Лариса Гузеева

Лариса, вы всегда говорите то, что думаете? Или это роль у вас такая в программе «Давай поженимся!»?
Я бы не смогла в эфире быть самой собой пять лет, это невозможно. Нельзя столько времени в формате одной программы нести отсебятину, понимаете? Я долго готовлюсь, читаю много книг по психологии... А прямолинейна я потому, что формат такой: нет времени огородами ходить. У нас был случай, когда я снялась в какой-то картине в роли стервы, и после этого к моему мужу подошли его друзья, взрослые люди, и сказали: «Как же ты живешь с этой сукой?» 

Но в программе вы много рассказываете о себе и о своей жизни. Выходит, это всё неправда?
Через раз правда, конечно. Значит, смотрите, я разве что в тюрьме не сидела. Моя мама, дети, муж — это тоже персонажи в моих рассказах. Выдумок очень много, потому что программа идет час. Разделите на количество гостей, каждого из которых нужно расшевелить и выудить у них самое интересное. Поэтому я только провода не грызу, чтобы из них что-то вытащить. Вот и приходится говорить: «Я сама такая плохая, хуже, чем вы».

В любом случае вы всегда советуете девушкам выбрать того или иного молодого человека. А сами, когда выбирали мужей, неужели кого-то слушали, Лариса?
В случае с Игорем я послушала свою маму. «Какой парень, будешь локти кусать, если упустишь», — сказала она мне. Я ее послушала и ни секунды об этом не пожалела. Поэтому, когда в программу приходят женихи и невесты с обидой на своих мам, я говорю: «Зря». Всё равно у мамы есть опыт, и если она адекватная и вменяемая, то плохого не посоветует.

Но ведь в случае с Игорем у вас и у самой уже был определенный опыт…
(Перебивает.) Если бы сегодня кто-нибудь забрал у меня этот опыт, я бы только рада была. Процентов восемьдесят этого опыта мне никак не пригодились, кроме того что я надорвала свое здоровье и нервную систему. Я понимаю, что мои дети не смогут сформироваться, если не набьют шишек. Но я часто говорю им: «Верьте мне на слово. Я это прошла — вам не нужно». Наркотики нельзя, почему? Просто нельзя, потому что это путь в одну сторону. Я категорически против ранних браков. Многие мои знакомые, которые рано создали семью, в итоге брак не сохранили. И если раньше молодые люди были вынуждены так легализовать свои сексуальные аппетиты — иначе мама говорила: «Выдерну ноги», — то сегодня можно просто жить вместе, а не бежать сразу в загс.

Но ведь когда человек влюблен, ему кажется, что это навсегда.
Прекрасно. Пожалуйста, люби, но не спеши с детьми, пока сам не встанешь на ноги. Мне жалко детей, которых потом бросают на бабушек. 

А вам не жалко детей, которых занятые женщины бросают на нянь?
Нет. Потому что сегодня если ты не работаешь, то будешь жить плохо, если только ты не вор или тебе не оставили наследство. Дети должны видеть, что родители работают, и работают много. На самом деле ребенку не нужно столько внимания, сколько мы себе фантазируем. Мамаша с пирогами двадцать четыре часа в сутки — это же ужас! У меня есть такой грешок: я занудноватая. Если я буду всегда дома, пользы от этого не будет.

