Дмитрий Муратов

После убийств ваших подчиненных, вы, как главный редактор, не задаетесь вопросом «стоит ли вообще дальше выпускать газету»? И как вы для себя на него отвечаете?

Я уже говорил об этом сразу после убийства Ани Политковской. Тогда на редакционной коллегии я предложил газету закрыть, поскольку она действительно опасна для жизни людей. Закрыть, или на худой конец перепрофилировать, не дожидаясь следующей смерти. Например, начать изучать не власть, спецслужбы, коррупцию, Северный Кавказ и деятельность фашистов, а наше общество. Если хотите, выпускать что-то наподобие сборника «Вехи», которому в этом году исполняется сто лет. Потому что, на мой взгляд, ни одна правда, ни один текст не стоит жизней Ани, Игоря, Юры или Насти со Стасом. Я просто не знаю таких текстов. Но то был, наверное, первый случай в истории нашей газеты, когда редакционная коллегия, акционеры в лице Михаила Сергеевича Горбачева и Александра Лебедева, меня категорически не поддержали. Они посчитали, что даже в таких условиях работу надо продолжать. Я, как главный редактор, с которым подписан контракт, подчинился их воле.

То есть для вас на сегодняшний день работа в «Новой» - это вопрос выполнения контракта, и всё?

Да - контракта, который на меня возложен редакцией, а на редакцию – аудиторией. Ведь между газетой и аудиторией тоже существует контракт – социальный. Мы обслуживаем около миллиона представителей российской интеллигенции, причем это аудитория молодеющая: сейчас свыше 70 процентов наших читателей - люди от 30 до 54 лет. Мы не можем просто взять и бросить их. Кстати, в прошлом году, задолго до убийства Насти Бабуровой, я еще раз поставил вопрос о закрытие издания, но уже не перед редакционным советом, а как раз перед аудиторией - на сайте. И получил гигантскую отповедь. Читатели дали понять, что такого шага не поймут. При этом моя личная точка зрения по этому вопросу не изменилась.

Но ведь невозможно постоянно работать только из чувства долга…

Безусловно, у меня есть дополнительные стимулы. Я, например, стал видеть результат нашего труда. Не поверите, но именно в автократическом государстве эффективность прессы повысилась. Мы даже вынуждены были создать в редакции специальный отдел по связи с органами власти. В эпоху полной гласности (это окончание горбачевского периода и часть периода ельцинского) газеты писали все что хотели, но власть не обращала на это никакого внимания: она жила своей жизнью, а пресса – своей. Сейчас же в условиях, с одной стороны, цензуры, а с другой - огромного страха чиновников, встроенных в вертикаль власти, перед одним «читателем», который сидит в Кремле или в губернаторском кресле, количество ответов «сверху» на выступления газеты существенно увеличилось. Были пересмотрены десятки уголовных дел. Буквально на днях после трех наших публикаций Министерством здравоохранения и лично его главой Татьяной Алексеевной Голиковой было принято решение увеличить срок оплачиваемого отпуска для родителей, дети которых больны онкологическими заболеваниями. Раньше таким родителям давали только 120 дней отпуска – притом, что один курс лечения длится минимум год. Далее премьер-министр выделил деньги на строительство гематологического центра. Это тоже важнейшее решение, ведь до этого родители больных детей вынуждены были снимать для них отдельное жилье, и каждый день, между инъекциями и «химией», отмывать стены водкой….

В идеале вы хотите сотрудничать с властями на постоянной основе?

Мы готовы сотрудничать со всеми – кроме, пожалуй, людоедов.

А президент и премьер-министр являются вашими читателями?

