Анна Михалкова про справедливость и доброе сердце

У нас все-таки новогодний номер, поэтому начну с вопроса: нарядили ли вы елку?

Конечно, у нас числа с 19–20-го в доме всегда стоит живая елка. Мне и Наде в подарок заказывает брат Тёма — огромную такую, мы потом ее наряжаем. Когда росли сыновья, пряниками украшали, Лида всё делает по-своему — она сказала, что будут стеклянные игрушки. Я всё пытаюсь отделаться тем, чтобы просто лампочки повесить, но Лида не сдается пока. В результате я же сама этим и занимаюсь. А они садятся вокруг с телефонами.

Детские спектакли, которые вы делаете с Надей, — с одной стороны, это наследие, которое касается не только страны, но прежде всего вашей семьи. Их фишка в том, что в действие вовлекаются зрители — дети. Это здорово, потому что через такие вещи они раскрепощаются, перестают зажиматься. У меня есть приятельница, взрослый человек. С детства она боялась отвечать у доски, а теперь, до сих пор, когда ей нужно где-то выступать, ее трясет...

Публичная демонстрация себя — не в нашей природе. Я ненавижу публичные выступления. Не люблю, боюсь и нервничаю всегда. А вот что бы я ввела в школьное обучение, так это курс риторики. Дети сегодня не умеют разговаривать, формулировать, с трудом составляют слова, очень короткие мысли, очень фрагментарные. Мы с Надей, перед тем как сделать новогоднее шоу «Дядя Стёпа», посмотрели всяких елок, которые идут в городе, больше 30 — очень мало постановок, где ребенок является соучастником действия. Очень классные картинки, всё под дико громкую музыку — ни живого звука, ни драматургии. Дети смотрят это как телефон. Они не слушают, что происходит. Многие шоу построены просто на спецэффектах. Уследить за историей невозможно, потому что она записана закадровым голосом. Ты не можешь понять, про что это. Ты должен либо знать сюжет, либо просто смотришь на красивую штуку. А у нас изначально акцент сделан на качество самого текста, на литературную основу. Новогодний «Дядя Стёпа» — это всё равно стихи, это ритмический рисунок. У нас все работают вживую, очень много общения с детьми, и это прекрасно. Родителям тоже хорошо, потому что это всё стихи, которые они знают с детства: «Юля плохо кушает, никого не слушает». Или там: «Ну, подумаешь, укол! Укололи и — пошел». Это очень узнаваемая ситуация. И поэтому у нас получилось, на мой взгляд, здорово сделать интересную историю. И идет недолго — час двадцать. Все выдерживают — и взрослые, и дети. И они все уходят очень довольные, правда.

Я вообще заметила, что дети — это, во-первых, самый открытый зритель, а во-вторых, им не соврешь.

А вот я не согласна. Дети всеядны совершенно. Условно говоря, любая движущаяся картинка — им абсолютно всё равно, какого она качества. Вы видели то количество плохих, но популярных мультфильмов, которые есть в сети? Это, конечно, зона ответственности взрослого, который всё равно пытается навязывать какой-то вкус.

К слову, Лида читает сама? У многих сейчас есть эта проблема.

Это не проблема, это уже новая реальность. Это не хорошо, не плохо — просто вот так.

Я заставляю. Лишаю ребенка детства, как он говорит.

От этого он не станет больше любить читать. У нас летом было заведено, что дети час читают. Естественно, всё через палку, абсолютно без какого-то желания. А когда Серёжа закончил школу и начался ковид, он вдруг прочитал «Шантарам» (нашумевший роман австралийского писателя Грегори Дэвида Робертса. — Прим. OK!) и стал читать всё подряд. Сейчас он читает. Но ничего не предвещало этого. Надо было дозреть. Когда он поступал во ВГИК, он не прочитал ни одной книги вообще, кроме «Героя нашего времени». И ничего не смотрел — ни одного фильма. И это было как раз круто для поступления, потому что он вообще не знал, что есть кинематографические клише какие-то. А второй сын, Андрей, — умнейший парень. Просто умнейший, правда. Не потому, что это мой сын. Он блестящий аналитик. Ему вообще литература не нужна. Выдуманный мир ему неинтересен. Более того, описательный мир. Классическая литература ведь, будем честны, в большинстве своем устарела. Это связано с тем, что возможности путешествия через телефон, через глаза (80% информации мы глазами получаем) стали доступны. Что такое была раньше книга? Это возможность узнать мир: куда дует ветер, как, что и где растет. А сейчас, когда всё опирается на действия, описательный мир вообще не нужен. Что-то мы читали недавно... я сама выбрала книгу — и заснула сразу. «Прохладный ветерок подул с северной стороны, вот эта травка пригнулась...» — это невозможно, это скучно. Скорость нашего мира давно другая. Это всё устарело. Даже вот «Графа Монте-Кристо» они пытались прочитать. Я говорю: это интереснейшая книга! Взяла ее — и просто продиралась сквозь текст. Невозможно нудно.

