Джуд Лоу

Во время интервью Джуд Лоу тщательно взвешивает каждое свое слово: пресса слишком часто выставляет интеллигентного актера далеко не в лучшем свете. Какое-то время Лоу активно боролся с таблоидами и даже судился с ними из-за того, что они постоянно публиковали фотографии его детей. «Люди — живые существа, не роботы, у всех есть свои недостатки, все имеют право на ошибку», — уверен Лоу. Но к сожалению, далеко не все разделяют его убеждения. Принято считать, что у публичного человека и личная жизнь не должна быть тайной. «Никаких вопросов про женщин» — это условие всякий раз ставит агент Лоу. И в этом есть смысл: говорят, в свое время именно пресса внесла свою лепту в распад союза Джуда Лоу с актрисой Сэди Фрост. 

Пара познакомилась на съемках криминального триллера «Шопинг», Джуду тогда было двадцать два года, а Сэди — двадцать девять. Они стали встречаться, а тремя годами позже поженились. В браке, который продлился шесть лет, у Лоу и Фрост родилось трое детей. Трещина в их отношениях появилась во время третьей беременности Сэди: Лоу был очень занят на съемках и уделял жене слишком мало времени. Кроме того, в прессе обсуждалась связь Джуда с Николь Кидман, его партнершей по фильму «Холодная гора». Сами актеры всё отрицали, но доверие жены Лоу так и не удалось вернуть. После развода Джуд нашел утешение в обществе актрисы Сиенны Миллер, которой очень скоро изменил с няней своих детей. На протяжении долгих семи лет Джуд и Сиенна то расходились, то сходились вновь, причем во время одного из многочисленных разрывов Лоу успел обзавестись еще одним ребенком: в сентябре 2009 года модель Саманта Бёрк подарила Джуду дочь. Очевидно, Лоу наигрался в семью и теперь сфокусировался исключительно на работе и, естественно, на детях. Но и мимолетных интрижек никто не отменял: сегодня вся съемочная группа картины «Дом Хемингуэй», где в настоящее время снимается Лоу, обсуждает его роман с костюмершей Эллен Кроушоу. 

Джуд, я не сразу узнал вас в образе Алексея Каренина. Великолепное перевоплощение! Расскажите, о чем вы говорили с Джо Райтом, режиссером картины, когда обсуждали вашего героя?
Для нас с Джо главным было прийти к общему знаменателю. У нас были долгие споры по поводу длины волос моего героя. Образ Каренина складывался из многих факторов: он суров, он человек разума, а не сердца, его глаза говорят о том, что у него на душе. Для меня имели значение даже малейшие детали — от ногтей до цвета кожи. Вообще визуальный ряд в картине очень мощный. В финале зрители обратят внимание на то, что Каренин стал другим человеком, — они прочитают это в его взгляде, который несколько смягчится. К финалу всей этой драмы Каренин будто оттаивает... 

А вы смотрели другие экранизации романа?
Если честно, нет. Я очень рад, что мне довелось поработать именно с адаптацией Тома Стоппарда: он талантливый, интеллектуальный человек, замечательный писатель. Он видит именно те сюжетные линии, без которых в кинематографе не обойтись. Так что его версия стала для меня настоящим путеводителем по роману. Позже я прочитал книгу целиком, обращая внимание на нюансы, которых там не счесть. После всей работы, проделанной поодиночке, мы с коллегами встретились на съемочной площадке, работали с хореографами, историками, читали документальную литературу о том времени. Кроме того, у самого Джо было четкое и, надо сказать, смелое понимание того, как всё должно выглядеть на экране. Райт без страха и сомнений раскрасил роман новыми красками.
На днях вам исполняется сорок лет. Для вас что-то значит эта цифра?
В общем-то, мне всё равно. Меня больше заботит, что моему сыну Руди в сентябре исполнилось десять. Первый юбилей для детей имеет большое значение, уж я-то знаю. Ну а я испытываю некое облегчение, когда думаю о своем возрасте, — мне больше не надо никому ничего доказывать. Понимаете о чем я? В двадцать лет вы только начинаете формироваться, в жизни вы еще новичок. В тридцать вы приобретаете формы. А вот период от сорока до пятидесяти ни с чем не сравнить. Вы чувствуете себя более сконцентрированным, это в том числе относится и к работе. А для меня это первостепенно. Мне кажется, у меня впереди увлекательное путешествие, так что на свой возраст я смотрю вполне оптимистично. Уверен, я двигаюсь в правильном направлении. 

