАЯ в телеэфире 25 лет! «Можно ли в 50 выглядеть на 35?» — спрашивает нас телереклама. «Всё в ваших руках», — отвечает Лариса и выглядит абсолютно ослепительно. Так что экран, на котором вы встречаете ее каждый день за утренним кофе, вас не обманывает

Лариса, вы окончили университет в Кишиневе и начинали работать на Кишиневском телевидении. Скажите, какие качества для этого требовались, какой нужно было быть, чтобы попасть туда?
Какого-то списка качеств нам не предъявляли. Всё решала конкурсная комиссия. Я думаю, что я просто выигрышно отличалась от остальных претенденток, не по возрасту и нарядно одетых и причесанных. Я вела себя скромно, обладала приятной, но все же не кукольной внешностью. Думаю, это комиссию подкупило. На собеседовании мне предложили рассказать перед камерой о себе и прочесть информационный текст. И взяли.

Вы скромно одевались, не красились — это мама вас так воспитала? Я знаю, что ваша мама из многодетной семьи, она воспитывалась в детдоме.
Маме было девять лет, когда ее родители умерли и она попала в детский дом. Я спрашивала маму спустя годы: «Откуда у тебя такой вкус, такая требовательность к себе, к тому, что тебя окружает? Ты росла в послевоенные годы, знала нужду, голод, у тебя не было красивых вещей…» Первые платья, красивые, мама себе сшила сама из натурального крепа, шелка только тогда, когда уже начала зарабатывать деньги. Я вижу на фотографиях эти вещи — они элегантные, стильные, очень женственные.

То есть родители не баловали вас? Вы ведь единственный ребенок в семье?
Могу сказать, что в школе, уже в десятом классе, у меня было одно нарядное платье. И мне хватало, я чувствовала себя прехорошенькой. Еще у меня был сарафан, который я могла надеть и в школу на занятия, и на школьный вечер. Были туфли, осенние и летние. Такого изобилия, как сейчас — негде складывать, зимнее вынимаешь, летнее складываешь, — такого не было. Помню мамины лаковые туфли-лодочки, чудесные платья, в которых я любила повертеться перед зеркалом, когда мама уходила на работу.

А тайком от мамы не красились?
Первый такой опыт у меня был в пионерском лагере. Мы с девчонками вечером подводили глазки шариковой ручкой — косметика в то время была роскошью. Стрелки себе наводили такие! Очень даже. (Улыбается.)

Вы закончили школу и поступили на филфак. И сразу вышли замуж. Очень рано, в 18 лет.

Родители мои были против такого раннего брака. И они оказались правы. Первый брак у меня не сложился.

А почему вы расстались?

Как говорится, любовь зла. Я стала работать на телевидении, а муж этого не одобрял. Не одобрял — это ничего не сказать, это был просто ад. Это была непреодолимая, на физическом уровне, патологическая ревность. А со мной это было невозможно, я не желала превращать свою жизнь в бесконечные оправдания. Родители меня тогда отговаривали от развода, говорили: ну кому же ты будешь нужна с ребенком на руках. Но я как-то не побоялась принять достаточно взвешенное, взрослое решение — разойтись.

Вы воспитывали сына Максима, работали на телевидении, когда случайно познакомились со своим будущим мужем, кинооператором Александром Дудовым. Он ведь долго за вами ухаживал. Сколько месяцев? Причем вы жили в Кишиневе, а он в Москве.
Ну да, мы писали друг другу письма, у нас был почтовый роман. Тогда же не было Интернета. Александр мне каждый день звонил и писал, а я — нет, я больше читатель, чем писатель. Спустя время он признался, что, когда познакомился со мной, буквально через три секунды понял, что хочет на мне жениться. Он меня сразу спросил: кем вы работаете? Я говорю: диктором. Первая мысль, которая у него была, — хоть бы на радио, а не на телевидении. Потому что на радио в Москве было проще устроиться. Он уже думал о моем переезде. Но к тому времени мы оба уже так много пережили, что не спешили.

То есть Александр до этого тоже уже был женат?
Да. Кстати, Сашин первый брак распался, может быть, тоже из-за телевидения. Он был спецкором, уехал в длительную командировку. Можно сказать, да, телевидение разлучило. Так или иначе, мы решили, что слова «ревность» в нашей семье не существует.

Как вы почувствовали, что это человек в вашей жизни не случайный? Что это знакомство на всю жизнь?
Он был не похож на всех тех молодых и немолодых людей, которые ухаживали за мной. У него были совершенно другие глаза, другие манеры, внутренняя сила и внешняя скромность, это в нем подкупало. Понравился. Писал каждый день! Мы храним эти наши письма.

Ваш второй брак, зрелый брак — это был немножко расчет?

Вы имеете в виду финансово? Или что в Москву переехала, это? Вообще не расчет.

