Леонид Агутин и Анжелика Варум

О боязни стадионов, о том, кто из них кому служит и почему их дочка живет отдельно, пара впервые рассказала ОК! 

Татьяна Пеца

Когда одиннадцать лет назад отношения Леонида Агутина и Анжелики Варум еще не выходили за рамки дружеских, пресса упорно их женила. Спустя три года музыканты «сдались» и сыграли свадьбу. Прошло еще несколько лет, и теперь с тем же рвением пресса пытается их «развести». Но вопреки недавним сообщениям таблоидов они по-прежнему вместе. Только что закончился тур артистов по городам России, у Леонида вскоре выходит книга стихов «Записная книжка 69». Кроме того, весь ноябрь расписан — съемки в «Огоньках», а зимой супруги, как всегда, полетят в Майами к дочке Лизе. Несмотря на столь плотный график, Леонид и Анжелика нашли время и для ОК!. Лично нам показалось, что это любящий творческий и семейный союз. На съемках и во время интервью они оба были само обаяние. Леонид нежно подшучивал над женой или трепал ее за ушко, а Анжелика смотрела на мужа с нескрываемым обожанием.

Леонид, Анжелика, фотосессия для ОК! началась в час ночи, а закончилась в девять утра. Накануне у вас тоже была какая-то ночная съемка. Как вы выдерживаете такой режим?

Анжелика: Хороший вопрос. После этого у нас еще был концерт, наутро самолет, потом еще один перелет... Дело привычки и энтузиазма.

Как рано вы можете встать?

Леонид: Вопрос некорректный — у нас нет разделения на день и ночь.

А.: Мы иногда по несколько суток не спим. Вылет может быть в шесть утра, а концерт закончится только в три ночи.

Л:. Или вылет может быть ночью, ты прилетел куда-то, а там — разница во времени и уже день. И тебе скоро выступать.

А.: У нас друг очень хороший работает в медицинском бизнесе в Америке. Двадцать четыре часа он не имеет права выключать телефон, все время должен быть на связи с пациентами — вдруг что-нибудь случится. И я подумала, что вот это должен быть настоящий ад. Мы хотя бы получаем позитивные эмоции от концертов: люди веселые, все-таки это праздник. Такие нагрузки очень тяжелы физически.

Как восстанавливаетесь?

А.: Отсыпаемся, когда есть время. Я могу проспать двадцать четыре часа! Встать поесть и опять лечь.

Л.: А я так не могу.

А.: Леня действительно не может. Он иначе расслабляется. (Многозначительно посмотрела на мужа, и оба рассмеялись.)

При таком ритме жизни хватает сил, например, отмечать семейные даты?

А.: Смотря какие. Вот с годовщиной свадьбы мы запутались. Сначала мы рожали ребенка, потом ездили в свадебное путешествие и только потом регистрировались в загсе.

Л.: Это ты запуталась. А я прекрасно помню — 18 июля 2000 года.

А.: Я знаю, почему Леня помнит день свадьбы. Накануне ему всегда звонит его одноклассница, наша общая подружка, и напоминает, чтобы он не забыл купить мне цветы. (Смеется.)

У Леонида и день рождения двумя днями раньше…

Л.: Шестнадцатого июля. На самом деле мы мало что отмечаем. И это вполне объяснимо. Наша работа связана с праздниками. Грубо говоря, мы постоянно что-то с кем-то отмечаем. И трудно представить, что мы вот так сами сядем за стол и будем веселиться.

А.: Если и случается погулять, то, как правило, стихийно. Кто-то из друзей звонит: «Соскучились». И мы едем на дачу или на шашлыки. Если, конечно, время позволяет. Другое дело — день рождения дочери Лизы, его мы всегда отмечаем. Возим ее в Орландо, в Universal Studios, она очень это любит. А мой день рождения в этом году пришелся на наш концерт в Майами. Отработали его и в двенадцать ночи поехали отмечать. Наотмечались, утром сели в самолет и полетели в Москву. А Ленин день рождения в этом году не отмечали. Говорят, сорок лет нельзя праздновать.

Л.: И я с удовольствием «соскочил» с этого мероприятия.

А.: Он и в прошлом году пытался откосить, но я цепкий товарищ — созвала друзей, и Леня не отвертелся. Мне кажется, это так грустно — в свой день рождения сидеть одному перед телевизором, в тапочках.

