Ольга Медынич

«Я не баловень судьбы» 

Игорь Скобелев
Ольга Медынич никогда не мечтала стать артисткой. Более того, до старших классов она вообще не задумывалась о выборе профессии. Однако порой случайности могут стать судьбоносными... Актриса рассказала OK! о том, почему она не боится рисковать, зачем ушла из театра, а также о своей мечте воспитать идеального мужчину

Мы встретились с Ольгой в Москве, куда она приехала из родного Петербурга на пробы в новую программу. Глядя на эту миниатюрную девушку, и не скажешь, что совсем недавно она стала мамой. «Сейчас мне нужно похудеть еще килограмма на два, и я буду прекрасна! Этого требует работа — камера прибавляет килограммов шесть, — говорит Ольга. — После родов я приводила себя в порядок нечеловеческими способами! Мне позвонил режиссер Алексей Кирющенко и сказал, чтобы я готовилась к съемкам картины «Лада», которые должны были начаться уже через три с половиной месяца». Как только я подумала о том, что придется сниматься в купальниках и красивых обтягивающих платьях, у меня началась паника: как убрать лишний вес?! В итоге я три недели сидела на гречке, зато привела себя в почти идеальную форму».


Оля, ты буквально светишься!
Еще в начале беременности меня захлестнула волна счастья. И до сих пор не отпускает! (Смеется.)


За этот год твоя жизнь круто изменилась: ты ушла из театра, стала мамой и решила пере­ехать в Москву. Эти события как-то взаимо­связаны?
Не совсем. Я целый год думала о том, что хочу изменить свою жизнь, а потом в одно прекрасное утро проснулась и поняла: мне исполнилось 30 лет, и я должна уже что-то сделать. С 2004 года я работала в Молодежном театре на Фонтанке, и у меня стало появляться ощущение, что я выросла из своих ролей. Я не хотела играть в тех постановках, которые мне предлагали. Отказавшись от пяти спектаклей подряд, я задумалась: зачем я вообще работаю в театре, получаю зарплату, может быть, занимаю чье-то место, если постоянно говорю нет? Мне было очень больно, потому что я люблю этот театр и у меня были хорошие отношения с художественным руководителем Семеном Яковлевичем Спиваком. Но я все-таки собралась с духом, позвонила ему и сказала, что ухожу из театра. Мне предложили оставить какие-то роли, но я решила, что если уходить, то насовсем. Я поступила честно и правильно. А через две недели узнала, что беременна. 


Это была запланированная беременность?
Я не могу передать словами, как сильно я хотела иметь ребенка. Я никогда не думала о том, что карьера должна быть на первом месте. Просто так получилось: счастье материнства пришло ко мне только тогда, когда я кардинально изменила жизнь. Раньше я разрывалась между Петербургом и Москвой и думала: как же это круто и романтично всё время находиться в поездах! А теперь поняла, что так дальше продолжаться не может. В Москве — работа, поэтому и жить нужно здесь, а в Петербурге — отдыхать. А не наоборот. Надо быть в центре событий и двигаться вперед, а в Питере всё происходит медленно. Там, например, могут сказать: «А давайте поставим спектакль!» И эти разговоры, вполне возможно, затянутся на год! А я хочу прийти и работать. Когда узнала, что жду ребенка, у меня был подписан контракт с продюсерами сериала «Светофор». Сначала никто не понимал, что происходит: я была очень худенькой и вдруг начала полнеть буквально на глазах. Если во время съемок первого сезона животик был практически незаметен, то во втором я с каждым днем становилась всё больше и больше. (Смеется.) В каждой сцене я то прикрывалась полотенцем, то выглядывала из-за угла, но если живот нам удавалось спрятать, то щеки-то не скроешь! И так я снималась до девятого месяца беременности, а во «Всё включено — 2» — до пятого! Конечно, от каких-то проектов пришлось отказаться. Я очень переживала, что не смогу сниматься в фильме «Лада». Это была главная роль, большая нагрузка, съемки в Крыму, дайвинг. Я позвонила режиссеру Алексею Кирющенко и объяснила, что вынуждена отказаться от роли. Но к моему удивлению, Алексей перенес съемки ровно на год! Это уникальный случай. И летом мы сняли этот фильм. (Улыбается.)