Не знаю. Почтальон, который приносит им газеты, мне ничего не рассказывал. Но то, что по всей социологии, которую проводят самые разные компании, «Новую» читают практически все государственные служащие категории «А» - это правда. Более того, они с радостью приходят к нам на онлайн конференции, на любую просьбу о комментарии мы получаем от них, за исключением санитарного врача Онищенко, исчерпывающие ответы. Вот, например, в сегодняшнем номере (разговор состоялся 28 января 2009 года – прим. Е.Л.) мы напечатали материал о бизнесе семьи премьер-министра Путина. Материал заранее был отправлен на комментарий, и, несмотря на то, что его содержание вряд ли обрадовало премьера, его пресс-секретарь, господин Песков, абсолютно внятно и спокойно высказался по поводу фактов, изложенных в статье.

Существуют ли факты, добытые вашими журналистами, которые вы по тем или иным причинам не придаете огласке?

У нас есть список табу, но надо сказать, что он довольно короткий. Допустим, мы никогда не вмешиваемся в семейную жизнь политиков – это удел папарацци и таблоидов. Что же касается оценки политической деятельности кого бы то ни было, то на этот счет у нас нет никакой цензуры. Безусловно, у нас есть при этом свои пристрастия. К людям, которые представляют демократический лагерь, мы испытываем большую симпатию, чем к бюрократам правящего класса из партии «Единая Россия». Но это только симпатия - не более того. Мы не являемся партийной или оппозиционной газетой. У оппозиции есть цель придти к власти, у нас такой цели нет. Мы всего лишь сервис, который обсуживает нашу аудиторию.

Если говорить о практической пользе вашей работы: доведены ли до конца те дела, которые вела Анна Политковская?

Да, несколько дел сейчас находятся в Страсбурге, в отношении целого ряда людей, которых защищала Аня, справедливость восстановлена. Множество расследований, которые она начинала, довела до конца Карина Москаленко, которая сейчас, кстати, представляет семью Политковской в московском окружном военном суде.

Параллельно с официальным расследованием убийства Политковской «Новая газета» вела собственное журналистское расследование. По вашим данным, действительно ли те люди, что находятся сейчас на скамье подсудимых, убили Анну?

Скажем так: все они были в курсе готовящегося преступления, и в той или иной степени содействовали его совершению: организовывали слежку, предоставляли информацию киллеру, и так далее. В этом нет никаких сомнений. Мы два года бок о бок работали со следственным комитетом при генеральной прокуратуре, и пришли к одним и тем же выводам. На самом деле мы очень благодарны следователям: они проделали фантастический объем работы. Но сейчас для нас очень важно продолжать эту работу дальше, так как в деле нет самого главного – заказчика преступления, который пока не установлен. Для того чтобы понять, кто им был, должен быть арестован непосредственный исполнитель убийства. По данным следствия, это Рустам Махмудов.

Почему без него невозможно установить заказчика? Ведь люди, которые уже предстали перед судом, не с луны свалились - они прекрасно знали этого Рустама…

Разумеется, ведь Джабраил и Ибрагим Махмудовы – это его родные братья.

По логике вещей, они должны знать и об остальных участниках преступления?

Во-первых, не обязательно. Расследование дела как раз показало, каким образом в стране безнаказанно действуют так называемые агенты, как они связаны друг с другом, как они перебрасывают друг другу какие-то заказы, выполняют чьи-то просьбы - иногда совершенно не вдаваясь в подробности, кому и зачем это надо. В таких преступлениях зачастую работают довольно сложные схемы. Во-вторых, надо понимать, что задержанные изначально не намерены были помогать следствию, и отказывались что-либо говорить. Они вообще не признают себя виновными - как и Рустам Махмудов, кстати. Линия защиты в данном случае выстроена очень грамотно. В конституции есть 51-я статья, по которой человек не обязан свидетельствовать против себя и своих близких. Это очень важное конституционное достижение Российской Федерации, и братья Махмудовы имеют полное право им воспользоваться. Так что следствию придется во всем разбираться самому.

Наверняка существуют какие-то особые способы получения информации от подозреваемых. Я имею в виду не прямое насилие, а, допустим, допрос с использованием спецсредств – детектора лжи или какой-нибудь «сыворотки правды». Что-нибудь подобное следователями применялось?

