Венсан Кассель

ВЕНСАНУ КАССЕЛЮ режиссеры всего мира предлагают роли отрицательных героев. И ему это даже нравится, ведь сам он не считает своих персонажей примитивными злодеями. Вот и в новом триллере «Транс» Кассель уже не в первый раз сыграл гангстера. OK! встретился с ним в Лондоне и поговорил о его новой роли, переезде в Рио-де-Жанейро и о том, что делает его счастливым.

Сегодня, когда в активе 46-летнего Касселя уже почти 60 киноработ, практически невозможно представить, что актером он мог и не стать. Родившись в семье известного французского актера Жан-Пьера Касселя, Венсан не слишком стремился окунуться в атмосферу этого бизнеса и в 17 лет поступил в цирковую школу Анни Фрателлини. Правда, акробатика не стала делом его жизни, гены все-таки взяли свое — Кассель серьезно увлекся кинематографом и театром. В кино Венсан дебютировал в 25 лет — в фильме французского режиссера Филиппа де Брока «Ключи от рая». В это время актер приятельствовал с молодым и перспективным режиссером Матьё Кассовицем. Впоследствии эта дружба переросла и в творческое сотрудничество: Венсан снялся у Кассовица в «Метиске», «Ненависти» и «Багровых реках». Кстати, именно фильм «Ненависть» 1995 года Кассель называет в числе своих самых любимых работ.

Наша встреча с Касселем состоялась в Лондоне, куда он приехал в рамках промотура фильма Дэнни Бойла «Транс».

Признаться, я и не думала, что он такой, каким мне довелось его увидеть, — улыбчивый, общительный и абсолютно незвездный. Он дал не одно интервью, но и вида не подал, что уже далеко не в первый раз отвечает на большинство вопросов. В отличие от своих коллег актер был не прочь поговорить не только о своем персонаже.

Венсан, вы часто играете отрицательных героев. Судя по всему, вам это нравится. Я права?
В кино я всегда стараюсь делать то, что мне нравится. Хотя, оглядываясь назад, понимаю, что я действительно слишком часто делал выбор в пользу зла. (Улыбается.) С другой стороны, наверное, слово «зло» все-таки не очень здесь подходит. Мои персонажи, может, и не слишком нравственные, зато многогранные и неоднозначные. Одной из моих первых серьезных работ стала роль в фильме «Ненависть», где моему герою предстояло встретиться с реальностью лицом к лицу. А она была слишком далека от совершенства. Этот фильм стал идеальной точкой отсчета в моей карьере. С тех самых пор я ориентируюсь исключительно на хороших режиссеров и максимально сложных персонажей.

А вы сами человек света или тьмы?
(Смеется.) О, разобраться в собственной жизни гораздо сложнее, чем дать оценку действиям своих экранных героев. Моя жизнь полна движения, я обожаю путешествовать. Я симпатизирую людям, которые умеют наслаждаться каждой минутой. Я и сам такой. Жизнь так коротка, что надо ценить отведенное нам время. Возвращаясь к вашему вопросу, могу сказать, что я точно не человек тьмы. Ну а если вдруг заблужусь, обязательно найду выход на светлую сторону.

Вы сказали, что жизнь коротка. Чего бы вам хотелось достичь?
Знаете, мне уже совершенно не хочется ставить перед собой какие-то конкретные цели. Я хочу просто дышать — свободно и легко. Это мне нравится куда больше, чем постоянно куда-то спешить и думать о том, что бы еще такого сделать в этой жизни. Понимаете, о чем я? В год я снимаюсь в одном-двух проектах, не больше. Я, безусловно, люблю этот процесс, он уже давно стал частью моей жизни. Но давайте будем откровенны: по-настоящему свободным и счастливым актер может быть только в интервале между командами «Камера. Мотор!» и «Стоп. Снято!».