Оля, а как же ребенок? Он ведь еще совсем маленький!
Я везде вожу сына с собой, поэтому и на съемки в Крым мы тоже ездили вместе. Так сказать, с пеленок приучаю Димку к переездам и перелетам. (Смеется.) Он очень серьезный, спокойный и уравновешенный. Я называю его директором. У меня чудесная мама, которая последние несколько лет работала няней, а сейчас она уволилась и сидит с внуком. У нас потрясающие отношения. Я очень хочу, чтобы мой сын вырос самостоятельным и за юбку не держался. Меня возмущает, когда в метро я вижу, как восьмилетние мальчики сидят, а их бабушки стоят рядом, с сумками. Мне кажется, что это и есть корень зла. Мальчик должен знать, что он защитник. Не знаю, получится ли у меня воспитать настоящего мужчину, но я об этом мечтаю. 


А тебя как воспитывали?
У меня было чудесное детство. Каждое лето нас со старшей сестрой отправляли на Украину, где мы всё время проводили на улице и всегда могли постоять за себя. Мы росли очень самостоятельными. Бабушки нас кормили, мыли и укладывали спать. Всё остальное время мы были предоставлены самим себе. Конечно, дома с родителями свободы было не так много, как у бабушек. (Смеется.) Наш папа был военным, командиром части, авторитетом в семье, ему достаточно было просто посмотреть на нас. Однажды он ехал с работы и увидел, как мой друг приобнял меня за плечи. Мне было тогда лет тринадцать. Когда я вернулась домой, меня ждал жуткий скандал. Мне-то тогда казалось, что я уже взрослая. У нас с папой характеры похожи, и поэтому конфликты периодически случались, особенно в подростковом возрасте, когда я бегала по квартире и кричала: «Не надо мной командовать! Я личность». (Смеется.) Сейчас, конечно, смешно всё это вспоминать. Папа очень долго не мог относиться к моей профессии серьезно. У меня ведь в семье нет ни одного актера!


Родители, наверное, возлагали на тебя большие надежды?
Да, ты права. Они действительно возлагали на меня большие надеж­ды. (Смеется.) Но сказать, что я плохо училась в школе, — значит не сказать ничего. У меня в аттестате всего две тройки — по физике и химии, но если бы оценивали мои знания, то у меня не было бы ни одной четверки. Наверное, это прозвучит ужасно, но начиная с пятого класса я списывала абсолютно всё. Я была такая хитрющая, что педагоги ни единого раза меня не заподозрили! (Смеется.) У меня даже была своя система: я же не могла написать контрольную так же хорошо, как отличники, поэтому мне нужно было допустить несколько незначительных ошибок. В детстве я не мечтала стать актрисой и в самодеятельности участвовала только потому, что плохо училась. Учительница по химии параллельно занималась с нами внеклассной деятельностью, и во время очередной контрольной вместо решения задачи я честно написала: «Химию я никогда не знала и знать не буду. Поставьте мне в четверти три, и я буду участвовать во всех внеклассных мероприятиях». Когда раздавали контрольные с оценками, я получила листок с жирной тройкой. С тех пор я стала принимать участие во всех ёлках. Но когда я заканчивала школу, папа сказал: «Оленька, ты поступишь в институт на экономический факультет. Тебе просто немножко нужно подтянуть математику». И тут у меня случился шок, потому что родители даже не представляли, что мне нечего было подтягивать. Папа записал меня на подготовительные курсы в институт, я ведь не могла ему сказать, что ничего не знаю. Я слушала там преподавателей и понимала, что математика для меня просто космос. В аудитории за мной сидела девушка Сима (актриса Серафима Низовская. — Прим. OK!), я к ней повернулась и спросила: «Ты что-нибудь понимаешь?» Она говорит: «Не-а, пошли отсюда?» И мы ушли. Домой идти нельзя — я ведь на курсах. В итоге мы с Симой все девять месяцев прогуляли по Питеру. Она мне рассказала, что работала гримером и хочет поступить в театральный, но боится идти туда одна. И я предложила составить ей компанию.


