Федор Бондарчук: «Кино — это вся моя жизнь, без этого я не смогу»

«Режиссер, актер, продюсер, руководитель многочисленных ведомств и организаций, а с недавних пор еще и педагог (что, кстати, вполне логично)... Мы с Бондарчуком дружим уже лет сто, и вот наконец я впервые беру у него интервью»,— пишет Вадим Верник на страницах журнала ОК!

Федя, мы с тобой долго не могли договориться о дате. Постоянные съемки, разъезды. При всех других нагрузках ты столько времени уделяешь актерской жизни! Сниматься и сниматься — для тебя это бесконечный кайф?

Здесь, Вадик, несколько составляющих... Дожили, называется. Дожили до режиссеров, до сценариев, до сценарных групп, до продюсеров. Я прошел долгий путь в кино. Я в нем уже тридцать лет. У меня более семидесяти актерских работ, и, знаешь, по роду своей деятельности я часто «серфингую» по кинопоисковым ресурсам. Так вот, я набредал на такие свои роли, которые сейчас туда бы уже не вписал. С другой стороны, это говорит о времени, которое мы прожили после развала страны в начале девяностых. Я тогда не раз отказывался от предложений запуститься с полным метром. Читать, а уж тем более снимать «это» было невозможно. Ждал, готовился к «своему» фильму. А вот от ролей, в том числе и совсем не интересных, отказаться не мог. Страх какой-то жил во мне или жадность. Хотя и в то время были отличные картины. Гриша Константинопольский каким-то чудом смог снять «Восемь с половиной долларов». И я его считаю своим ангелом-хранителем, который, конечно, на биографию мою сильно повлиял. Был потом Рома Качанов со своим «Даун Хаусом». Ему я тоже безмерно благодарен!

Да-да, с этим фильмом была связана скандальная история. Ты играл там князя Мышкина.

Сейчас, если посмотреть, то это такое милое, интеллигентное и интеллектуальное кино.

Сентиментальный артхаус.

Именно. Но тогда был дикий совершенно скандал: как вы могли прикоснуться к святому имени Фёдора Михайловича, да и к тому же, как сегодня говорят, оттроллить его, устроить весь этот хайп. (Улыбается.) Так или иначе, все эти моменты очень важны. Моя жизнь всегда на сто процентов состояла из кино. Меня спрашивают: «Вы кто? Чем вы занимаетесь?» Я Фёдор Бондарчук. Точка. Я снимаю, продюсирую и снимаюсь. Других дел у меня нет. Ну... есть, конечно, но они идут своим чередом.

Кино — это вся моя жизнь, она мне интересна, без этого я не смогу. И здесь возникает только одна проблема — проблема отсутствия времени. Если бы я мог не спать, было бы совсем хорошо. Будущее мне представляется в том числе в виде сокращения часов сна.

Ты знаешь, Федя, для меня загадка: ты так прекрасно выглядишь, еще успеваешь спортом заниматься, а при этом такой гипертрудоголик. Сколько ты вообще спишь?

От четырех до семи часов. Конечно, этого недостаточно. Вот сегодня и последние четыре дня спал по четыре часа — заканчиваются съемки сериала «Год культуры». Это жутко интересная история. У нас две студии: одна занимается кино, другая — телевидением. Плюс 2017-й был для нас очень важным: мы открыли школу кино и телевидения «Индустрия» — это такая площадка для молодых, талантливых, ярких, смелых. И вот это моя жизнь: кино, кино, кино...

Федор Бондарчук

Но ведь так можно и надорваться. А с другой стороны, можно здесь недодать, там недодать, здесь не успеть.

Конечно, всё это большие проекты, готовят их долго, подробно. Это касается и ролей, и фильмов, которые мы продюсируем. Но это не касается моих режиссерских работ, потому что на это время все остальные процессы для меня застывают. А насчет надорваться... Ну что такое сон, еда? Еда мне неинтересна, тратить на нее время неохота. Удовольствие я получаю от других вещей.

То есть ты совсем не гурман?

Был когда-то, был.

А я вообще никогда им не был. Знаешь, меня Игорь часто спрашивает, как можно постоянно есть однообразную пищу, — так же, говорит, скучно, неинтересно жить.