И это. И то, что сыну все-таки был нужен отец. Это уже был какой-то сознательный выбор? Вот человек, какой нужен, и я с ним смогу жить. Или это была любовь?

Конечно, любовь! Иначе зачем? Терпеть? Ты всё равно разглядишь недостатки со временем, но тогда их будет больше, чем тех достоинств, которые ты разглядела в самый первый момент, и это будет очередным большим разочарованием. Поэтому без любви я не представляю брака. Конечно, вместо пылкости взаимоотношений, когда вначале у тебя всё вибрирует, как будто твое сердце на пружинах и всё время колышется, приходит спокойная теплота. И она более важная, с моей точки зрения. Когда есть желание возвращаться домой, когда хочется позвонить лишний раз, услышать голос…

У вас двое детей. С кем было легче, со старшим сыном или с младшей дочкой?

С Максимом, конечно, было легче. И это парадокс на самом деле, потому что, казалось бы, на него было меньше времени, я его воспитывала одна какое-то время. Он с детства очень ответственный. Если мама спит — тише, мама спит после ночной смены. Когда он стал постарше, приходил со школы и видел гору непоглаженных вещей сестренки, он мог взяться их гладить. А ведь он был еще школьник! Максим с Инной гулял, ее кормил. Уже на втором курсе юридического института он сам зарабатывал деньги, создал свою юридическую фирму. Он довольно рано научился брать ответственность за тех, кто рядом.

Юрист в семье — это неплохо.
Да, Жириновский все время говорит, что у него папа юрист, а у нас сын юрист. (Улыбается.) Инна, дочка, конечно, была нашей любимицей, балованной, ее от всего немножко оберегали, очень много уделяли ей внимания. И по сей день уделяем. Ей 22 года, она студентка Университета дружбы народов, готовится стать профессионалом в области PR-технологий. Она другая, ее формировали другие книжки, другие фильмы, другое телевидение. Другие вещи, другие игры, в конце концов.

Пока не замужем?
Ну, сейчас это в порядке вещей, девушки очень рано начинают встречаться с молодыми людьми и не скрывают этого. Сейчас время такое, в некотором плане оно, конечно, изменило моральные ценности и развратило общество. Сегодня в порядке вещей жить в гражданском браке, легко говорить о сексе. Хотя для меня эта тема кажется очень личной, интимной, мы так были воспитаны.

А почему вы ее не отправили, например, за границу учиться, где все-таки строже всё?

Вы в этом уверены? А сколько примеров я знаю, когда ребенка отправляли за границу и начинались наркотики? У нас даже вопрос так не стоял.

Когда вас взяли на телевидение, в Кишиневе, что вы чувствовали тогда? Трудно вам было?
Тогда дикторов по всей стране было меньше, чем в отряде космонавтов! Я относилась к работе серьезно. Нужно было овладевать мастерством, ставить голос. Я стала брать уроки по постановке голоса у вокалистки с итальянской школой.

А какие сегодня требования к тем, кто выходит в эфир? Иногда кажется, что больше не требуются ни образование, ни голос, ни правильное интонирование.

Сегодня огромный объем вещания, круглосуточный. По сотням каналов. А в школах сколько уроков русского языка в неделю? Меня удивляло, как мало русскому языку учили в школе, например, мою дочь. У нас сегодня все ведущие: певцы, артисты, врачи, юристы, депутаты… Циркачи у нас ведут программы, спортсмены. Почему-то считается, что они могут работать телевизионными ведущими.

Вы переехали в Москву и начали работать на Центральном телевидении, где были сильные дикторы, опытные. Как вас вообще взяли? Желающих-то много было, наверняка.

Я показалась, понравилась, взяли. (Улыбается.) Я присматривалась сначала, но вписалась довольно быстро. Я пришла в отдел дикторов, который тогда обслуживал все каналы. Через месяц с небольшим я уже работала на первой программе. А когда-то для этого многим дикторам нужно было пройти долгий путь. Просто время было такое, мое было время — молодежи стали давать дорогу, стали продвигать молодых.

Вы 25 лет на телевидении — просто рекорд. Долго работаете ведущей «Доброго утра». Нет желания сделать свое ток-шоу, попробовать что-то еще?

А мне не скучно. Программа «Доброе утро» выходит в эфир уже более двадцати лет! Четыре часа, пять дней в неделю. По тому количеству раз, которое я сказала «Доброе утро!», уже можно попасть в Книгу рекордов Гиннесса. Я горжусь тем, что всегда работала на Первом канале. Считаю, что на сегодняшний день это все-таки ведущий канал в стране. Мне нравится тот масштаб идей и проектов, которые делает Первый. Если канал сочтет нужным предложить мне что-то другое… Потенциал я в себе, конечно, чувствую, есть опыт и наработки, авторитет определенный.