Как дома отреагировали, когда узнали, что ты целый год не посещала подготовительные курсы?
Родители этого так и не узнали. Я благополучно провалилась на экзаменах, и папа, уезжая в командировку, сказал мне: «Когда я вернусь, ты должна хотя бы куда-нибудь поступить». Я пошла подавать документы на туристический факультет в Колледж культуры и искусства, и в последний момент меня вдруг переклинило, и я отдала документы на театральный факультет. Папа был рад, что я вообще куда-то поступила! (Смеется.) А уже на следующий год мы вместе с Симой поступили в Академию театрального искусства. Мама всегда в меня верила, говорила, что я талантливая, ходила на все мои спектакли. А папа не сразу понял, что актер — это профессия. Когда я окончила институт, он сказал мне: «Оль, ты на работу куда будешь устраиваться?» А я ему: «Папа, в театрах сейчас такая проблема — мест вообще нет». А папа и говорит: «Ну, театр-то это понятно, а на работу ты куда будешь устраиваться?» То есть он до последнего не понимал, что театр — это и есть моя работа. Он думал, что я по молодости просто дурачусь. Мне никто не помогал и не проталкивал, но, с другой стороны, может быть, это и хорошо: мне не нужно никому доказывать, что на мне природа не отдохнула. (Смеется.) Со временем папа начал с пониманием относиться к моей профессии, стал приходить на мои спектакли и теперь, конечно, гордится мной. Смотрит все фильмы с моим участием и, если ему что-то не нравится, откровенно мне об этом говорит. 


Не обижаешься на критику?
От мамы я не готова слушать критические высказывания. Мама обязательно должна быть на моей стороне, мне нужна ее поддержка, а не критика. И она никогда не скажет ничего плохого. Даже если я вижу, что ей что-то не нравится, у нее глаз дергается, она всё равно будет вселять в меня веру в себя, говорить, что если не получилось в этот раз, то получится в следующий. Я не считаю, что актерская профессия какая-то особенная. Однажды я смотрела интервью с Энтони Хопкинсом, и мне очень понравилась его фраза о том, что, если завтра во всем мире перестанут играть актеры, ничего страшного не произойдет, а вот если хирурги перестанут лечить людей — вот это страшно. 


То есть звездной болезнью ты не страдаешь?
У меня был очень забавный случай. Когда только появился сериал «Женская лига», мы с мамой поехали отдыхать в Тунис, и в какой-то момент я вдруг стала замечать, что происходит что-то не то: я стояла рядом с верблюдом, и все люди подходили фотографироваться сначала с ним, а потом со мной... Я часто говорю своей подруге: «Если у меня появится звездная болезнь — пристрели меня!» (Смеется.) На самом деле я, как и все актеры, жуткий самоед. И когда смотрю фильмы со своим участием, очень сильно переживаю, потому что если в театре можно что-то исправить, то в кино — нет. Но мне кажется, что как только ты успокоишься и поймешь, как всё здорово, то нужно будет уходить из профессии. Я не стыжусь переспрашивать, по многу раз пересматриваю зарубежные фильмы и пытаюсь понять, как играют иностранные актеры. Конечно, сейчас мне уже не надо думать о том, что все умрут, чтобы заставить себя заплакать во время какого-то этюда. Это не помогает, как и 50 граммов перед спектаклем. Это тоже не помогает. (Улыбается.) Некоторые актеры могут до последнего смеяться, а через несколько минут выйти на сцену и заплакать, а кому-то надо сидеть и не разговаривать целый день. Есть такие артисты, которые перед спектаклем специально ругаются с костюмерами, гримерами, журналистами — со всеми вокруг! Всем плохо, а им хорошо: они себя отрицательной энергией накачали. У меня обратное: любой конфликт лишает меня эмоций, выхожу на сцену и понимаю, что я пустая. Я не хочу ругаться из-за мелочей. 


Ты сейчас абсолютно счастлива?
Многие говорят: «Ой, я тогда был так счастлив!» А у меня по-другому: «Боже, как я сейчас счастлива!» Я очень часто ловлю себя в моменты счастья. Меня будто направляет кто-то свыше. Каким-то чудом после академии я попала в один из лучших театров Петербурга. А ведь сколько артистов, которые работают в театре за пятнадцать тысяч рублей в месяц, вынуждены заниматься чем угодно, лишь бы прокормить детей. Конечно, я не баловень судьбы. Хочется и другого уровня проектов, и другого уровня ролей, но я не ропщу на судьбу. Я рискнула, многое поменяла в своей жизни, но сейчас я понимаю, что всё должно было быть именно так. Оно того стоило. Если сомневаешься — бросай всё. Правильно говорят: «Кто не рискует, тот не пьет шампанского».