Эмилия Спивак: «Настоящая любовь приходит очень редко»

Загадочность облика, хрупкое обаяние и невероятные зеленые глаза Эмилии Спивак мгновенно завораживают как режиссеров, так и зрителей.

Юрий Молодковец

При своей востребованности в кино актриса Эмилия Спивак остается верна санкт-петербургскому Молодежному театру на Фонтанке, которым руководит ее отец, народный артист России Семён Спивак. Мы прогулялись с Эмилией по ее родному городу и поговорили о совместной работе с отцом, профессиональных страхах и больших чувствах.


Эмилия, известно, что лучшим творением режиссера Семёна Спивака называют вас, его дочь. Вы с этим согласны?
Это он сам так говорит! (Улыбается.) Только что в нашем театре вышла премьера — спектакль «Последнее китайское предупреждение» по пьесе Бертольда Брехта «Добрый человек из Сычуани». Мы с отцом впервые встретились в работе «от и до». Десять лет назад у нас уже случалась короткая встреча, тогда меня вводили в спектакль «Отелло». Дездемона стала моей первой ролью после института и первой работой в Молодежном театре на Фонтанке.

Интересный выбор для отцовского благословения…
Незадолго до премьеры забеременела актриса, которая репетировала Дездемону, и папе предложили попробовать на эту роль меня. После «Отелло» мы не встречались на подмостках Молодежного театра. И вот через десять лет он решился, набрался храбрости и дал мне главную роль в новом спектакле.

Что-то неожиданное случилось при новой встрече на сцене отца и дочери?
Нет, было то, чего я и ожидала: крик, требования ко всем занятым в спектакле быстро соображать и быть предельно собранными. Папа вел себя очень жестко, но поскольку у меня уже был опыт, то я на него не обижалась, ни по каким поводам не расстраивалась, а просто работала. Главная сложность — ответственность в квадрате, в кубе... С его и с моей стороны. Я ужасно нервничаю и боюсь подвести его, а он ужасно нервничает и боится подвести меня. Как художественный руководитель театра он, конечно, испытывает особые чувства, давая мне роль и надеясь, что я с ней достойно справлюсь.

Вы однажды произнесли фразу: «Мои родители — это «мои» люди»…
Мне действительно очень повезло с родителями. Мы настоящие друзья. Особенно с мамой. С папой у нас по-разному складываются отношения, потому что он и я довольно резкие люди, во многих смыслах. А с мамой связь всегда была очень сильной, мы очень близки, доверяем друг другу. Моим воспитанием занималась исключительно она. Мама — человек мягкий, очень мудрый, знает, как и что лучше сказать, чтобы получить нужный результат. Никогда не пойдет напролом, умеет выстраивать общение таким образом, что у нас всегда получается договориться.

А когда с папой разговариваете, всё время искры летят?
Иногда летят. Хотя совместная работа научила нас вести себя мягче. В том смысле что деваться некуда…

Ваш дебют на сцене состоялся в двенадцать лет, верно?
До сих пор ужасно краснею и испытываю очень странные чувства, когда вижу эту запись. Видимо, потрясение было столь велико, что в моем организме сохранились чувства стыда, ужаса, трепета, страха. Потом была радость, помню, плакала от счастья, что я себя преодолела и это всё вообще произошло. Мы с папой почему-то решили подготовить письмо Татьяны к Онегину. Начинали для себя, в качестве детского тренинга. Потом случился юбилей театра, и папа предложил мне выступить. И вот маленькую Милю вытолкнули на сцену к микрофону. Было огромное количество народа, зал забит. До сих пор помню, как у меня тряслись колени, а голос дрожал так, что хотелось рыдать. Но где-то на четвертой строчке я постепенно начала справляться с этим волнением. Родители до сих пор страшно гордятся этим эпизодом, хотя прошло уже двадцать лет.

Какова всё же концентрация страсти в тех образах, которые папа выбирал для введения дочери в профессию: пушкинская Татьяна, Дездемона...
Никогда об этом не думала. Может, он чувствует во мне страстную женскую натуру. С другой стороны, теме страсти в искусстве уделяется очень большое внимание. Меня волнует эта тема, хотя я понимаю, что отцу интересны другие вещи. Почему, например, он выбрал Брехта? Я думала, что уж если он меня займет, то это будет какая-нибудь невероятно страстная история любви, героическая женская судьбина. Но его уже занимают более высокие материи, которые над страстью: вопросы веры, Бога, мироздания. А меня еще интересует страсть, такая любовь, когда всё в клочья...

Играть или переживать?
Играть и переживать. Мне кажется, большие чувства делают человека человеком. Настоящая любовь приходит очень редко — не влюбленность или увлечение, а именно любовь, которая тебя меняет, заставляет расти, которую невозможно взять и выбросить по своей прихоти.