Он лукавит. Он лукавит, потому что сыграть, например, за неделю три спектакля — «Светлый путь. 19.17», «№ 13D» и «Дракон» — это дикая нагрузка. В принципе твоего брата потом на реабилитацию в какой-нибудь рехаб надо отправлять. И когда ему думать о еде? Спортом ему не надо заниматься, потому что все вышеперечисленные спектакли — это и есть самый настоящий спорт.

Но вот ты, например, фанат спорта.

Что касается моей формы, это всё родители, генетика. Я к этому почти не имею отношения. А так да, я люблю ходить по дорожке в наушниках, могу просто идти часа два. За это время массу чего придумаю, обдумаю, посмотрю, послушаю.

И какой репертуар?

Музыка или сериалы. В основном музыка, конечно. Я самый настоящий меломан. У меня там совершенно разнообразные треки: может быть Бетховен, могу разминаться под «Полёт валькирий», а закончить Бастой и Скриптонитом, Oxxxymironом, «Каспийским грузом» или Хаски. Свой плей-лист я буквально выхватываю из среды, в которой нахожусь. Если где-то я слышу мелодию, которая меня зацепила, я тут же достаю телефон и «шазамлю». Смешная история с «Грибами», в которых никто не верил. Я услышал их буквально за два дня до того, как они ворвались в наше музыкальное пространство. Я сказал: «Поверьте мне, это будет взрыв». Ровно через два дня страна сошла с ума, в прямом смысле этого слова. Вот еще про музыку. «Серебряный дождь» отмечал юбилей и составлял плей-листы своих друзей со времен основания радиостанции. Дима Савицкий попросил прислать ему мой список, но я отказался отправлять, так сказать, плей-лист жизни, потому что он всё время обновляется. В последнее время мне не нравится слушать то, на чем я вырос, что повлияло на меня, сформировало, то, что связано с какими-то периодами моей жизни. Мне нравится жить днем сегодняшним, а еще лучше слушать ту музыку, которую не догоняют, которая придет чуть позже или не придет вовсе.

И в итоге я прислал свои, назовем это так, пристрастия за полгода. В результате он мне ответил: «Мой программный директор говорит, что из всех, кто прислал, у тебя и Ренаты Литвиновой суперхит-листы, я сам поражен, слямзил у тебя пару-тройку треков». И это всё, повторяю, разнообразная музыка — от Басты до тем Ханса Циммера из певого и второго сезонов сериала «Корона» или, например, весь саундтрек к «Большой маленькой лжи», выдающийся, я считаю, саундтрек.

Федь, с твоими познаниями ты можешь быть еще и диджеем.

Меня это дико увлекает, но на это действительно нужно время. Просто смотреть, как они играют, — медитация, это меня как зрителя просто завораживает.

Федор Бондарчук

Шаманство в этом есть какое-то.

Колдуны, колдуны. Абсолютно.

Я посмотрел фильм «Селфи», который ты продюсировал и где сам снимался (фильм выходит в прокат 1 февраля), и нахожусь под впечатлением. Он в том числе и о моральной усталости, когда в жизни ничего уже не радует. Тебе такое состояние знакомо?

Нет, никогда такого не было. Я этого состояния очень боюсь. Я всегда переживал из-за других вещей — например, когда сам себе ставил очень высокую планку. Мы со «Сталинградом» четыре года держали первое место по бокс-офису. Но потом приходят твои товарищи, и ты радуешься и за «Последнего богатыря», и за «Движение вверх». Это и для тебя какой-то вызов, это подстегивает. Знаешь, в Голливуде все судят и оценивают тебя по твоей последней работе — есть такое понятие hot director, «горячий» режиссер. Вот он как пирожок сейчас: его вынули из духовки горячим — и он на рынке. Судят по последним работам, совершенно никого не волнуют твои заслуги, то, что было в прошлом. Поэтому состояние, когда ты сделал большой хит или эксперимент, как в случае с «Мифами» Саши Молочникова, очень странное: с одной стороны, опустошение, с другой — тебе надо срочно двигаться дальше.

Вакуума никогда не бывает?

Вакуума нет, но состояние тревожное после успеха, конечно. У меня были и сложные времена, понимаешь. Были у студии и финансовые сложности, когда мы брали на себя непомерные обязательства и верили в индустрию, которой на тот момент не существовало. Пример — «Обитаемый остров». Мы оказались в финансовом кризисе в стране в 2008 году, ты же помнишь этот «черный понедельник»...