Вас дважды номинировали на «Оскар», но вы так ни разу его и не получили. Скажите, вы бы хотели стать лауреатом этой премии?
Это всё не так важно. Но если бы я стал лауреатом, то этот момент я бы запомнил на всю жизнь. Я бывал на различных кинофестивалях во многих странах, мне вручали разные награды, и в целом там никого не волновало, есть у меня «Оскар» или нет. Оглядываясь назад, скажу, что те оскаровские номинации повлияли на мою карьеру, открыли для меня новые возможности, — например, мне стали предлагать замечательные сценарии, которых в моей жизни могло бы и не быть вовсе. С этой точки зрения я бы не стал возражать, если бы меня снова номинировали. (Улыбается.) Но вы же понимаете, артист не может соглашаться на роль, руководствуясь лишь желанием получить за нее приз, — всегда есть риск принять неверное решение. Артист не может сказать: «О’кей! Я берусь за этот проект, уж его-то академия точно оценит...»

Мне кажется, вы достойны этой награды!
(Улыбается.) Спасибо! Огромное количество актеров никогда не получали «Оскар», множество превосходных картин даже не были номинированы. Это сравнимо с посвящением в рыцари: есть актеры, которых наградили титулом, а кто-то от посвящения отказался вовсе. Вопрос только в том, что важно тебе, кем хочешь быть ты. 

Некоторые ваши коллеги говорят, будто на площадке Джуду Лоу подвластно всё. Неужели вам действительно всё так просто дается, или все-таки попадаются роли, которые вы воспринимаете как вызов?
Постойте, любая работа — это вызов самому себе, и чем больше этих вызовов, чем больше целей и способов их достижения, тем многограннее будет ваша карьера. С годами мне не становится легче, мне становится только сложнее. 

Что вы имеете в виду?
Попробую объяснить. Прошлым летом я играл в спектакле «Анна Кристи» (пьеса драматурга Юджина О’Нила, за которую он получил Пулитцеровскую премию в 1922 году. — Прим. ОК!), а до этого — Гамлета шесть месяцев. И я абсолютно убежден, что после роли Гамлета планку можно только поднимать, но никак не опускать. Конечно, мне было немного страшно, я не знал, что ждет меня дальше. Именно из-за этого страха я и стал работать с еще большим усердием. Возможно, всему виной мои сомнения и переживания, которых почему-то становится всё больше, возможно, я стал чаще прислушиваться к своему внутреннему голосу, а возможно, я просто становлюсь старше и мудрее… С опытом начинаешь критичнее относиться и к себе, и к своей игре, и к сценарию, и к съемочному процессу в целом. Каждая роль — это локальная битва. Да, со стороны может показаться, что мне всё дается легко. Во многом это еще и потому, что я убежден: на площадке должна царить гармония, все должны приходить в хорошем настроении, а переживания и сомнения оставлять дома. Мои проблемы — это мои проблемы, они никак не должны сказываться на других участниках съемочного процесса. 

Джуд, в каких картинах вам комфортнее сниматься?
У меня нет ответа на этот вопрос. Я люблю экспериментировать. Наверное, чем некомфортнее, тем лучше. 

Скажите, родители случайно назвали вас не в честь героя песни The Beatles Hey, Jude?
(Смеется.) Они говорят, что назвали меня в честь героя романа Томаса Харди «Джуд Незаметный». Хотя, думаю, и песня сыграла свою роль. 

Читайте полную версию интервью в журнале ОК! №51