Микки Рурк

HTML:Он был одним из самых знаменитых актеров планеты, но потом его надолго забыли — на целых 15 лет. И вот он триумфально вернулся в профессию. Хотя Шон Пенн вполне заслуженно получил в этом году «Оскар», ОК! жаль, что статуэтка не досталась Рурку 

Решив, что круче его нет никого, Рурк превратился в монстра, который не признавал ничьих правил. И карьера Микки быстро пошла на спад. Он стал персоной нон грата в Голливуде, потерял состояние, жену и уважение коллег. Вспомнив увлечение юности, Рурк попытался зарабатывать на жизнь профессиональным боксом. Но быстро скатился на самое дно — в нищету и полное забвение… Теперь в нем уже не узнать того утонченного красавчика, который когда-то покорил миллионы женских сердец. Лицо Микки изменилось из-за бесчисленных травм и пластических операций. Он говорит, что в его черепе не осталось ни одной целой кости, жалуется, что руки его не слушаются из-за повреждения нервов. То, что он сумел не просто вернуться в Голливуд, но и получить в 52 года премии «Золотой глобус» и BAFTA и первую номинацию на «Оскар», можно считать настоящим чудом. Он сам именно так и считает.
Микки, вы гордитесь тем, что вашу работу в фильме «Рестлер» оценили так высоко?
Разумеется. За последние годы я сыграл несколько эпизодических ролей, но никто не давал мне шанса показать себя в большой роли — до того момента, как Даррен Аронофски (режиссер «Рестлера». — Прим. ОК!) пришел ко мне с предложением… Через десять дней после начала съемок я уже знал, что это будет лучший фильм в моей жизни. А еще через три дня я понял, что он будет и самым тяжелым.
Почему?
Многим казалось, что раз я занимался боксом, то на рестлинг переключусь легко. Но это как пинг-понг и регби — ничего общего. Огромные парни кидают друг друга на пол — несколько лет им требуется только для того, чтобы научиться правильно приземляться. Я падал как мешок с дерьмом. Каждая кость в моем теле болела. Даррен кричал: «Еще дубль!» А я орал: «Дайте мне пять минут, чтобы прийти в себя, черт побери!» Этот человек за свою жизнь только вилку подносил ко рту — вот и вся его физподготовка, и он мне говорил, что я выкладываюсь только наполовину!
Вы считаете, что с этим фильмом вы вернулись в профессию?
Не знаю. Я возьму все, что мне дадут. Я хочу работать. Теперь у меня началась вторая жизнь. Я живу очень тихо, у меня небольшой круг друзей, которые помогают мне и поддер-живают меня. Я надеюсь, что многие посмотрят этот фильм и поймут, что я все еще могу быть актером.
Вы наверняка уже устали от этого вопроса, но я не могу его не задать. В восьмидесятых вы из большой голливудской звезды превратились в малоизвестного боксера. Почему это случилось?
Во мне жили демоны, которых надо было уничтожить. Но вместо этого я превращал их в ярость, меланхолию и паранойю. Наконец, я возненавидел актерство настолько, что мне показалось, будто бокс вылечит меня… Трудно объяснить. Понятно, что у меня неправильно работала голова. Мне предлагали лучшие роли в лучших фильмах, но я думал, что они недостойны меня. Я был полон гнева, боролся со своим прошлым.
Вы как-то говорили о вашем отчиме… Это он виноват в том, что вами завладели демоны?
Да. Когда я был ребенком, он постоянно избивал меня, сотни раз. Он напивался, приходил домой, чтобы избить мою мать, а если я пытался ему помешать, доставалось и мне. Он был больным на голову уродом, и из-за него меня годами мучили кошмары. Потом, когда мне было шестнадцать, я сбежал из дома и стал жить на улице. Это забавно, но именно отчим отправил меня учиться боксу, чтобы я не шатался где попало. Он не догадывался о том, что я мечтал научиться драться так, чтобы избить его до полусмерти… Правда, я этого так и не сделал: боялся, что он отомстит матери.
В юности у вас были мысли о том, чтобы стать профессиональным боксером?
Нет, мне было неинтересно проводить в спортзале по десять часов в день. Мне нравилось драться — таким образом я вымещал свой гнев на весь мир, но на самом деле я просто хотел уехать из Майами.