Спектакли, которые у вас идут, все-таки какую-то воспитательную функцию несут?

Конечно.

Я в детстве не любила «Три поросенка» (ваш второй проект с Надей называется «Три поросенка. Ой»). Мне не нравилось категорически, что два бестолковых братца за счет одного трудолюбивого смогли остаться в живых.

И у нас история как раз про то, что наш поросенок Наф-Наф не пускает братьев в дом, говоря: «Вы ничего не делали, вы лентяи, вы лодыри». А дальше речь идет про справедливость и доброе сердце. Эту сказку чудесно переписала под спектакль Маша Трегубова. Приходите, вам понравится.

На Анне: колье, серьги, кольцо — всё Mercury, коллекция Classic, белое золото, бриллианты, жемчуг, Платье Ann Demeulemeester

Переписать позволительно вообще?

Сейчас всё позволительно. Мы ведь живем во время деконструкции. На мой взгляд, самое крутое будет, когда все вдруг вернутся в первоначальную форму. Вот как написали, так и поставили. И это самый сложный жанр, потому что ты всё время хочешь интерпретировать. Сейчас же еще каждый считает, что он имеет право на высказывание. Всё время хочется спросить: а для чего? Почему вы считаете, что ваше мнение интересно? Если вы посмотрите, 90% отзывов — это всегда критика, потому что, когда понравилось, очень редко кто скажет. А написать «ты говно», «ты жирная», «тебя папа протолкнул» — это легко. И это тебя актуализирует тоже в этом смысле. Мне кажется, сейчас время как раз самое интересное с точки зрения того, как ты делаешь конструкцию. И деконструкцию всего. И разбираешь на части, и любуешься вот одной, другой, третьей. А попробуй сделать самое простое. Вот они, вот вам рамки — вот есть текст. Попробуйте в этом существовать. История как раз про школу и про литературу, возвращаясь к чтению, — это, в принципе, как галстук: ты можешь его не носить. Это как высшее образование. Но его лучше иметь и уметь ходить с ним. Я сыновьям всегда говорю, что это с точки зрения пикапа...

…выгодно выделяет тебя на общем фоне.

Конечно. (Смеется.) И перед родителями, перед девочками, мальчиками — всё, ты сразу вышел на другой уровень, тебя уже не догнать. 

Получается, сегодня можно выделяться, имея, по сути, базовый минимум… Что-то страшновато немного — а что дальше будет.

Да, это сейчас именно про то, что я говорю. В эпоху метаиронии бесконечной над всем самое сложное — просто сделать самое простое. И это будет, мне кажется, тенденция времени.

Аня, мне показалось или спектакли для детей — это замещение собственных театральных работ?

Это другое. Во-первых, тут я продюсер. Я 25 лет веду «Спокойной ночи, малыши!» и в филармонии в Питере читаю сказки с симфоническим оркестром для детей уже лет пять. В антракте я общаюсь с детьми. Они приходят сфотографироваться, я с каждым разговариваю. И мне это интересно. Это очень эгоистично, потому что такая благодарность, которую ты получаешь от детей, условно назовем это детская молитва, — она самая...

…искренняя.

Конечно, самая яркая. Поэтому это здорово. Театры — это не моя абсолютно среда, хотя вот сейчас я должна начать у папы репетировать спектакль «Без свидетелей». Вика Исакова мне говорит: «Ты просто еще не прочувствовала этого», — ну, может быть, это следующий какой-то этап. Но это выход из зоны комфорта точно.

Я засматриваюсь на ваш браслет — явно делал ребенок.

