Риналь Мухаметов: «Д’Артаньян — это же пацан из нашего круга»

Он красив, обаятелен. Я видел его в спектаклях «Гоголь-центра» и могу сказать, что Мухаметов по-настоящему талантливый актер. Однако его одаренность могла остаться незамеченной, если бы режиссер Кирилл Серебренников не рискнул принять его на свой курс в Школу-студию МХАТ. Дело в том, что в обычной жизни Риналь сильно заикается, а для актерской профессии это серьезная проблема

Риналь, наверное, каждый молодой актер мечтает сыграть д’Артаньяна. Но фортуна улыбнулась именно тебе.
Да, и это здорово. Роль, конечно, прекрасная. Играть героев русской литературы всегда труднее: в них много философии, они много думают. А персонажи зарубежной литературы… Они по ощущениям как-то легче — в том, что касается их внутреннего мира. Кто такой д’Артаньян? Спросите у любого поселкового парня, и он ответит: «Д’Артаньян такой же, как и мы, пацанчик из нашего круга». Всё, за что берется, он делает с блеском в глазах. И если он влюблен — это чума! Я очень влюбчивый человек и понимаю, о чем говорю. Это такой всплеск адреналина. Когда ты влюблен, твои силы увеличиваются неимоверно, ты двигаешься быстрее, соображаешь молниеносно. Ты становишься зверем — правильным, незлым, зверем в поисках свободы. И ты бежишь не в силах остановиться, потому что хочешь сделать как можно больше. Д’Артаньян — он как раз такой.

В фильме «Три мушкетера» у тебя был надежный партнер — твой конь. Или ненадежный?
Знаете, до съемок в этом фильме я ни разу не общался с лошадьми. Это удивительное чувство, когда у тебя появляется свой конь. Ты выходишь на занятие с ним, он поначалу тебя не принимает, демонстрирует свой характер, а ты ему — свой. Постепенно вы сходитесь, он улыбается тебе, ты — ему. Вы вместе впервые пускаетесь в галоп, первая четкая рысь… Он начинает тебя слушать, чувствует тебя без повода. Он тебя не роняет, он верит в тебя как в хозяина, а ты веришь в него как в друга. Вы становитесь единым целым. Вообще большое спасибо за этот опыт Сергею Викторовичу Жигунову (режиссер и продюсер фильма. — Прим. ОК!) и всем ребятам, которые со мной снимались! Это была сильная команда, вспоминаю об этой работе как о сказке. Я надеюсь, что получилось хорошее кино. По крайней мере, мы в него вложились по полной программе!

Знаю, что вскоре после завершения съемок в «Трех мушкетерах» ты женился.
Да, это случилось в прошлом году. 10 ноября я закончил сниматься, а уже 15-го мы расписались. Жену зовут Каролина Ерузалимская, она учится в Щукинском училище на втором курсе.

Прими мои поздравления! Ты вырос в Татар­стане, в небольшом городке...

...точнее, в рабочем поселке Алексеевское — маленьком, но таком прекрасном! Люди там живут хорошие, очень открытые. Потрясающая природа, много живности: коровы, бараны, овцы, свиньи, куры. Там особая, чистая энергетика, которая подпитывает тебя. Это не город с его механикой и четкостью структур, это другое, что-то очень клевое.

Судя по твоей фигуре, ты преуспел в спорте.
В общем, да. Мой дед с папиной стороны — борец, а дедушка с маминой умел хорошо бегать. Мой папа тоже занимался борьбой. Как-то так получилось, что я с детства на карате ходил, увлекался по чуть-чуть футболом, волейболом, баскетболом. Пять лет занимался тейквондо, потом ушел в хоккей — на два года, сначала был вратарем, потом защитником. Но с хоккеем не сложилось. Мне было лет четырнадцать, когда я обратил внимание на группу «Сектор газа», и пошло-поехало. Я заболел музыкой: с друзьями мы «долбали» панк-рок, я попробовал петь, сел за ударную установку. До сих пор всё это очень люблю (Риналь — фронтмен группы «Корпорация Желтый асфальт». — Прим. ОК!). А еще в Алексеевском есть эстрадно-хореографическая студия «Сад», в которой я занимался. У нас в поселке много талантливых ребят, которые способны творить, в которых чувствуется нереально мощный духовный стержень.

Риналь, а в какой момент ты почувствовал актерский драйв?
Я не мечтал об актерской карьере, я хотел стать ветеринаром или кинологом. Так случилось, что папы не стало, когда мне было 16 лет. Мама осталась одна, надо было помогать ей, чтобы в доме были деньги. Друзья советовали: «Поступай в Химико-технологический институт или в Энергетический университет». Но какой из меня энергетик или химик-технолог? Это же всё не мое. Я задумался: «Так, что я умею? Я могу петь, играть на барабанах и очень люблю танцевать». Подошел к маме за советом, куда мне теперь со всем этим податься. Моя мама, женщина очень мудрая, сказала: «В Казанском театральном училище есть цирковое отделение, можешь попробовать туда поступить». Я подал документы на эстрадно-цирковое отделение и поступил, попал к потрясающим мастерам Рустаму Муллануровичу Фаткуллину и Татьяне Михайловне Корнишиной. Благодаря им я понял, что стесняться своего заикания не нужно.