Конечно.

...когда в один день только на курсе теряешь восемь миллионов долларов. Это колоссальные деньги. Многие мечтают о таких бокс-

офисах в целом, а мы потеряли его просто за один день проката на разнице в курсе. Пройдя через всё это, ты понимаешь, что сделан из металла и бетона. Вообще, я считаю, наше с тобой поколение уникально. Мы люди, которые родились в одной стране, закончили институт уже в другой, начали что-то делать в третьей, пережили три кризиса, войну в Чечне... Наше поколение отличается, конечно, сильно, и повторить этот путь невозможно. Мне задают дурацкие вопросы из серии «хотел бы я родиться в другое время?».

Я ни в какое другое время родиться просто не мог. Я помню одну страну, помню, что происходило, помню вот этот переходный период, первое ощущение свободы, когда ты понимаешь, что всё, что затеял или задумал, можно реализовать, и всё, что ты скажешь, может быть услышано или опубликовано.

Я прекрасно помню даже твои ранние эксперименты с Людмилой Гурченко, когда ты, совсем юный клипмейкер, снимал для нее видео и фильм музыкальный, и в каком она была восторге от тебя. В еженедельнике «Неделя» мы даже обложку напечатали с тобой и Гурченко.

Да-да. Но сейчас я на это смотрю скорее с умилением.

Почему?

Наивно. С точки зрения кинематографического пространства.

А вот с точки зрения деловой тире творческой хватки? Я вот помню, тебе было лет семнадцать, мы одновременно отдыхали в Пицунде, ты еще тогда с мамой был, такой юный мальчик прекрасный, заканчивал школу, и вскоре — резкий скачок. Ты ведь очень быстро стал самостоятельным и самодостаточным человеком.

Да. Я пришел из армии, когда мне было двадцать лет, а в двадцать один год я уже жил самостоятельной жизнью и зарабатывал на хлеб. И жил я без родителей, потому что в тот момент у меня с ними были тяжелые отношения...

Я этого не знал.

И не будем это обсуждать. Обычные семейные дела. Но я благодарен своему отцу, который дал мне возможность попробовать что-то делать самому. Я рано почувствовал, что с фамилией Бондарчук заниматься кино крайне сложно. Вот мне сейчас пятьдесят, и я до сих пор читаю, что мне всё на блюдечке с голубой каемочкой досталось. А отец ведь очень рано ушел из жизни.

Федор Бондарчук

Да, рано, но я знаю, что он всегда был и остается для тебя непререкаемым авторитетом.

И не просто авторитетом. Вообще мое отношение к искусству и к задачам искусства — это всё выражено в цитате из Толстого, которая висела у отца в кабинете: «Художник, для того чтобы действовать на других, должен быть ищущим. Только если он ищет, зритель, слушатель, читатель сливаются с ним в поисках». Маленький Федя поначалу смотрел на это просто как на слова, потом начал считывать смыслы. Отец мой учитель, безусловно. В те редкие моменты, когда он был дома, наше общение строилось в форме игры, начиная от живописи и резьбы по дереву и заканчивая скульптурой и просмотром фильмов.

Когда мы играли, он вырезал мне из картона иконку широкоформатную, открывал большой альбом Иеронима Босха, две картины — «Ад» и «Рай», и говорил: «Расскажи мне историю, перемещая картонку-кадр по этой многокомпозиционной картине».

Ты ведь даже одно время сидел в кабинете отца на «Мосфильме».

Да, кабинет остался до сих пор, хотя мы переехали уже, не помещаемся там — студия большая. Но кабинет остался.

Это был принципиальный момент — сделать офис в рабочем кабинете отца?

Я волновался сильно. Спросил его разрешения, и он сказал да.

Я не раз наблюдал, какие у вас с твоей мамой, Ириной Константиновной, отношения, — настолько теплые, настолько близкие. В прошлом году в МХТ был замечательный ее вечер. Ты, естественно, тоже там был.

В первую очередь я благодарю театр за этот вечер.

Игорь вел его — беседовал с Ириной Константиновной на сцене.