Те методы, от которых вы говорите, могут быть использованы при оперативном расследовании дела, но в суде они за доказательства не принимаются. Использовало ли их следствие – это вопрос не ко мне, а к руководителю следственной бригады Петру Владимировичу Гарибяну. Я в эту сферу не вторгаюсь. От себя могу только сказать, что я являюсь сторонником более интеллектуальных методов.

Спустя год после смерти Политковской вы дали большое интервью программе «Совершенно секретно». Тогда вы сказали, что у вас есть предположение, кто может быть заказчиком убийства, но никаких имен называть не стали, чтобы не нарушать тайну следствия. Сейчас дело уже в суде. Может быть, сейчас назовете этих людей?

Проблема в том, что я еще не выступал в суде в качестве свидетеля. Думаю, что это должно произойти где-то на следующей неделе, перед самым окончанием процесса. До этого момента я действительно не имею права что–либо говорить.

Но на суде вы что-то скажете, я правильно понимаю?

Как раз сегодня вечером я буду советоваться на эту тему с адвокатами. Если мы решим, что данные, накопленные редакционная группой, работающей по делу Политковской, можно озвучить публично, то я, безусловно, это сделаю. При этом я еще не знаю, буду ли выступать в рамках открытого заседания или закрытого. Я, естественно, буду настаивать на открытом.

Если заседание все же пройдет в закрытом режиме, сможете ли вы после него опубликовать в газете имеющуюся у вас информацию?

Думаю, да. Надо сказать, что многое мы уже опубликовали. Например, в материале о том, как «лазанская» группировка была связана с Федеральной Службой Безопасности, как один из ее лидеров – Гайдукаев – стал агентом ФСБ. Кстати, он же является дядей подсудимых братьев Махмудовых, которые выполняли его поручения. Мы сумели доказать эту очень важную связь. Благодаря этому приблизились к понимаю того, кому были выгодны утечки информации при расследовании убийства Политковской. Ведь в самый разгар следствия кто-то «слил» в прессу полный список подозреваемых, что вполне возможно позволило важным фигурантам этого дела скрыться. Конечно, у нас все равно пока больше вопросов, чем ответов, но мы хотя бы понимаем направление, в котором нужно копать. Вообще, очень важно правильно формулировать вопросы. Вот один из них: если следствие считает Рустама Махмудова непосредственным исполнителем убийства, то каким образом он, будучи уже в федеральном розыске, сумел получить загранпаспорт? С помощью кого он миновал границу Российской Федерации? Попробуйте просто так улететь через аэропорт, если вы находитесь в «черном списке». Это невозможно! И никто не сможет убедить меня в том, что это - трагическая случайность. Кто-то просто сознательно вывел Махмудова из игры.

Хорошо, давайте оставим эти вопросы до вашего выступления. А есть ли какие-нибудь подвижки в расследовании убийства Маркелова?

Пока нет.

И даже не установлено, случайной ли жертвой стала Настя Бабурова?

Это станет ясно сегодня-завтра, когда окончательно оцифруют и просмотрят записи камер наружного наблюдения. Есть две группы свидетелей: одна утверждают, что убийца стрелял в Настю сразу, другая – что он выстрелил в нее после того, как она попыталась его задержать. Характер ранения Насти таков, что его можно истолковать двояко. С одной стороны, пуля попала в висок - в борьбе так точно выстрелить довольно сложно. С другой - ни у Настиных друзей, ни у ее родителей, нет никаких сомнений в том, что если бы в ее распоряжении оказалась хотя бы секунда, она бы бросилась на киллера. Она была очень смелой девочкой.

Есть ли новые данные в деле об убийстве Юрия Щекочихина?

В прошлом году уголовное дело было вновь возбуждено. Велось оно добросовестно. Но приведет ли оно к чему-либо, я пока не знаю.

У вас есть догадки, кто мог быть заказчиком в этом случае?

Есть. Мы их изложили следствию.

Опубликуете их?

Когда следствие скажет «мы закончили работу» - конечно.