Л.: Это все издержки профессии. В детстве мне нравилось собирать друзей — я в принципе компанейский парень. А потом долгое время всё праздновал на гастролях или где-то в пути. Любил на 8 Марта находиться далеко-далеко от Москвы, чтобы поздравлять всех исключительно по телефону. А теперь у нас традиция: каждый год 8 Марта мы выступаем в Одессе.

А.: А вот День святого Валентина мы отмечаем.Мы в это время обычно в Америке, а у них это один из самых трогательных праздников.

Л.: Отмечаем... Если я вспоминаю по случаю.

А.: (Смущенно.) Зачем ты сейчас врешь? Такой шум за неделю до праздника поднимается! Л.: Я не про День влюбленных говорю, а про годовщину свадьбы или знакомства. А.: (Удивленно.) Ты и дату нашего знакомства помнишь? Не пугай меня.

Л.: (Устало.) Ну, примерно. Я тебе ее называл. Да неважно... Представьте, триста шестьдесят пять дней в году, за это время у нас примерно сто взлетов и, слава богу, посадок, порядка двухсот концертов. А между этим студия, запись, съемки, интервью. И еще новые песни надо когда-то придумать! Ни секунды покоя, и так уже много лет. Внутри этого — когда вы ложитесь, когда встаете, когда какая дата?.. Я вообще удивляюсь, что еще что-то помню.

А.: На самом деле у Лени память феноменальная. Где мы только не были, во многих городах не по одному разу! И Леня помнит всё: какая дорога ведет к гостинице, как выглядит сама гостиница, где какие организаторы. Я с такой памятью застрелилась бы, наверное!

Л.: Тебе и не надо. У тебя же есть я.

А.: (Серьезно.) Ну да. Мне повезло.

Л.: И мне повезло: у меня есть замечательный собеседник, которому можно одни и те же истории рассказывать по несколько раз. (Смеются.)

На корпоративы вас приглашают выступать вместе или по одному?

Л.: Сольные концерты у нас, конечно, тоже бывают, но чаще мы поем вместе.

Я как-то присутствовала на частном концерте одной популярной певицы и видела, как тяжело ей было выступать. Зрители сидели, уткнувшись в тарелки, смотрели по сторонам, а не на сцену. Непонятно, зачем они вообще кого-то петь приглашали.

А.: Наша публика интеллигентная, благодарная. Но бывают непрофессиональные организаторы — в двух случаях из ста. Наприглашают сто двадцать пять артистов, чтобы блеснуть, и, когда ты поешь одним из последних, зрители уже не в состоянии воспринимать тебя, они ошалели от децибелов! Правда, меня это не расстраивает. Я представляю, что я на репетиции. Петь я вообще люблю, а репетировать просто обожаю.

Л.: Когда люди должным образом реагируют на твое выступление, ты получаешь удовольствие и думаешь: как хорошо быть артистом! Но если люди устали, отворачиваются, начинают ходить туда-сюда, мысленно говоришь: «О’кей, любой каприз за ваши деньги! Можете все уйти в курилку, а мы здесь поиграем для себя». Я, помню, выступал в Питере, и на моем выходе все, как будто по команде, встали и ушли. Позже, когда жена моя появилась на сцене, мужики начали подтягиваться из курилки. А на мое выступление остались одни дети. Я взял из зала стул, сел посреди сцены, и мы с ребятами — а коллектив у нас двадцать два человека — проиграли все тихо и медленно для себя. Или же иная ситуация: организаторы требуют, чтобы вместо часа мы пели два. Я предлагаю: «Хотите эксперимент? Мы споем и три, только зрители «дослушивать» нас будут уже дома в кроватях». Первые двадцать минут люди привыкают, приглядываются к тебе, следующие двадцать минут — пик их эмоций, потом легкий спад. К полутора часам уже всё произошло: и на костюмы наши посмотрели, и с нами попели, и убедились, что мы поем вживую. Надо «Границу», «Босоногого...», «Ля-ля-фа», «Зимнюю вишню» — и домой! Но за кулисами стоят люди, которые устроят скандал, если ты не доработаешь хоть минуту. И ты дорабатываешь и понимаешь, что, если бы ты ушел десять минут назад, на пике настроения, люди бы вспоминали тебя добрым словом, а теперь ты просто «жвачку жуешь» и уже никому не нужен.

Разгоряченные поклонники не пристают на концертах к Анжелике?

А.: Нет, Леонида боятся — грозная сила!

Л.: Я всем своим видом показываю, что лучше этого не делать. (Смеется.)

Ревность есть в ваших отношениях?

А.: Я очень ревнивый человек.

Л.: О-о-очень!

А.: Муж знает: со мной лучше не шутить.