Как думаете, ваша тяга к сильным чувствам связана с тем, что вы по гороскопу Скорпион?
Думаю, есть доля правды в знаках зодиака, есть какие-то общие черты у людей, рожденных под одной звездой. Но стопроцентно полагаться на гороскоп я бы не стала.

А вы помните свой самый яркий день рождения?
Мой самый прекрасный день рождения был, когда я училась на втором или третьем курсе института. Однокурсники решили меня поздравить и сделали это следующим образом. Мы жили на втором этаже. В восемь утра я вдруг услышала стук в окно. Подошла и увидела во дворе высокую-высокую лестницу, с которой свешивалась практически половина моего курса. Кто-то стоял под окнами, кто-то на этой лестнице — с шарами, цветами, с каким-то поздравительным плакатом… Одновременно были и шок, и радость, и испуг, потому что в восемь утра не ожидаешь, что к тебе в окна ворвутся радостные крики: «Поздравляем с днем рождения!»

Для театральных людей еще и время зверское: в восемь утра им спать положено…
Представляете?! А это же еще ноябрь, когда и так ужасно спать хочется, и занятия заканчиваются в двенадцать часов ночи, а они такой подвиг совершили.
Какой режим работы для вас наиболее приемлем? Вы много месяцев выпускали спектакль, и при этом только в 2013 году вышло три фильма с вашим участием.
В театре были перерывы в репетициях, именно тогда я и снималась. Правда, начиная с ноября 2012 года от всего отказывалась, даже не рассматривала предложения, потому что понимала: роль такой сложности, что нужны большие силы и сосредоточенность. Поэтому съемкам было сказано нет. Только театр…

Скажите, с годами меняется ощущение перед выходом на сцену или перед тем, как войти в кадр?
Страх, конечно, есть. В кино перед первым съемочным днем всегда испытываю ужасное волнение. В театре оно со временем становится менее ощутимым: с затмевающим сознание страхом опыт позволяет справляться. За одним исключением: я до сих пор ужасно волнуюсь перед «Отелло», который был моим первым спектаклем и который идет уже десять лет. Видимо, тот первоначальный страх вошел в мою кровь, и теперь организм выдает удивительные вещи, которые сложно понять. Это рефлекс: как только слышу «Отелло», понимаю — всё, страшно!

Недавно на Первом канале прошел четырехсерийный фильм «Процесс», где вашими партнерами стали Анна Снаткина и Игорь Верник.
Да. Съемки были замечательным временем: май, Минск, мой любимый Игорь Верник… Мы до этого уже снимались вместе, я была счастлива опять встретиться с ним на площадке в таком близком партнерстве. Компания получилась очень «своя», была хорошая атмосфера, жизнелюбивое настроение. Роль мне тоже нравилась: нравилось, что у моей героини есть путь, что в конце этой истории она приходит к каким-то общечеловеческим ценностям.

Ваша героиня Марго — натура страстная и достаточно сволочная. Вас это не напрягало?
Когда я прочитала сценарий, многие вещи меня смутили. Сначала даже хотела отказаться, мне казалось, что персонаж написан, что называется, «в лоб». Особенно в первой половине будущей картины все ее отрицательные качества были показаны крайне однобоко. Но потом мы поговорили с режиссером, он меня успокоил, сказал, что, конечно же, будем искать мотивировки и внутренние оправдания ее поступков. Мне кажется, у нас получилось. Финальная сцена с примирением врагов прекрасна. Она дает надежду, что из любой сложной личностной ситуации можно вырулить. Кино должно давать надежду. Я всегда за свет в конце тоннеля.

Чем хорош Игорь Верник как партнер?
Как это можно объяснить?! Как мы выбираем любимых и друзей? Ты просто чувствуешь, что какие-то фибры ваших душ совпадают, что тебе с человеком комфортно, что есть общие темы, партнерское уважение, юмор, которые очень важны в работе. Самой сложной в «Процессе» была, пожалуй, сцена, когда герой Верника бьет мою героиню, и это становится кульминацией их отношений. Я люблю такую работу: здорово, когда есть что играть.

Долго не можете расстаться со своими героинями после того, как репетиции или съемки заканчиваются?
Зависит от того, насколько сильно захватил процесс. Иногда работа закончилась — и сразу забыл, не вспоминаешь, не скучаешь. А бывает, думаешь про персонаж, хочешь к нему вернуться. Так получилось, что как раз после съемок в «Статском советнике» мы решили взять собаку, замечательного йорка. Было решено назвать ее Эсфирь — в честь моей героини, так как я очень любила и люблю этот персонаж. Надо сказать, что животное вполне соответствует своему громкому имени.