Наконец, дело об убийстве Игоря Домникова. Как я понимаю, предполагаемые заказчики тоже до сих пор на свободе?

Да. Хотя в материалах дела есть все данные о том, что находившейся тогда в должности вице-губернатора Липецкой области Сергей Доровский, недовольный статьями Игоря, попросил своего знакомого, московского бизнесмена Павла Сопота, «поговорить» с журналистом. Сопот, в свою очередь, обратился к так называемой банде Тагирьянова, которая работала по всей стране и на счету которой 23 заказных убийства. Они убили, например, директора «Газпром-Авиа», директора «КАМАЗа». Им Сопот и передал просьбу Доровского. Они и «поговорили» с Домниковым – кувалдой по голове. Мы считаем, что Доровский и Сопот напрямую являются заказчиками убийства. Однако до сих пор следствие ограничились тем, что приговорило к пожизненным и очень большим срокам заключения исполнителей убийства. Ну, что тут делать? Мы будем действовать через международные суды, через общественное мнение. Вот недавно на международном съезде журналистов я раздал всем участникам «рвотные» пакеты, которые стюардессы обычно выдают пассажирам. Внутрь каждого пакета вложил диск со всеми данными о деяниях господина Доровского.

Чем он сейчас занимается?

Он у нас теперь мясник. Является владельцем одного из крупнейших в России мясокомбинатов. Там же, в Липецкой области.

А Сопот?

Про Сопота неизвестно ничего, кроме того, что он на свободе. Но мы будем использовать все возможности для того, чтобы и его, и Доровского, посадили. Кстати, Стас Маркелов занимался этим делом все последнее время. Сейчас мы думаем, кто будет доводить его до конца. И мы обязательно доведем.

Так получается, что почти за каждым громким убийством стоят либо чиновники, либо представители ФСБ …

Знаете, у нас в редакции не любят употреблять такие общие определения - власть, Кремль, ФСБ. Надо все-таки более конкретно говорить, поименно. Да, почти в каждом деле фигурируют люди, которые каким-то образом связаны с агентурой ФСБ. Но говорить про все ФСБ или весь Кремль, конечно, некорректно. Надо быть точнее в формулировках.

В любом случае, ваша газета противостоит целой системе. Вы действительно считаете, что ее можно сломать?

Это не наша работа. Мы занимаемся журналистикой, понимаете? Никто не мог обвинить Игоря Домникова, Аню Политковскую, Юру Щекочихина или Настю Бабурову в том, что они занимались чем либо, кроме своей профессии. Даже их ярые идеологические враги не могут сказать, что эти люди были корыстными, занимались информационным шантажом, продажей компромата или торговлей лояльностями. Мы не суд, и не палачи. Наша профессия – журналистика, мы должны сообщать общественности о происходящем в стране, чем мы, собственно, и занимаемся. Вот вы выпускаете журнал о звездах. Но вы же не ставите перед собой цель, чтобы Дима Билан непременно победил на «Евровидении»? Вы просто пишите про это, потому что вас читают и покупают. Мы тоже просто делаем свою работу. И заметьте, делают ее люди не зашоренные, успешные, с прекрасным образованием, с языками. Многие из них - настоящие звезды, счастливые в любви, в профессии. Это отнюдь не те, кого пытаются представить маргиналами.

А лично вы как попали в эту историю?

У меня до «Новой» было всего два рабочих места: областная молодежная газета и «Комсомольская правда». И сейчас я думаю, что было бы даже странным, если бы я не попал в «Новую».

Вам бывает страшно за свою жизнь?

Мы на редакционной коллегии договорились, что никто из нас не отвечает на этот вопрос.

Почему?

Потому что ответ очевиден. И озвучивать его вслух – только давать повод и дальше себя запугивать.

Когда вы сейчас принимаете людей на работу, вы предупреждаете их, как подводников, что каждый «выход в море» может стать последним?