И Паулина тоже повлияла на то, чтобы этот вечер состоялся.

Так вот, мне было очень интересно наблюдать, как вы общались с Ириной Константиновной. Она на сцене что-то рассказывала про тебя, про твое детство, а ты из зала так мягко: «Мама, не надо!» В этом «Мама, не надо» было столько теплоты, юмора и самоиронии.

Спасибо.

Просто для меня всё это тоже очень близко. Ты же знаешь, какие отношения у меня и Игоря с папой...

Да, конечно. Когда я на ваше общение с Эмилем смотрю, у меня слезы наворачиваются.

А как было приятно, когда Ирина Константиновна позвонила нашему Эмилю, чтобы поздравить его с Новым годом, и предложила встретиться и чаю попить вместе!

Обязательно сделаем эту встречу, Вадик.

Сделаем. Хотя ритм жизни столь стремительный, что на такую лирику времени почти не остается, успеть бы на ходу отдохнуть!.. Я вот, например, отдыхаю за рулем. Ну а ты всё время с водителем. Понятно, так еще больше всего можно успеть.

В редкие выходные я вожу сам. Я люблю быть за рулем. Мне кажется, я хорошо управляю.

У тебя Range Rover. Такая машина идеально с тобой сочетается.

Да, это прям машина моя. С одной стороны, консервативна по своей основе, по своим «родителям», по своей биографии, а с другой — она совсем не отворачивается от будущего и новых технологий. Эта машина похожа на меня! Это машина либерального консерватора, который сочетает в себе, с одной стороны, идеи свободы и права личности, а с другой — стремление к порядку, сильной государственной власти, национальным традициям. Вот. (Смеется.)

Очень поэтично ! А скажи, у консерватора Бондарчука в жизни бывали провалы? Лично я этого не припомню.

(Долгая пауза.) Да, бывали.

Федор Бондарчук

Ты тоже не сразу вспомнил.

«Провал» — мощное слово. Поэтому я так и реагирую. Провалов, наверное, не было... А хотя нет, давай оставим слово «провалы», потому что они были. Были. Я человек рисковый. Понимаешь, всё время залетаю на экспериментальные территории. Я работаю с молодыми, с дебютантами — это не всегда гарантия успеха. Да и я сам, как режиссер, брался за огромные проекты с диким опережением по времени: ни индустрия, ни я не были готовы.

Что ты имеешь в виду?

После успеха «9 роты», когда строительство кинозалов росло на тридцать–сорок пять процентов, а доля российского кино в 2005 году составляла тридцать процентов от общего бокс-офиса, мы решили делать «Обитаемый остров». Я помню прекрасно этот разговор с Роднянским, у нас было два направления, два концепта: «Что, если перенести Стругацких в мир сегодняшний и ничего не строить, а всё снять в Москве?» Просто рассказать эту историю в сегодняшней Москве. Или же второй вариант — выстроить целый мир, сшить костюмы, показать, как может выглядеть Саракш, сделать выгнутый горизонт.

И вы выбрали второй путь.

Выбрали второй путь и взяли на себя семьдесят два объекта, двести двадцать два съемочных дня, и я чуть не помер на этой картине.

Это к провалу какое имеет отношение?

Понимаешь, когда ты своей дебютной картиной делаешь такой шум... Никто же не верил в «9 роту»...

К тебе вообще очень скептически многие относились тогда.

Да, а после «9 роты» всё встало на свои места. А поначалу, кроме Роднянского, никто не поверил. И это был колоссальный успех, я даже не осознавал, что происходит.

Помню, как ты мне звонил перед первым съемочным днем «9 роты», приглашал приехать на площадку, в какой ты был эйфории от того, что запускаешься с этим фильмом.

Шесть лет я готовил его, шесть лет не мог собрать бюджет и уже давал себе слово, что «или этой весной, или уже никогда». Так вот, на волне успеха ты берешься за такую глыбу, но у тебя не оказывается рычага или же этот рычаг ломается.

Я «Обитаемый остров» имею в виду. У картины был огромный бокс-офис, он стал лидером проката, но всё же не совсем оправдал наши ожидания. Сейчас-то я смотрю и вообще не понимаю, как снял этот фильм в 2006 году. Это даже физически казалось невозможным.