С вами в детстве бабушка сидела?
Со мной никто не сидел. Мама работала столько, что покойный отчим всё время говорил: «Альбина, может быть, тебе уже раскладушку взять в школу и там ночевать?» Мама преподавала — она была завучем. Я мало ее видела, но скажу по секрету, меня это нисколько не огорчало. Я очень нуждалась в маме, когда мне было лет пять-шесть. Она тогда решила, что ей обязательно нужно закончить институт марксизма-ленинизма. Как сейчас помню, она ездила на учебу на 101-м автобусе, а я ждала ее на остановке. Когда мама уже возвращалась, нагруженная сумками с едой, я за ней плелась и ныла: «Мама, мама…» Однажды она поставила сумку прямо в пыль, присела на корточки передо мной, погладила по голове, посмотрела на меня таким расфокусированным взглядом и сказала: «Господи, как я устала, дочь». Я это запомнила и свои прилипучие приставалки свела до минимума. Мои дети тоже быстро научились себя занимать. И мне это нравится. Потому что они не будут цепляться сначала за меня, потом за жену или за мужа, за начальника, за друзей... Слабых никто не любит. Это легенда, что сила женщины в слабости. В семейных отношениях вообще нельзя докучать и грузить. Надо в радость быть друг другу, надо быть легкими.

Есть такая прекрасная фраза: «Бесполезно воспитывать своих детей, они всё равно будут похожи на вас. Воспитывайте себя».
Абсолютно верно. И бесполезно требовать от детей, чтобы они были похожи на Эйнштейна, на Кюри... Это мои дети, это моя плоть и кровь. Всё в них от меня: и лень, и склонность что-то приукрасить. Но знаете, как-то мы с Игорем это обсуждали и пришли к выводу, что у нас хорошие дети — дай бог каждому. 

На сына вы еще не смотрите любопытствующим взглядом? Знаете, как мамы ждут появления первых серьезных отношений.
У Георгия отношения с девочкой уже давно, что меня радует. Потому что…

Потому что вам нравится девочка?
Нет, мы знакомы шапочно. Мне в целом нравится его отношение к женщинам. Я помню, как он, еще маленький, сопровождал меня на одну важную встречу, мне некуда было его девать… Зима, я нарядилась: шпильки, шуба. И вдруг как назло поскользнулась и упала — упала на него, чтобы не испачкаться. Он закряхтел, но как мужчина сказал: «Эх, Лара». Он меня называл «Лара». Ему было больно, но он позволил мне не испачкаться. И я понимаю, что никогда его будущая жена не будет сидеть с подругами на кухне и перемалывать мне кости. Нет, он очень клевый парень, вежливый. Очень хороший мальчик.

У Оли еще не появились какие-то симпатии? Интересно, что вообще вы говорите ей о любви?
Я бы не хотела об этом рассказывать, потому что она, конечно, прочитает это интервью… но Леля прошлым летом влюбилась. В первый раз в жизни. Аж целых два дня она его любила. И я ей сказала: «Какое это счастье, Леля! Как я за тебя рада!» Я видела, как у нее появились синячки под глазами, видела, что она такая грустная, постоянно слушает музыку, что-то такое выискивает в Интернете. Я старалась быть не просто деликатной, я постаралась быть вокруг нее розовым воздухом. 

А если ей достался ваш темперамент?
А он ей и достался. Поэтому я хочу, чтобы у нее до замужества и до рождения ребенка был любовный опыт, и чем он будет богаче и разнообразнее, тем лучше. Душа должна немножко натренироваться, чтобы потом, если что-то не сложится, она могла держать удар. Это ее жизнь, она одна-единственная. Нужно всё успеть, понимаете. Я вот всё успела. 

Я удивилась, когда прочла, что на пробы к Рязанову вы пришли с папиросой «Беломор». Это правда?
Это было давно. Я была совершенно другим человеком. Я была оторвой. Конечно, было трудно себе представить, что меня — и вдруг пригласили на роль Ларисы Огудаловой. Я была ее абсолютным антиподом. Это сделанная роль, такая же, как роль Ларисы Гузеевой в программе «Давай поженимся!». Я не умела так ходить, как героиня Рязанова, я не умела так смотреть, я так не реагировала. Понимаете, это всё мне Эльдар Александрович показывал.
Но вы очень хорошо передали характер этой героини, хотя вам было чуть больше двадцати…

Это еще одно заблуждение, что в двадцать три нельзя сыграть сложную роль. Я считаю, что в двадцать три года ты уже взрослая женщина. У меня столько опыта было — во всяком случае, любовного. Это не значит постельного — любовного. То есть у меня душа жила уже давно, и она реагировала, она страдала. Поэтому и в глазах это всё есть. 