Л.: Не шутим... У меня жена замечательная, она мне мало поводов дает. Но все равно иногда переживаю — например, она на телефонный звонок может не ответить.

А.: (Обиженно.) Я сплю!

Л.: Я это понимаю. Но осадок неприятный...

Мне казалось, что крепкие «звездные» союзы — те, в которых один из супругов звезда, а другой — человек более приземленной профессии. Но вы вместе уже одиннадцать лет и счастливы в браке.

Л.: Любая карьера — это очень эгоистичное дело. А творческая — самая эгоистичная. Все ради этого эго! И люди, которые рядом с тобой, тебе служат, находятся в подчинении у твоего эго. У нас с Анжеликой есть преимущество перед «неравными» браками: мы оба зависимы от своего творческого эго и поэтому очень хорошо друг друга понимаем. Но есть и издержки: у нас обоих нет человека, который беззаветно служит твоим капризам.

А.: (Огорченно.) Как это? Я тебе служу.

Л.: И я тебе тоже.

А.: Домашний борщ на обед — это плохо?

Л.: Великолепно! Я имел в виду, что нам приходится искать компромиссы. Мы не говорим друг другу: «Я только что вернулся с тяжелых гастролей». Анжелика может что-то сделать для меня, если у нее есть силы. Нет — спит. Или я упал без сил и ничем ей помочь не могу.

А что вам позволяет сохранять вашу любовь?

А.: (Мужу.) Выкручивайся! Я не знаю, что сказать...

Л.: (Кашляет.) Частично я уже ответил. А что еще? Секс, конечно!

А.: Леня, ну хватит.

Л.: (Смеется.) Разве можно по полочкам разобрать любовь?

А.: У меня, например, от нашего сосуществования вместе есть чувство комфорта и защищенности. И я готова идти на компромиссы, чтобы только наши отношения сохранить.

Л.: Я, когда познакомился с Анжеликой, в принципе уже взрослый парень был, но только с ней почувствовал, что такое семья, жена, очаг. Помимо того что мы муж и жена у нас, в хорошем смысле слова, «братско-сестринские» отношения. Это тоже дорогого стоит.

Есть какие-то черты характера, которые вам позволяют вместе находиться?

А.: Мы психи оба! (Смеются.)

Л.: У нас мимикрия страшная! Как-то наши музыканты песню «Всё в твоих руках» опустили в компьютере на кварту вниз — до муж- ской тональности, и получилось, будто ее пел я. Мы очень похожи, друг у друга перенимаем и хорошие привычки, и плохие. Если болеем, то вместе, и диагноз у нас всегда один на двоих.

А.: Помню, когда мы начали жить вместе, Леня разболелся — он как будто понял, что есть кому за ним ухаживать, и просто слег.

Л.: Называется, «доухаживался за женщиной». Анжелика снимала квартиру, и я переехал к ней с чемоданом — набрался наглости.

А.: Причем без объявления войны! (Смеется.)

Л.: И заболел... Почувствовал, что я рядом с человеком, которому могу доверять абсолютно. У меня температура была 34,2 — я лежал чуть теплее трупа. И Анжелика выходила меня, как бойца. Видно, до этого так загнали меня — было несколько лет стадионов, гастролей...

А.: А я уже девушка опытная была, могла сказать: «Не поеду я на эти гастроли, хочу отдохнуть!» Но тоже тяжело было очень — не могли рассчитать свои силы. Как я вообще выжила начиная года с 1994-го и до встречи с Леней?.. По тридцать концертов в месяц, каждый день перелеты, переезды. И весила я при этом 44 килограмма. Я тоже в определенный момент слегла. Врач осмотрел меня и пошел к папе: «Вы потеряете ребенка!» И всё, тогда меня стали щадить.

Вы до сих пор волнуетесь перед концертом?

А. и Л.: (Хором.) Конечно!

Л.: У нас еще у обоих агорафобия — боязнь открытого пространства, но у меня случай более запущенный... Помню, в самом начале мы работали на огромном, забитом публикой стадионе. И под конец концерта Анжелика решила, что хорошо бы обойти стадион по кругу.

А.: «Пугачевская школа»!

Л.: Она взяла меня за руку: «Пойдем!» А я встал на сцене как вкопанный — она долго не могла меня утащить. В итоге добежал до половины трибуны и ломанул обратно.

А.: А я — кросс по стадиону...

Л.: Ничего не могу с собой поделать! Угораздило же меня иметь такую фобию с моей-то профессией.

Окончание интервью читайте в печатной версии журнала ОК!

Зифа Архинчеева