Но ты же сам говоришь о неподъемных планках как единственно для тебя приемлемых... Забавный момент: тебя все стали называть Фёдором Сергеевичем, когда ты был еще совсем молодым.

Это правда. (Улыбается.)

А почему так?

Не знаю, не знаю. Сейчас, наоборот, в школе, в «Индустрии», многие зовут меня Фёдор, и мне это нравится. Дожить до пятидесяти лет Фёдором Сергеевичем, а после полтинника превратиться в Фёдора. Мне нравится. Я пока, честно говоря, Вадик, этого еще не исследовал — почему меня после армии все начали называть Фёдором Сергеевичем.

Ты же такой явный лидер, Федь. Это, очевидно, гены.

Трудно сказать. Вокруг меня всегда была компания единомышленников, компания превратилась в киностудию, киностудия в другую, мы занялись другими направлениями. Всегда были люди рядом. Я радуюсь, я люблю радоваться успехам своих коллег. А если ты еще и помочь кому-то можешь, то это вообще здорово.

Федор Бондарчук

Еще такой момент: многие тебя воспринимают как очень надменного человека с неизменным бронзовым загаром. Но на самом деле ты невероятно теплый, мягкий, душевный, трепетный.

Ну и пусть воспринимают. (Улыбается.) Ну ты же знаешь меня другим?

Я знаю.

Вот и всё.

Ты новых людей без особой радости впускаешь в свою жизнь?

Ой, это очень сложно.

Пусть лучше будет защитная маска, броня?

Ну конечно. Это выработанная реакция на окружающий мир. Наверное, это пошло от того, о чем мы говорили: тяжесть фамилии, защитная реакция — как угодно.

Я отлично помню день, когда родился твой сын Серёжа. Мы были тогда в Доме кино, потом все вместе поехали отмечать домой к Мише Мукасею.

Да, все мои друзья, и вы с Игорем в том числе, веселились, танцевали и выпивали, а я тупо уставился в одну из первых компьютерных игр. Помню, там два замка надо было пушечками рушить: я в одну сторону тюк — выпью, в другую сторону тюк — опять выпью...

Серёжа вырос и снялся в кино. Мне понравилось, как он в «Сталинграде» у тебя играет.

Спасибо.

Скажи, Серёжа уже определился с профессией, приоритетами?

Нет. Ты знаешь, мы немножко поздние. Мы я имею в виду своего отца Сергея Фёдоровича и себя. Папе было тридцать восемь лет, когда он дебютировал в качестве режиссера с «Судьбой человека». И что самое интересное, мне тоже было тридцать восемь, когда я начал снимать «9 роту».

Мистика!

Совпадение. Это я чуть позже понял. Серёже сейчас двадцать шесть, думаю, у него, по нашим меркам, еще есть время. Он учился в американской киноакадемии (New York Film Academy) в Лос-Анджелесе. Сейчас занимается бизнесом, и достаточно успешно.

Не кинобизнесом?

Не кинобизнесом. И всегда у нас были с ним такие, скажем так, робкие разговоры про кино. Сейчас они превратились в разговоры двух друзей.

Вы вообще друзья.

Мы друзья, да. Я бы хотел, чтобы он занимался кино: это может быть продюсирование, актерская профессия. Но актерская профессия — это очень серьезно, над этим надо работать, и работать постоянно. Поэтому мы часто вспоминаем Игоря в наших разговорах: у твоего брата есть театр, есть постоянный тренинг общения с аудиторией — это, конечно, отличает театральных артистов от киноартистов, хотя время изменилось.

Вообще сейчас актерская братия, новое поколение артистов, они фантастически подготовленные, фантастически включенные. Это другой организации молодые люди.

А ты сам хотел бы выйти на сцену?

Да. Страшно очень! Наверное, когда-нибудь...

А были предложения?

Были, были, конечно. Но пока не время.

Ну слушай, мы с тобой в МХТ в последнее время часто встречаемся на спектаклях, где Паулина и Игорь играют вместе.

Да.

Паулина была у нас с Игорем в программе

«2 ВЕРНИК 2» на канале «Культура», она сказала…

Идем дальше, Вадик.