А тебя сильно беспокоила эта ситуация?
Сколько себя помню, жутко комплексовал на этот счет. В детстве вообще отказывался разговаривать. Представьте себе: стоит мальчик, улыбается, пытается что-то сказать, но у него ничего не получается. И этим самым он невольно вызывает улыбку у собеседника. Я понимал, что никто не хотел меня обидеть, но… Те, кто заикается, часто воспринимают такие улыбки как оскорбление, особенно в детстве. Ведь ты пытаешься сказать, а тебя недослушивают и начинают смеяться. И ты думаешь: «Блин, ну как же так?! Почему ты меня не понимаешь, смеешься? Я такой же человек, как и ты! Зачем ты это делаешь? Выслушай меня, а потом смейся. Я тоже хочу пошутить, и моя шутка будет гораздо смешнее, чем мое заикание. Услышь меня!» Но тебя никто не слышит и не понимает. Из-за этого в детстве я часто дрался, моя бабушка сильно переживала. И маме было крайне неудобно, потому что находились люди, которые на улице подходили к ней с вопросами вроде: «Таня, у тебя же сын заикается. Как же он дальше-то будет?» Мама отвечала: «Ну как? Как-нибудь. Он что же, теперь инвалид?» Со временем люди в поселке как-то привыкли к тому, что я заикаюсь, и перестали обращать внимание.

У тебя заикание врожденное?
Папа чуть-чуть заикался, дед, оказывается, тоже, и прадед. У нас это по папиной линии.

Удивительно, но когда ты выходишь на сцену, от заикания не остается и следа!
Как выяснилось, это проявляется не всегда. На сцене ты играешь персонаж, примеряешь на себя некий образ, абсолютно отстраняясь от своей личности или, наоборот, привнося в него что-то свое. Это очень интересная внутренняя работа, когда ты смотришь на себя со стороны, общаешься с собой как с партнером на сцене. Словно внутри у тебя есть хитроумная машина, компьютер, который чувствует: сейчас произойдет запинка, и, чтобы ее не было, надо срочно подставить недостающие файлы, слова, предохранить систему от сбоя. В кино всё иначе. Камера — строгая мадам, она не любит, когда ее пытаются обмануть. Эта мадам требует именно тебя, она видит не персонаж, а актера. И если ты пытаешься лукавить, камера явно показывает, что ей это неприятно. В кино ты — это ты, поэтому приходится искать нюансы, полутона, которые помогают справляться со своими недостатками.

Риналь, а откуда у тебя взялась смелость оставить Казанское театральное училище и поехать в Москву поступать в Школу-студию МХАТ?
Наверное, я очень счастливый человек, потому что меня окружает много хороших людей. В Казани я проучился один год. За это время многое узнал о профессии, впитывал всё, что мог. На первом курсе мне говорили: «Пробуй идти дальше, развивайся, иначе тебе станет скучно». Я поначалу отказывался: «Да куда я пойду, я еще не готов, надо опыта поднабраться». Когда я перешел на второй курс, познакомился с ребятами, которые учились на год меня старше. Один из них, Руслан Нанава, сказал мне: «Чувак, ты должен ехать в Москву, потому что сейчас в Школе-студии МХАТ набирает курс Кирилл Семёнович Серебренников. Давай действуй!» Я недоуменно спросил: «А кто это такой?» «Неважно. Иди, и ты поступишь», — убеждал меня Руслан. Мне кажется, он во мне был уверен больше, чем я сам. Поехать в Москву меня практически заставила моя подруга Диана Нурмухаметова. «Зачем мне Москва, если мне удобно в Казани? Я учусь, у меня всё получается», — говорил я. Диана удивлялась: «И почему ты такой? Надо двигаться вперед!» В итоге она-то и привезла меня в Москву. Мне снова помогли хорошие люди, те, кто поверил в меня. А когда на тебя рассчитывают, верят в тебя, ты сделаешь всё, чтобы этих людей не разочаровать. Подпитываясь их энергией, ты становишься сильнее и идешь вперед.