В начале нашего разговора вы сказали, что восемьдесят процентов своего опыта вы бы кому-нибудь отдали. Тогда в чем логика? Надо всё попробовать, чтобы ни о чем не жалеть, или все-таки от чего-то пагубного стоит отказываться?
Понимаете, между моей жизнью и жизнью моих детей, живущих под моими огромными крыльями, — пропасть. Я жила в общагах, в коммуналках, у меня очень долго не было своей квартиры, никогда не было денег, потому что я не понимала, что с ними делать, даже когда стала зарабатывать. Я иногда думаю: насколько же мне не хватало ума — хватало только с подругами и друзьями прогулять гонорар в ресторанах или купить шубу, которой нет у подружки. Мне некому было сказать: «Не делай это, а сделай вот так». Мама моя чистый, святой человек, и я скрывала от нее процентов девяносто, чтобы не расстраивать, процентов семь я врала и процента три умалчивала, поэтому мама жила в своих фантазиях на мою тему. Я молотилась из одной картины в другую, а потом раз — наступили 90-е, когда и Гафта не снимали. И я осталась ни с чем, потому что всегда думала, что всё у меня еще впереди. Так что я сегодня всем говорю: «Не спешите замуж, пусть у вас будет что-то свое». Чтобы не бежать в объятия к какому-то папику только из-за того, что он тебе предоставит кров. Это я была дура, зато у меня всегда были норковые шубы, французские духи… Не надо. Я как несмышленыш билась, тыкалась в темные углы, и очень поздно до меня дошло, что этот опыт совершенно не нужен.

Вы как-то сами говорили, что у вас очень много было ролей в кино, а вспоминают всё время Ларису Огудалову. Мне кажется, что это не так плохо. Полно актрис, которые снимаются часто, а знаковой роли у них нет. А у вас была, и сразу первая.
Да. Я же ведь и не сожалею. Я счастлива. Я всегда говорю, что мама дала мне имя, а Рязанов фамилию. Что если бы не было «Жестокого романса» — где бы сейчас я была? 

Лариса, а как случился ваш роман с Первым каналом? Говорят, на телевидение часто попадают люди, которые туда не стремятся.
Вот и я попала случайно. У меня не было никакого желания работать на телевидении, клянусь вам. До этого я три года вела на ТВЦ программу «Я — мама». Но я не испытывала от работы на телевидении особого восторга, потому что вышла замуж за Игоря и так хорошо жила… Мама занималась Георгием, Лёлька была совсем маленькая. У меня появилась возможность путешествовать, покупать себе красивые тряпочки, встречаться с подружками в разных-преразных ресторанах. То есть появилось то, чего никогда не было, — возможность красиво жить. Это мне Игорь сказал: «Ленись». Вот я и ленилась. И тут предложение от «Давай поженимся!». Я месяц думала. Меня уговорили записать пилот и посмотреть. Я поставила единственное условие: «Я не могу работать с суфлером, читать: «Добрый вечер, дорогие друзья». Я сама должна вести программу. Без подсказок!» И всё. Мы слепили пилот. Руководству понравилось, Эрнсту понравилось. Через полгода нам дали две «ТЭФИ»: мне как лучшей ведущей и всем нам как лучшей программе. Так вот уже пятый год, как-то втянулась.

Не боитесь, как Якубович, двадцать лет вести одно шоу?
Нет, не боюсь, я считаю, что Якубовичу несказанно повезло: у него есть программа, которой уже столько лет, и у нее до сих пор хороший рейтинг. Поэтому хочешь — смотри, хочешь — не смотри. Надо мной тоже сначала глумились. Конечно, не хочется ассоциироваться исключительно с телевидением, я же все-таки артистка какая-никакая. А потом, рук не хватит пересчитать актеров, которые работают ведущими. Но «ТЭФИ» вручают не всем. И не все на слуху, и не у всех такие рейтинги. Поэтому думаю, что я, наверное, раздражаю всех, потому что делаю эту работу неплохо.