Сколько вам было, когда вы перебрались в Нью-Йорк?
Двадцать. Я воровал еду, выполнял какую-то грязную работу, чтобы снимать квартиру — на самом деле просто дыру с крысами. Один чувак дал мне книги, и я стал читать о театре. И я влюбился — влюбился в восхитительный образ актера, который изучает Жана Жене, Теннесси Уильямса… Это стало моей мечтой. Я был очень наивен, но верил в красоту актерской профессии. 
А потом, в тридцать четыре года, когда вы были на вершине славы, вы разочаровались в ней?
Да, я вдруг решил, что все это долбаное дерьмо, — актерство и вся моя жизнь. И я вернулся в бокс. Мне кажется, я так ненавидел себя, что где-то в глубине души надеялся, что на ринге кто-нибудь изобьет меня до смерти. Разумеется, из этого ничего не вышло. Потом я много лет ходил к психотерапевту и, проделав очень трудную внутреннюю работу, сумел залечить свои душевные раны.
Ладно, давайте больше не будем о грустном. Расскажите, как вы тренировались, чтобы войти в нужную форму для фильма «Рестлер».
О, это был ад, просто ад. Мне наняли очень крутого тренера, который служил в спецвойсках израильской армии. Я хотел как раз такого человека, который не стал бы целовать меня в задницу. Он приходил в ярость, если утром, в восемь тридцать, меня не было в спортзале. Он сам приходил ко мне в отель, стаскивал меня с кровати и говорил: «Я знаю, что ты был в загуле до пяти утра. Мне донесли». Вот такой это был парень.
Вам пришлось набрать вес для роли?
Не просто вес, а мышечную массу. Сначала я подумал: «Здорово, мне просто надо будет много есть». Но если вы будете просто много есть, ваше тело начнет накапливать жир. Так что мне приходилось не только есть, но и по многу часов тренироваться в спортзале. Это было ужасно. Съемки давно закончились, но я до сих пор ни разу не побывал в спортзале.
Вам было неприятно обнаруживать параллели между историей вашего героя и вашей собственной?
Скорее я был горд, что могу рассказать историю этого человека, так как очень хорошо понимаю его боль. Я знаю, что значит быть кем-то, а потом стать никем и жить в постоянном стыде. Рэнди гордый парень, он не хочет работать в продуктовой лавке. Он хочет восхищать публику, но его время прошло. И он должен взглянуть правде в глаза. Мне тоже пришлось это сделать.
Как вы сейчас себя ощущаете среди своих коллег?
У меня очень странное чувство. Мне хорошо до боли. Я просидел на скамейке запасных целых тринадцать лет. Когда прошло десять, я начал терять надежду и думать: неужели и вправду все для меня закончилось? При этом я жил в Лос-Анджелесе, где каждый день мне напоминали о том, что я потерял. Ты покупаешь сигареты в пять утра, и в очереди из шести человек обязательно найдется один идиот, который скажет: «Смотрите, разве это не тот парень, который был в этом фильме... как его там? Эй, что с тобой случилось? Почему ты больше не снимаешься?»
Да, вам было трудно…
Не то слово. Однажды, когда у меня совсем закончились деньги, я решил позвонить старому знакомому, который занимался строительством, чтобы он помог мне найти работу на стройке. А он мне сказал: «Слушай, Микки, у меня сейчас совсем нет времени» — и повесил трубку. И я подумал: «Боже, я даже не могу найти работу на стройке!» Поэтому, я считаю, мне очень повезло. Это просто чудо, что я вернулся.
Значит, теперь у вас куча предложений?
Нет, никто за мной не бегает со сценариями и не умоляет сняться у него в фильме. Я все-таки слишком навредил своей репутации.
Но вас больше не одолевают демоны?
Только во сне. Я по-прежнему работаю над собой и хожу к психотерапевту. В общем, делаю все для того, чтобы не проснуться однажды и не обнаружить, что снова превратился в того парня, которым был раньше. Я вернул себе свою жизнь. Я сам несу за нее ответственность. Я больше не пытаюсь ввязываться в конфликты, чтобы доказать всем, что я крутой. Эта моя часть умерла. Я клянусь. Я совершенно здоров и хочу снова сниматься в хорошем кино.

Veronika Parker