И этой энергии тебе хватило, чтобы вот так взять и сразу поступить в Школу-студию МХАТ?
Вообще-то, я поначалу не собирался идти в Школу-студию МХАТ. Думал поступать в ГИТИС­ на эстрадное отделение. А почему нет? Поет же на эстраде Сергей Лазарев, я тоже могу. Ну не так, как он, а пониже тембром — у меня все-таки бас. Ну а что такого, нормально же! Но тут вспомнил слова Руслана. Ладно, думаю, попробую во МХАТ. В общем, подготовился, выучил стихи и пришел. Минут пятнадцать я пытался выговорить свое имя и фамилию, рассказать, откуда я приехал, сколько мне лет. Волновался жутко, настолько, что еле на ногах держался! Доцент Школы-студии МХАТ, заслуженный артист России Михаил Андреевич Лобанов терпеливо выслушал меня и спросил: «Вы что будете читать, стихи? Ну давайте». Я отвернулся, собрался, щелкнул пальцами и включил свой «образ», чтобы перестать заикаться. Говорю: «Я готов!» «К чему вы готовы?» — спросил Михаил Андреевич. Отвечаю: «Читать стихи. Есть Пушкин, Маяковский, Блок и Есенин». — «Ну давайте Пушкина». Я прочел. Лобанов внимательно посмотрел на меня и говорит: «А теперь давайте Есенина». Прочел и его. Михаил Андреевич спрашивает: «А из басен что у вас?» Я рассказал одну. «А с прозой у вас как?» — продолжает Лобанов. Я прочел отрывок. «Всё понятно, — говорит Михаил Андреевич. — Пусть вас теперь посмотрит руководитель курса». В ГИТИС я уже не пошел, решил про себя: если меня не возьмут в Школу-студию МХАТ, в армию отправлюсь. Хоть там-то от меня будет толк, потому что здоровья во мне немерено, я же вырос в поселке, на свежем хлебе и молоке. Прихожу к Серебренникову. Выступил — меня позвали на второй тур, потом на третий и так далее. В итоге приняли на первый курс.

Ты играешь центральные роли в нескольких спектаклях «Гоголь-центра» и в кино тоже. В недавней премьере — музыкальном спектакле Кирилла Серебренникова «Пробуждение весны» — у тебя опять главная роль. Ты просто избалован, Риналь, главными ролями!
Вообще нет. Более того, я терпеть не могу главные роли. Гораздо любопытнее для меня те персонажи, которые рядом с главным героем. Взять, к примеру, лермонтовского «Героя нашего времени». Главный герой — Печорин, но Грушницкий-то гораздо круче! Или посмотрите на Дон Кихота и Санчо Пансу — сыграть второго явно интереснее! Зачем играть короля, если есть возможность примерить роль шута — в ней столько подвижности, жизни. Я всегда удивлялся несправедливости, почему зритель аплодирует главным героям, а те, кто делает главного героя главным, остаются на заднем плане?

«Терпеть не могу главные роли» — неожиданное признание для начинающего актера.
Играть вторым номером — этому я научился в юности, когда занимался спортом. Это как на соревнованиях по карате, например: пусть лучше тебя считают середнячком, неудачником. На тебя смотрят: «Да это просто чувак из какого-то поселка, то ли дело мы, из сильного клуба!» Ты выходишь, наносишь удар сопернику в «башню», бум! — и всё. Что произошло — непонятно. Зачем много болтать? Нужно просто делать свое дело.

Мне нравится твоя позиция.
Когда я учился у Кирилла Серебренникова на первом курсе, я чувствовал, что у меня ничего не получается. Подошел к Кириллу Семёновичу: «Вы меня отчислите? Если да, то скажите об этом сразу. Я не понимаю, чего вы от меня хотите. Я уже не понимаю и того, чего хочу от себя сам». Он на меня посмотрел и просто сказал: «Работайте, Риналь, работайте». И я подумал: «Блин, и действительно, чего это я раскис?» Или еще один пример: я был панком и решил купить себе новые ботинки — камелоты. Прихожу к маме, говорю: «Мам, мне нужны кэмы». Мама ответила: «Хорошо». Вот только стоили они две с половиной тысячи рублей, а у мамы была зарплата, по-моему, тысяч десять. Я прикинул: если на 150 рублей можно купить молоко и хлеб, то сколько дней можно прожить на те две с половиной тысячи? Еда важнее, чем эти долбаные боты. И решил пойти заработать себе на ботинки сам. Мы выходили в поле — на прополку. Плантация в несколько километров, и ты идешь, рвешь эти неправильные колосья, под солнцем, весь в пыли, но абсолютно счастливый. И тебе привозят на поле пищу, ты ешь прямо там. За то лето я очень вырос, стал выше всех своих сверстников. Был метр семьдесят, а тут «выстрелил» под метр восемьдесят. Природа сделала свое. К чему я веду: если чего-то хочешь — работай. Заикаешься ли ты или еще какая проблема — действуй, пусть даже и будет тяжело. Ведь есть люди, которые справляются с такими проблемами, по сравнению с которыми ты, чувак, просто в шоколаде. Давай утрись и иди работай. И чем больше трудностей, тем лучше.