Успех вообще раздражает, вы не замечали?
Мы как раз сегодня с Игорем говорили на эту тему. Я говорю: «Игореш, вот я могу быть злой, раздражительной, несправедливой, но я никогда ничему не завидовала». Никогда — клянусь. У меня только один раз приступ зависти был такой, что я не могла его скрыть, мне было просто физически плохо. Это случилось, когда в коридоре «Ленфильма» меня встретила такая ассистентка Галя, крыса злобная, и сказала: «А ты знаешь, что Михалков снимает «Даму с собачкой»? Будет Лена Сафонова играть. Слушай, а почему он тебя не пригласил?» Помню, я так растерялась, покраснела… не знала, что ей ответить.

Меня даже затошнило, ладони вспотели. Но это даже не зависть была, а обида, обида на эту дуру и такой злой вопрос.

Она хотела вас задеть.
Она меня и задела.

Как часто вы задавали себе вопрос «почему меня не пригласили»? Или «почему меня не утвердили»?
У меня вообще нет склонности перекладывать с больной головы на здоровую. Во всем, что в моей жизни не получалось или получалось не так, виновата я сама. Я много лет не умела договариваться с людьми. И по-моему, по сей день не умею производить приятное впечатление на человека. Я помню, Эльдар Александрович мне говорил: «Ласковая телятя двух маток сосет». А я какая-то неласковая была, не могла когда надо улыбнуться, где нужно промолчать. Как-то в Интернете прочитала, что я смотрю своими стеклянными глазами на человека прямо насквозь. Это оттого, что у меня глаза светлые, а слушаю я внимательно. А людям кажется, что у меня такой злой взгляд. Сегодня я, конечно, уже не могу за столом выплеснуть режиссеру стакан водки в лицо и сказать «Слышишь, не на ту напал», чтобы он не хватал меня под столом за коленку. Раньше могла, но сейчас уже и не пристают. 

Все-таки прямолинейность — это ваша черта.
Нет, просто не люблю, когда лезут под кожу. Эта реакция срабатывает раньше, чем мой мозг. Если в двадцать пять лет я могла обиду как-то проплакать, заглушить вином с сигареткой, то сегодня это не помогает. Видно, я настолько уже истерзана внутренне, что если я буду позволять, как раньше, на себя давить, то сердце просто не выдержит. А я должна себя сохранить для детей, для мамы, для мужа. Поэтому если я вижу, что меня что-то может ранить, то сразу по рукам хлоп. Я всё время говорю: «У меня не просто острый язык, у меня лазер. Поэтому кто меня обидит, тот дня не проживет». Но первая я никогда не нападаю. Иногда мне бывает стыдно, и я думаю: может, зря я его так, может, человек и не думал ничего плохого.

А попросить прощения можете?
Да, конечно. Всегда. У меня уже хватает ума и гибкости не доводить ситуацию до взрывоопасных моментов. Правда, и свой круг я сузила так, что на двух руках могу пересчитать людей, с которыми общаюсь. Долгое время я жила на разрыв. Я давала всем в себя влезать. И «объелась» в итоге. Наступило такое переобщение, перенасыщение людьми.

Знаете, всё равно никак не могу понять, зачем вы занимались саморазрушением? С какой целью, чего добивались?
Мне казалось, что таким образом я могу добрать любви, если буду и с теми, и с другими. Мне казалось, если любовь получать по чуть-чуть отовсюду, то мне будет как раз. Например, я всегда платила за всех. Я получала гонорары и всех угощала, отовсюду приезжала и всем везла подарки. Думала, люди скажут: «Какая она хорошая, какая она прелесть». А оказалось, что люди не считают, сколько я им дала, они считают, сколько же у меня в таком случае осталось. Любовь нельзя купить, а я думала, что можно. И так замусорила себя... Но это было в «доигоревское» время.

