Дмитрий Оленин

Как вас приняли коллеги в столице?
Коллектив «Русского Радио» — это одна большая семья. В Москве первое время мне приходилось туго, и коллеги с застенчивым видом подкладывали мне деньги или приглашали в гости и говорили: «Ну что ты, останься еще на день-другой». Знали, что мне жить негде. (Улыбается.)

Вспомните, сильно ли вы волновались, когда впервые оказались у микрофона?
Конечно. Мой наставник Александр Карлов, который принимал меня на работу, за пять секунд до первого эфира подошел и сказал: «Сними наушники. Все, что ты сейчас скажешь, услышит вся страна. Ты это понимаешь?» Надо ли говорить, что и без того трясущиеся руки и ноги попросту запрыгали! Проквакал что-то в микрофон как лягушонок. Потом, конечно, всё стало хорошо. Во всем нужен опыт. 

Ваши родные остались в Череповце?
Да, мои самые близкие люди — старшая сестра и ее двое детей, мои племянники, — живут там. Родителей у меня нет, я сирота. Остальные родственники — тети, двоюродные братья и сестры, их дети — в разных городах. В начале этого года, в январе, я снял дом в Харькове, и все двадцать пять родственников собрались там, чтобы провести время вместе. Зимой соберемся снова. Надеюсь, что теперь это будет наша семейная традиция.

А как насчет того чтобы завести свою семью?
Я в семье младшенький, и меня до сих пор не покидает чувство, что я еще пацаненок, которому нужно взрослеть. Думаю, не стоит идти вразрез со своим нутром, нужно делать что-то, если только сильно приспичило. Недавно был такой период: мне жутко хотелось, чтобы у меня сейчас же родились дети. Мои друзья взволновались: «Не торопись, послушай нас, успеешь!» — и стали приходить ко мне со своими маленькими детьми. Я понял, что выдерживаю их два-три дня, а потом… (Смеется.) 

Ну, это все-таки чужие дети.
Знаете, когда я пытался сделать что-то вопреки своим ощущениям и интуиции, я был наказан. Не складывались у меня отношения, все заканчивалось неприятно. Я сделал вывод: не надо жить в угоду обществу — подписчикам в соцсетях, бабушке по соседству. Все должно быть лишь по желанию и любви. У меня такого пока нет. 

Зато, судя по фотографиям в соцсетях, у вас много подруг. С девушками вам проще дружить?
Сейчас я дружу со всеми, это в детстве только с девчонками. У подруг моей мамы были в основном дочки, а сам я много лет занимался танцами и по вечерам, когда все гуляли и играли, ходил на репетиции. Во дворе из-за этого я был немножко изгоем, в школе мальчики меня даже били. После выпускного они признались, что делали это потому, что я дружил с девчонками и нравился им — это ж был просто позор! Когда мы с какой-нибудь подружкой шли вместе ко мне домой, я просил ее идти по другой стороне улицы. (Улыбается.) 

Танцами, говорите, занимались?
Да, с пяти до двадцати лет. Мне пророчили, что я стану артистом балета. Но жирную точку в танцевальной карьере поставил мой отъезд в Москву ради работы на радио. 

Сейчас могли бы станцевать?
(Улыбается.) Конечно. Правда, уже не так, как раньше… Был тут один случай. Мы сидели в ресторане, компания была разношерстная, и речь зашла о балете. Я заявил: мол, смотрите, как это делается! И начал показывать. Ребята кивали, смеялись. Я спросил: «А чего вы смеетесь? Выйдите и сами попробуйте!» Они говорят: «Да мы-то даже пробовать не будем, а вот эти четверо — солисты Большого театра». Это я, получается, звезд балета танцевать учил! 

Дмитрий, вы такой жизнерадостный человек, неужели Москва с ее агрессией на вас никак не повлияла?
Есть такое. Если раньше я старался жить для всех и вся, то сейчас понимаю, что этого делать не стоит, потому что всем на тебя наплевать. Люди почему-то считают, будто они вправе что-то требовать, а когда ты им это даешь, не выражают благодарности. Условно говоря, они могут вещью заменить человека, могут признаваться в любви, а потом просто так не прийти на день рождения и так далее. И абсолютно не задумываются о том, что своим поступком задели чувства человека. В какой-то момент я это всё осознал и подумал: ну и ладно, не буду улыбаться вам двадцать четыре часа в сутки. 