А с сериалом «Тайны следствия» легко расстались? Кто-то сказал, что этот сериал для актера уютный, как домашние тапочки. Решили поменять тапочки на шпильки?
Я сломалась на восьмом году работы. Там действительно было очень хорошо: замечательная команда, общение строилось легко и весело. Иногда даже слишком весело: входили в такой смеховой раж, что снимать было невозможно, режиссеру приходилось туго. Мне кажется, тема себя исчерпала. Надо уходить, когда у зрителя еще есть жажда тебя видеть.

Вы уходите тихо или эффектно?

Эффектность люблю в работе. В остальном я скромный человек. Специального сценарного хода не было, просто закончился сезон, который считался финалом сериала. А потом вдруг возникла идея продолжения, и сразу в тридцати двух сериях. Я была не готова. Для сценариста мой уход стал неожиданностью, но потом прозвучали слова, что моя героиня вышла замуж и уехала в другую страну.

Вашу свадьбу средства массовой информации обещали еще в 2011 году…
Это была утка. Моя свадьба состоялась в августе 2012 года. Подробно об этом говорить не хотелось бы. Скажу только, что моим избранником стал мужчина, которого я знаю очень-очень давно — почти четырнадцать лет. Мы познакомились на первом курсе театрального института, он мой однокурсник.

Он был в числе друзей, поздравлявших вас в восемь утра?
Нет! Тогда, в период нашего бурного романа, мы в очередной раз поругались, и он решил меня не поздравлять. После нескольких лет романтических отношений в институте мы расстались. А год назад встретились и решили связать две жизни в одну.

Свадьба была шумной или достаточно интимной?
Хотелось праздничного, но не пафосного события. Нам это удалось. Была потрясающая свадьба, радостная и с юмором. Мы нашли какой-то удивительный, очень старый загс в предместье Петербурга. В тот день он, вообще-то, не работал, но его замечательные сотрудницы пошли нам навстречу, прониклись и сказали: «Ладно, приезжайте, мы вас распишем». Никого, кроме нас, там больше не было.

Имя мужа вы назвать не хотите, но, может быть, обозначите его актерское амплуа? Или он не актер?
К сожалению, он актер. Честно говоря, меньше всего хотела выйти замуж за актера. Но именно это и произошло. Со мной так всегда случается. Меньше всего хотела работать в театре своего отца (пока училась, каждый день била себя кулаками в грудь и кричала, что никогда не окажусь под его крылом, что у меня будет самостоятельная творческая жизнь) — и вот работаю именно в его театре. Говорила, что никогда не выйду замуж за артиста, — пожалуйста!

Много ли вы с мужем говорите дома о работе?
Конечно, потому что вся наша жизнь связана с театром и кино. В этом смысле как раз хорошо, что мы занимаемся одним делом, что у нас общие интересы и темы. При встречах с родителями все разговоры тоже сводятся к театральной истории. Во время выпуска спектакля я по двенадцать часов подряд репетировала в театре, потом приходила домой, и если были силы о чем-нибудь говорить, то хотелось обсуждать только впечатления дня. Вся жизнь в этом.

Вы и ваш отец в интервью не раз говорили, что семья — это большая работа. Как вам такая работа — год семейной жизни?
Если честно, мне кажется, что это самая сложная работа на свете. Наверное, все-таки самое сложное — работа над собой, потому что все мы ей сопротивляемся. А на втором месте уже семейная жизнь. Это постоянный поиск компромисса, а мы все люди творческие, у всех свои привычки и характер, тем более что нам уже не по двадцать лет.

От каких привычек вам пришлось отказаться?
Пока я еще борюсь... В чисто бытовом смысле мы себя здраво и мудро ведем: если кто-то не закрутил пресловутый тюбик зубной пасты, то скандала из-за этого не будет. У нас это скорее вопрос проявлений. Ситуации, в которых можно что-то сказать мягко, неэмоционально, в таких семьях, как наша, превращаются в целый церемониал с барабанной дробью. Вот в чем самая большая сложность актерских браков. Чрезмерная эмоциональность творческого человека мешает в жизни, но помогает в работе.

Ваша работа — это и ваше хобби?
Посторонних увлечений у меня по-прежнему нет. Я очень страдаю, когда работа кончается, и завидую людям, у которых есть хобби. Правда, последнее время я увлеклась всяческими кулинарными изысками. Поскольку муж меня не заставляет готовить, то я считаю это своим хобби. Пока жила одна, для себя не готовила: неинтересно, когда никто не хвалит. Теперь готовлю практически всё. Меньше люблю сладкие вещи — приготовлением пирогов и пирожных занимается муж. А я специалист по серьезным делам: супы, мясо, рыбу люблю готовить. У меня полно всяких кулинарных книжек. Никаких специфических названий блюдам не придумываю, главное — суть, чтобы было вкусно.