Почему вам хотелось такой безграничной любви от окружающих? Вам не хватало ласки, внимания?
А почему женщина, которую муж истязает и бьет десятилетиями, продолжает с ним жить? Потому что хоть раз в год, трезвый и незлобный, он говорит ей: «Все-таки, Любка, какая ты у меня клевая!» — и хренак ее по заднице. И она думает: «Ну ведь может же!» Мне кажется, это такое свойство человеческое: нам хочется, чтобы даже самая гадская дрянь нас любила. Поэтому я не верю, когда говорят: «Да какое мне дело, что обо мне думают?» Так может говорить тот, у кого не кожа, а бетон. Потому что нам есть дело, что о нас думают, и всем хочется, чтобы вслед говорили: «Боже, она ангел». Нам хочется, чтобы нас любили много и просто так. И поэтому я тоже хотела.

Вы делите жизнь на «доигоревское» время и то, что теперь?..
Абсолютно. Потому что до него у меня была совершенно дурацкая, никчемная беготня. Я всё время должна была биться как рыба об лед, только и думать, что делать, где взять, куда поехать. И вдруг Игорь освободил меня и сказал: «У тебя нет никаких проблем». Я говорю: «Знаешь, у меня проблема с алкоголем». Он ответил: «У тебя нет проблем». И их действительно нет. Очень важно быть адвокатом в своей семье, адвокатом своих близких. Мы в наших четырех стенах можем орать друг на друга как подорванные, но мы никогда не дадим друг друга в обиду. И это Игорь мне внушил, что я лучшая на земле, даже когда встаю утром в маминой ночной сорочке, страшная как собака, даже набравшая вес, да любая...

Зачем же вы ждали, чтобы мама посоветовала вам выйти за него замуж? Неужели вы сами не видели, какой это человек?
Господь до каких-то пор держит нам глаза закрытыми. Не время было. Если бы я вышла замуж за Игоря в двадцать лет, мы бы не стали вместе жить. Мне нужно было набраться вот этого ужасного опыта, чтобы я просто рванула к нему и сказала: «Да!» Зато у меня уже не возникло желания идти ни на какие эксперименты, сравнивать и пробовать. 

Лариса, а вы не хотите написать книгу воспоминаний?
Да что вы, боже избавь. 

Я слышала, что вы знаете людей из Ленинградского рок-клуба, сейчас многие ностальгируют по тем временам. Книга была бы успешной.
Есть более грамотные люди, которым платят за это деньги. Кто-то пустил в Интернете утку, что у меня был роман с Виктором Цоем. Мне хочется, чтобы вы написали, что это неправда. Он приходил к моему однокурснику Максиму Пашкову, с которым у меня были братско-сестринские отношения. Я с его мамой общалась, ночевала у них. А на Цоя вообще недобро смотрела. Знала бы, что он станет такой звездой, была бы хорошей девочкой и задружилась бы с ним. Но тогда у меня были другие интересы. А книгу написать? Нет. Сегодня все пишут воспоминания. Три с половиной раза проехал в общем вагоне с кем-то и сразу другом стал. Это противно. 

Так не надо про всех. Неужели вам не о чем рассказать?
А был ведь не только «Сайгон» на углу Литейного, где мы собирались… Знаете, почему люди, которые каких-то высот достигают, перестают общаться с теми, кто был с ними еще пять лет назад? Потому что они тебе всё время напоминают о той твоей гадской жизни. О твоем недоедании, недопивании, о твоих проблемах, о предательствах. И ты думаешь: ой, не хочу. Опять будет: «А помнишь это, помнишь то». И сначала ты не подходишь к телефону, когда видишь, что этот человек тебе звонит. Потом ты его в черные списки... У меня такое есть. Я ту жизнь, «доигоревскую», хочу забыть. А вы мне предлагаете книгу воспоминаний написать. Спасибо, нет.