Вы по происхождению француз, но в юности много лет жили в Нью-Йорке, где и началась ваша карьера. Какой кинематограф вам все-таки ближе?
Когда я только начал сниматься, я был уверен, что мне нечего сказать французской аудитории. Я отношу себя к тому поколению, что выросло на хип-хопе и найках. А больше ничего за душой у меня и не было. (Улыбается.) Конечно, в юности я мечтал о Голливуде, хотел играть вместе с Марлоном Брандо. Но, живя в Штатах, всё яснее понимал, что я настоящий француз. Собственно, именно поэтому я и вернулся на родину. В 1990-х мы с ребятами сняли несколько фильмов о нашей жизни — без иллюзий и без прикрас. И мы вдруг поняли, каким могло бы стать французское кино. Я считаю, что свой вклад во французское кино мы внесли. Мне кажется, что не один из моих товарищей мог бы стать новым Аронофски, Бойлом или Кроненбергом. Я понимаю, что когда сейчас эти великие режиссеры звонят мне и приглашают сниматься, то это во многом благодаря тем фильмам, в которых я участвовал тогда. Да благодаря той же «Ненависти», например.

На днях в прокат вышел фильм Дэнни Бойла «Транс». Тяжело вам было в роли Фрэнка?
Я очень легко вжился в образ своего героя, может, потому, что мне уже приходилось играть гангстеров. Взял в руки пистолет и тут же почувствовал себя одним из них. (Смеется.) Но я бы все-таки не стал причислять своего героя к примитивным, безжалостным бандитам. Безусловно, я бы мог наделить Фрэнка гангстерской походкой и манерой говорить, но подумал, что правильнее будет немного его изменить, сделать более человечным. Мне уже скучно в шкуре банального отрицательного типа, склонного к насилию. Согласитесь, гораздо интереснее играть влюбленного гангстера.

А в картине Дэнни Бойла вы бы согласились на любую роль?
Я нередко говорил нет великим режиссерам, с которыми мечтал работать. Иногда я просто не знаю, как играть те роли, которые они мне предлагают. Важно уметь делать выбор, даже если приходится отказываться от чего-то стоящего. Но нашим фильмом я действительно очень горжусь. Он ни на что не похож. «Транс» — психологический триллер, но здесь есть место и романтической линии. Если честно, мне немного трудно описать жанр этой картины. На мой взгляд, жанр определяет режиссер, так что «Транс» — это фильм, сделанный в стиле Бойла.

В основе сюжета — кража дорогостоящей картины. Как вы относитесь к искусству? Случайно не коллекционируете предметы живописи?
Да вы что! Тратить огромные деньги на картины — это не для меня. Я люблю искусство, но я не считаю, что имею право им обладать. На аукционы меня не затащишь! (Улыбается.) Я лучше куплю участок земли, что я, собственно, и сделал. Теперь у меня есть земля в Бразилии. Я долго не мог поверить, что обладаю такой красотой. Подобного чувства не испытывал с нашего первого свидания с Моникой. (Смеется.) Земля эта выглядит настолько прекрасной и безупречной, что я не срубил не единой пальмы.

То есть вы больше не живете в Париже?
Нет, теперь мы с семьей живем в Рио. Не знаю, что именно там меня так привлекает, — может, солнце, может, пляж, а может, тот факт, что Бразилия сильно отличается от стран, где я бывал. Там у меня появляется ощущение, что нет ничего невозможного, там я чувствую себя легко. С тех пор как мы переехали, мне намного лучше и свободнее. Не поймите меня неправильно, Европу я по-прежнему люблю.

Как Моника отнеслась к переезду? Долго пришлось ее уговаривать?
Рио я показал Монике еще в самом начале наших отношений. Тогда специально для нее я провел длительную и очень насыщенную экскурсию. Теперь она знает в Рио каждый уголок, как и наши дети, которые к тому же неплохо говорят по-португальски.

Какой самый смелый поступок вы совершили ради любимой женщины?
Мой самый смелый поступок? Дайте подумать... Я стал отцом ее детей. (Смеется.) Не думаю, что мужчина может сделать для любимой что-то более значительное. Но это при условии, что он останется с ней до самого конца, чтобы не просто стать отцом, но и быть им. Это важно. Ведь детей делать не так уж и трудно, для этого не нужна определенная физическая подготовка.

Что вам нужно для того, чтобы почувствовать себя абсолютно счастливым?
Смотрите, 7 часов вечера, Копакабана (район Рио-де-Жанейро, славящийся своими пляжами. — Прим. OK!), я сижу и медленно пью пиво, наблюдая за проходящими мимо людьми… Красота! Я счастлив. Рио — город улиц, почти как Лондон, только в Лондоне так холодно, что подолгу находиться на улице невозможно.

Похоже на клише. Рио, Копакабана… Не хватает только кайпириньи…
Кайпиринья каждый день? Пробовал, не подходит. (Смеется.) Пиво намного лучше.