Нет. Я говорю им, особенно молоденьким студенткам, которые начинают рваться на войну, что не надо путать фаллос и пистолет Стечкина. Это совсем разные вещи. Меня действительно настораживает, что в последнее время в редакцию на стажировку рвется огромное количество молодых людей. Вот у них зуд такой, геройский. Между тем, чтобы работать по опасным темам, нужно быть человеком очень профессиональным, подготовленным, и ответственным за свои решения. Это не игрушки. Мы вот недавно хотели договориться с одним из сотрудников о постоянном освещении очень серьезной проблемы. И он принял ответственное решение – сказал, что должен обязательно слетать домой к родителям и посоветоваться. Такое отношение к делу целиком и полностью нами поддерживается.

Как же к вам попала молоденькая и неопытная Настя Бабурова?

Она, несмотря на свои 25 лет, была как раз не по годам взрослой, информированной и ответственной. Ее решение работать у нас - абсолютно осознанное, здравое, принятое на основе высокого образовательного уровня. Она знала несколько языков, играла в шахматы на уровне мастера спорта, много читала, приехав из Севастополя своими силами поступила в несколько университетов, включая МГИМО. Она имела полное право на профессиональную реализацию. Большой ли смысл в такой реализации? В России, наверное, огромный. Потому что до сих пор все наши социальные психологи говорят о том, что счастливы те семьи, в которых люди полностью реализованы в работе.

Существует хоть какой-то способ защитить журналистов, пишущих на опасные темы?

Есть определенные правила безопасности. Он нами, конечно, соблюдаются, но, как вы видите, это не помогает. Так что как защитить – я не знаю. Только закрывать издания - я

уже говорил. Когда люди, представляющие независимые от государства институты, этим государством не признаются, вооруженные бандиты и уроды, убивая их, думают, что чуть ли не выполняют государственный заказ. А как безоружному человеку защититься от вооруженного? Никак.

Прошу прощения за кощунственный вопрос: со времени убийства Политковской интерес к вашей газете повысился? Тиражи выросли?

Конечно, когда убивают известных людей, то часть общества, у которой хотя бы минимально сохранилось чувство сострадания, как-то на это реагирует. Другое дело, что эта часть совсем не большая, и на тиражах это существенно не сказывается. По настоящему тиражи «Новой» стали расти не после смерти Политковской, а спустя полтора года, и в этом огромная заслуга президента, правительства и правящей партии.

В смысле?

Благодаря их усилиям гламурная, успокаивающая картинка телевидения и реальность жизни - с повышениями тарифов ЖХК, с бунтами автомобилистов, с чудовищной инфляцией, которую кто-то называет девальвацией, с дележом стабилизационных фондов – стали совершенно расходиться. В этих условиях интерес к независимым СМИ, безусловно, повысился. Все больше людей - хотя их по-прежнему не так много - хотят знать, что же на самом деле происходит в стране. Я как гражданин, конечно, не могу быть благодарен правительству, поскольку тоже живу в условиях, созданных им. Но как главный редактор не могу не признать, что благодаря работе этих людей тиражи газеты растут. Мы не так давно даже перешли с двухразового режима в неделю на трехразовый. А в среднем за последний год тираж увеличился на 25 процентов.

Какой он сейчас?

По всей социологии каждый номер читает один миллион человек, кроме них 250-300 тысяч читают газету на сайте в электронном формате. Многие, при этом, не просто просматривают материалы, а участвуют в дискуссиях, в обсуждениях, причем на очень высоком уровне. Например, мы напечатали текст Юрия Николаевича Афанасьева, доктора исторических наук, о современном восприятии российской истории. Удивительный, на мой взгляд, текст, на него ушло порядка десяти газетных полос. К слову, мы, в отличие от большинства других изданий, не боимся такого объема, у нас нет понятия «формата». И эту публикацию у нас на сайте обсуждало свыше двадцати тысяч человек. Это очень качественная аудитория - некоторыми комментариями я просто зачитывался. Аудитория, которая намного умнее всех нас, включая главного редактора. И если вернуться к разговору о стимуле в работе, то эти люди безусловно им тоже являются.

Евгений Левкович