Когда Игорь спросил ее, какое событие в жизни произошло, которого она даже не ожидала, Паулина подумала и сказала: «Встреча с Фёдором»…

А у меня это встреча с Паулиной! Но пойдем дальше. (Улыбается.) Давай еще поговорим о кино.

Федор Бондарчук

Как скажешь. Почти одновременно у продюсера Бондарчука выходят фильмы, абсолютно полярные: «Лёд» — такая драматическая история и одновременно мелодрама, сказка, и «Селфи» — абсолютная мистика, где мне, зрителю, не до конца понятно, то ли я сошел с ума, то ли герой…

Во-о-от! Если ты это говоришь...

Я говорю как чувствую.

Нас теперь трое: Коля Хомерики, я и ты. Мы в начале пути договаривались: либо у Богданова, писателя, которого играет Костя Хабенский, будет раздвоение личности и он будет реальным маньяком, либо это будет его фантазия. Но Коля каким-то удивительным, невероятным способом оставил всех зрителей в таком подвешенном состоянии: хочется взять и перемотать пленку, подумать, где и что ты упустил. Вот Коля достиг этого. Вообще этот жанр очень сложный. Скажем так, это триллер. А «Лёд» — это история про мечту, и она, конечно, сделана по всем законам зрительского кино. Она очень эмоциональная. Это дебют режиссера Олега Трофима. И я считаю, что он просто ворвался в кинематографическое пространство, появилось новое имя. Безусловно, это и продюсерский проект, потому что Саша Андрющенко и Миша Врубель, наши коллеги из «Водорода», ну просто ручками его практически сделали.

В картине «Лёд» отличная актерская работа у Аглаи Тарасовой. Я за нее очень порадовался.

По поводу Аглаи. Ты не представляешь, какое количество времени мы провели на пробах, чтобы найти эту интонацию, ключ к этой роли. Она молодец, сложный характер у нее получился. Физически тяжелая роль. Потом (и я ее понимаю) ей очень непросто было появляться в кадре с мамой. Я благодарен Ксении Александровне Раппопорт, которая все-таки согласилась, хотя могла сказать: «Дети? И я? Нет. Пусть сама».

Ты с таким удовольствием сейчас рассказываешь про кинопроцесс, которым живешь много лет, страсть твоя не притупляется — вот это мне безумно нравится.

И я могу еще сказать такую фразу: «Всё только начинается!» Вадик, мир меняется при нас, здесь и сейчас, мы не через десять или двадцать, а через три года будем жить в другой парадигме.

Я чуть-чуть попал в этот кинопроцесс, когда снимался в фильме «Мифы». И мне было приятно твое мнение по поводу моей актерской, если можно так сказать, работы.

Вадик, ты переиграл всех.

Хорошо, Федь, приму это за чистую монету!

Переиграл всех. Говорю искренне.

Спасибо... Тебе недавно исполнилось пятьдесят. Ты что-то почувствовал в связи с этим?

Да нет, не почувствовал. Мое извечное отношение к времени, к качеству жизни, к людям, которые тебя окружают, — это энергия. У меня очень разные, интересные, яркие друзья, и я счастлив, что они со мной, я им благодарен... Вечер, проведенный с Роднянским, ты понимаешь, что это жизнь, ты должен отчасти соответствовать. А мхатовские друзья, которые ворвались в мою жизнь через Паулину и Игоря. Такое интересное и качественное время я провожу с ними, за что я и им благодарен. К

омпания сына — это вообще молодые львы, это совершенно другая история... Ты говоришь о каких-то изменениях, связанных с возрастом. Сейчас дело только во времени, не хочется впустую его тратить.

Последний вопрос: это правда или байка, что ты стал студентом ВГИКа, потому что провалился в МГИМО?

Правда.

То есть, если бы ты поступил, жизнь развивалась бы совсем в другом ключе.

Да ни в каком другом ключе она бы не развивалась. Просто была бы задержка по развитию. Ах, не знаю, слушай, мы предполагаем, а Господь располагает. Я здесь с тобой сижу и разговариваю...

…о кино.

Да, о кино. (Улыбается.) Вот и ответ.

Фото: Данил Головкин. Стиль: Ирина Свистушкина. Груминг: Анастасия Кириллова/Giorgio Armani Beauty Ассистент фотографа: Павел Панкратов. Ассистент стилиста: Мзия Гвидиани