Не похоже, что теперь вы стали злым и неприветливым.
У меня презумпция хорошести в людях. Эту хорошесть можно легко вытянуть наружу. В Москве люди друг друга поначалу встречают агрессией, а если ты человеку улыбнешься, сделаешь ему несколько искренних комплиментов, ох и расцветет он! И всё, к тебе уже совсем другое отношение. Значит, на самом деле человек добрый, хороший, только почему-то надевает панцирь и выпускает шипы. 

Вас очень хорошо воспитали.
Однажды, когда мне было лет двенадцать, у меня случилась серьезная размолвка с мамой. Кажется, она не отпустила меня гулять, и я ей сказал: «Ну и дура!» И получил смачную пощечину. Мне подробно объяснили, что ни в коем случае, ни при каких обстоятельствах нельзя называть женщину дурой и кричать на нее. Мне это так запомнилось, что дальше все общение с людьми стало строиться по принципу «как бы человек ни поступал, не оскорбляй, а делай выводы». (Дмитрий смотрит на часы и сообщает, что ему пора в эфир. Мы перемещаемся в студию, он приветствует слушателей, запускает музыку и возвращается к нашему разговору.)

Дима, а вы всегда говорите экспромтом?
Вы же видите, у меня нет никаких бумажек. (Улыбается.) Включается микрофон — и я плюх в эфир, как в океан! 

Вы никогда не работали в другой сфере?
Только в смежных областях. Сейчас я ведущий хит-парада «Супер 10» на музыкальном канале RU.TV, диджей, ведущий мероприятий. Если говорить о первом заработке, то он был в четвертом классе. На уроке труда мы сделали железные совки, продали их и получили по четыре рубля. До сих пор храню их, как Скрудж Макдак. Потом мне начали платить за танцы — я выступал с профессиональным коллективом. Я вообще трудоголик, люблю работать и кайфую, когда прихожу домой и вырубаюсь от усталости. Мне нравится подчиняться творческому процессу общего дела. Я отличный командный игрок. Сейчас это качество хочу использовать в другой сфере — в кино. 

Хотите еще больше прославиться?
Я никогда не задавался целью стать известным. До сих пор, приходя на мероприятие, удивляюсь: вы правда хотите именно меня сфотографировать, ничего не перепутали? (Улыбается.) У людей иногда возникает диссонанс, потому что я в жизни стеснительный, а стеснение зачастую ошибочно принимают за понты. Прихожу я куда-то, где никого не знаю, жду знакомых. А люди потом рассказывают: «Пришел Оленин, встал в стороне, с нами не общается».

А как же вы тогда в кино сниматься собираетесь? Там же куча людей, операторы, камеры.
Это уже опыт. Я могу сейчас выйти на сцену и сказать: «Привет, Кремль!» А когда-то это было страшно. У меня есть некий переключатель между мной-артистом — назовем это так — и мной — обычным человеком. 

Сейчас чувство страха вам неведомо?
У меня любопытство преобладает над чувствами страха и самосохранения. Я безбашенный. Родственники говорят, это потому, что моя мама, когда была на последних неделях беременности, рассматривая перстень на вытянутой руке, потеряла равновесие и упала… прямо на меня. (Смеется.) Как-то мы снимали программу про экстремальные виды спорта. Для сюжета нужно было прыгнуть на канате с действующего железнодорожного моста, по которому каждые десять минут шли поезда. Высота тридцать метров, канат не тянется, и прыгать нужно не вниз, а в сторону — как маятник, иначе можно сломать спину. Ребята говорили: «Да он не прыгнет». Прыгнул. С нецензурными криками. Хотел бы еще прыгнуть с парашютом, слетать в космос или погрузиться в океан. В общем, если я и уйду из СМИ, то только в экстрим. (Улыбается.)