Но 25 лет — это срок. Тогда расскажите, чем именно ваша работа так интересна.
Моя работа подарила мне незабываемые встречи с выдающимися, яркими людьми: президентами, премьер-министрами, врачами, художниками, звездами спорта, шоу-бизнеса, мировой оперной сцены, Голливуда. Вот Чак Норрис, например, совершенно меня поразил. Я представляла его таким мачо, сильным. Мне казалось, что, когда он появляется в каком-то пространстве, он должен затмить собой всё — своей энергией, темпераментом, харизмой. А пришел абсолютно скромный, тихий, невыспавшийся, еще не справившийся с разницей во времени человек, даже немножко беззащитный...

Все обсуждают Закон о цензуре в средствах массовой информации. А вы как относитесь к цензуре, к запретам?
А что плохого? Более того, я хочу сказать, что запретами можно очень многого достичь. Вот смотрите, запретили курить в общественных местах. Пошумели, но, так или иначе, не курят. Есть места для курения, но они самые необорудованные, там сквозняки, неубрано. Идешь по лестнице — переполненные урны окурков. Раньше на экране люди курили и выглядели презентабельно, вальяжно, а сейчас только отрицательные герои курят. Курение ассоциируется с плохими, ущербными людьми. И многим, у кого развито чувство собственного достоинства, просто приходится бросать курить. Всё равно же не переломишь эту ситуацию. Да, общество решило, что курить плохо, ну что делать? Если ты не хочешь стоять в заплеванных местах, испытывать неудобство во время длительных перелетов, в дороге, или тебе неприятно, что ты хочешь курить, а тебе запрещают — бросай. Надо это просто принять.

Но кто будет решать, что запрещать? Можно ли показывать неоднозначный фильм Бунюэля «Дневная красавица», или телевидение в принципе обойдется без таких произведений?

Их можно показывать в какое-то определенное время. Мы культивируем внимание только к сексу, только к насилию. Вообще неплохо было бы, конечно, отрубить желание насаждать всё это зло, агрессию, это уже надоело. Жизнь-то разная! Личность формируется более глубокой, когда всё не сведено к одним только инстинктам. Сегодня телевидение уже так обозлило, так настроило против себя, что выросло целое поколение, не смотрящее телевизор. Я лично знаю семьи, у которых в доме телевизоров просто нет.

Как вы относитесь к сегодняшнему культу молодости, к необходимости хорошо выглядеть, чтобы быть успешной?
Мне лично больше нравятся лица, на которых написана какая-то история, которые не похожи на лица барышень, будто сошедших со страниц журналов. Ну правда, их так много сейчас, и они все на одно лицо — все красавицы, почему-то все очень высокие, как лосихи. А вот когда появляется в этом стаде что-то другое, не идеально красивое, но не похожее на всех, это вызывает больше доверия.

Ну а карьерный рост — какой? Или это только ваша слава, которая, допустим, позволяет вам дороже брать за корпоратив?

Ну, в этом есть определенная доля истины. Каждому свое. Есть люди, которые хотят управлять. Хотят сидеть в большом кресле за большим столом, генерировать мысли и выдавать их за единственно правильные, подписывать тонны бумаг. А есть люди, которые прекрасно работают в кадре, много лет. Это разные профессии, ими занимаются разные люди, и это правильно. Вот что мне кажется не таким правильным — когда начинают одного человека тиражировать на канале в очень многих проектах. Есть манера поведения, штампы, которые в небольших дозах очень хороши и работают на имидж и этого ведущего, и канала. Но когда идет перенасыщение, когда отжимают до такой степени, что уже и отжимать нечего... Артист должен уходить со сцены, чтобы его еще хотели, чуть-чуть еще голод оставался, чтобы он не уходил под стук собственных каблуков.

Ну, к вам это не относится пока. Лариса, вы ослепительно выглядите. Это природа? Фитнес? В спортзал ходите?
Это усилие воли. В спортзал я не хожу, мне скучно. Этот психоз, когда все вокруг таскают немыслимые тяжести, скачут, включив очень громкую музыку, под команду тренера делают какие-то прыжки, степы… Мне этот массовый фитнес перестал быть интересен. Я открыла для себя йогу и скандинавскую ходьбу. Ну и стараюсь меньше есть. Я перестала уже давным-давно есть сладкое — шоколад, конфеты. Я поняла, что мне это не добавляет здоровья. Нужно в эту топку бросать то, что не будет тебя портить.

Но все-таки вы ощущаете возраст? Когда уже нужны очки, иначе не прочтешь ничего в магазине?
Так это же хорошо, что не прочту! Сэкономлю деньги, не буду покупать. У женщин, которые не очень хорошо видят, особенно близоруких, есть такая рассеянность во взгляде… И они всегда наводят резкость только на то, что хотят видеть. И потом, когда человек не очень хорошо видит, он и свой возраст не может толком разглядеть. (Улыбается.)

Полную версию интервью читайте в журнале ОК! №31