У меня еще и второй есть. (Достает из сумки — показывает.) Это как раз на моих чтениях в филармонии в Питере есть девочка, она приходит туда с 3 лет по абонементу. Когда она пришла в первый раз (я, подписывая им программки, спрашиваю имена), она сказала, что ее зовут Алола. Я говорю: «Ничего себе, имя у тебя какое!» Я уже подписала Алоле, а папа ее говорит: «Ее Аврора зовут, она просто букву «р» не выговаривает». (Смеется.) И вот с тех пор «Алола» приходит на каждый концерт, ей сейчас уже 6. Она мне сделала этот браслет — на нем написано «Аня Михалкова». Я его не снимаю, хотя Лида ревниво на это реагирует. Еще у меня есть там любимец — Герман. Он играет то ли на флейте, то ли еще на чем-то. И когда я его вижу, всегда спрашиваю: «Герман, где ты сидишь? Я выйду во втором отделении и тебе помашу». Вот «Алола» и Герман — мои любимцы. У них, кстати, в Питере есть культура детских посещений филармонии: детей лет с трех водят — они там кто спит, кто в вечерних нарядных платьях сидит, в туфлях. Еще одна девочка Катя, она всегда обнимается со мной долго. Они все в таком восторге всегда. Стоят в огромной очереди, чтобы я расписалась...

На Анне: колье, серьги, кольцо — всё Mercury, коллекция Classic, белое золото, бриллианты Топ Jacquemus Юбка MVST Туфли Valentino

Аня, я посмотрела, сколько у вас в работе проектов, мне кажется, вы даже сами не знаете сколько.

Не знаю. Я даже не знаю, что выходит. (Смеется.)

Я посмотрела первые серии проекта «Полураспад», который в следующем году выйдет на Okko...

И как вам?

Мне очень понравилось. Я не была на «Новом сезоне», вы, кажется, тоже, но стало понятно, почему вам там дали «Главную женскую роль».

Не смогла. Я работала. С радостью бы куда-то ездила (Смеется.), просто не успеваю.

В фильме вы играете журналистку, там в начале звучит фраза как контраргумент: «Кому нужна твоя правда?» Вы как считаете, правда всегда нужна или есть ситуации…?

Слушайте, любая такая истина, она дуальна. Любая. Есть Бог — нет Бога. Ты всегда можешь доказать одно и можешь доказать другое. Точно так же и с правдой: есть ситуации, когда она необходима, а есть ситуации, когда ты понимаешь, что оно и не нужно. И вот так скажешь «я всегда за правду», а потом тебе жизнь преподнесет такие уроки, когда ты понимаешь, что в этой драматургии твоя роль просто ничтожна. Всё, что тебе казалось, ты знаешь, оказывается совершенно не так. Конечно, надо держаться одной стратегии и каких-то правил человеческих — это ясно, что лучше быть честной. Вот пожалуйста, семья наша, трое детей, все очень разные. Есть младшая Лида, которой принципиально важна правда, даже если она нелицеприятная. Старшим мальчикам я всегда могу соврать, в хорошем смысле этого слова, потому что я знаю, что им моя правда не поможет.

Поддержать так?

Просто сказать что то, что ты придумал, намного лучше, чем то, что придумали другие, например. Я вижу в этом потенциал и так далее. Мальчики нежнее в этом смысле, они простодушнее, поэтому как раз им нужна поддержка и похвала. Потому что они должны быть для женщин самыми лучшими, для мамы — тем более. А вот Лиде это не надо совершенно. Ей важно, чтобы сказали так, как есть. С ней работает такая схема.

А с вами какая схема работает?

Я люблю, когда меня хвалят только. (Смеется.) Очень банально. Не люблю, когда ругают. Есть близкие люди — конечно, мне важно, чтобы они оценивали более-менее адекватно. Но, допустим, мой муж всегда говорит в лоб и прямо, не делая скидку на какую-то там эмоциональную составляющую. Для него это неинтересно.

Может быть, это и неплохо, потому что иногда нужна встряска. Это же действует как холодный душ.

Поэтому мы до сих пор и вместе, потому что балансируем друг друга.

Вы-то его хвалите?

Конечно. Поддерживаю — точно.

На Анне: Серьги, колье — всё Mercury, коллекция Classic, белое золото, бриллианты Пальто, юбка — всё Co Туфли Ferragamo

Я заметила, что роль женщины в семье, да и в социуме, хоть самая энергозатратная, но не самая почетная, что ли. Вот как раз в «Полураспаде» был момент, когда мужчины идут на важную встречу, а вашей героине говорят: «А ты, пожалуйста, нам кофе сделай с пенкой — ты его хорошо делаешь». Возможно, в профессии актрисы это не так заметно — хотя говорят, что у мужчин больше гонорары.

Да, так и есть. Меня это устраивает, если честно. Меня это абсолютно не возмущает никак. 

Почему?

Потому что я выросла в очень патриархальной семье, где всё подстроено под мужчин. Я другого не знаю.

Иногда это вызывает протест.

У меня нет. У меня уже ничего не вызывает протеста.

Главное, чтобы мужчина оценил, что поддержка-то всё равно идет с тыла.

Ну, наверное, да. (Смеется.)

Получается, похвала-то и вам нужна.

Я ее собираю со всех остальных. У меня дома чисто функция жены и матери. Всё остальное их вообще не интересует. И это неплохо.

Ну то есть когда вы получаете очередного «Золотого орла», а у вас их немало…

Вот вам и пример. Когда мне 50 лет исполнялось, Надя сделала фильм. Я считаю, что в этом вообще вся концепция нашей семьи. Значит, у меня призов: шесть «Золотых орлов», несколько премий «Ника», пять, по-моему, «Белых слонов» от критиков, международные какие-то, «Кинотавр» — в общем, много. Надя собрала этих «Орлов», поставила перед семьей. Вот они все сидят: Альберт, дети... Надя спрашивает: «За что эти “Орлы”?» Ни один из них не сказал, кроме, кстати, Альберта, который вообще равнодушен к этой теме, но у него память феноменальная.

Вас это задело?

Нет, это классно, потому что для них я в первую очередь — мама и жена. Меня не задевает, потому что я реализована во всех основных пунктах: семья, дети, материнство, женская составляющая, профессия — у меня, слава богу, все эти истории закрыты. Легко, находясь в этой точке, говорить про то, что всё ерунда. Потому что с определенного момента, когда ты закрываешь эти пустоты, всё, тебе не нужно по большому счету какого-то еще признания дополнительного. У меня очень делится жизнь на то, что в реальности, в которой я живу, и тот придуманный мир, в котором я добираю. От каких-то жизненных ситуаций, которые я могу смоделировать, до общения с очень разными людьми. Болезни, потери, какие-то романы: всего в моем кинематографическом мире — выше крыши. Поэтому моя жизнь в реальности очень стабильна. Она связана с ежедневной рутиной, с тем, что я каждый вечер укладываю Лиду спать. И закупка продуктов, таскание потом пакетов — всё точно так же, как у всех. Ну да, тебе там особо никто спасибо не скажет ни за это всё, ни за то, что работаешь. Но у женщин другая биологическая программа сама по себе. Она самодостаточна. Если ей нужно еще всё время признание, то это просто как бы некая тенденция времени.

На Анне: колье, серьги, кольцо — всё Mercury, коллекция Classic, белое золото, бриллианты Водолазка, юбка — всё Jil Sander Пиджак Nina Ricci Туфли Sergio Rossi

Когда приходит понимание, что это твоя профессия? Внутренняя. Самоудовлетворенность.

У меня пришло в 29 лет, когда я снялась в картине «Свои». Я человек рефлексирующий по многим вещам, всё время думала, туда или не туда. А потом, поскольку мне интересны разные вещи, я поняла, что могу разное делать. И вот после фильма «Свои» я поняла, что всё туда. Это мое, я ничье место не занимаю, я буду здесь работать и стану лучшей. Мне прямо это важно было. Именно поэтому я действительно много работаю, и много работаю над собой в этих ситуациях. Я работаю с коучами, с разными техниками — мне интересно всё, что связано с профессией. Мне нравится система Майзнера, Демидова, и я по этому поводу много читаю.

А для чего это вам?

Меня пугает то, что мы все принимаем завершенную конструкцию себя и теряем пластичность... Я всё время пытаюсь как бы расшевелить себя, чтобы не закостенеть ни в мироощущении, ни в каких-то взглядах. Хотя я понимаю, что... Условно, до 30 лет ты набираешь, набираешь, а дальше твой объем памяти закончился, и всё — жесткий диск заполнен. Я всё время пытаюсь работать над тем, чтобы докупить лишние мегабайты. (Смеется.)

Мне очень нравится, как вы пишете в соцсетях. Вы невероятно самоироничны. Мне кажется, если заканчивать интервью, то надо по поводу звания «народная артистка» что-то сказать.

(Смеется.) Это к слову про «не закостенеть»? Всё должно быть к месту и ко времени. Ко всему надо относиться с иронией, это правда. Ко всем своим достижениям. Иначе с ума сойдешь. Можно потерять связь с реальностью. Кто скажет, что ему неприятно получать призы и звания? Это странно. Другое дело, ты понимаешь, что уже кому-то получить эти призы важнее, чем тебе. Я свои призы получаю во время работы, потому что я люблю процесс, я не «результатник», а «процессник». Для меня мелкие радости профессиональные намного круче. Ими поделиться я могу только с Надей, потому что она понимает цену всего этого, либо папе сказать, что, смотри, как классно я придумала такой-то ход. И он скажет: «Вот это круто!» Вот это мои призы. На самом деле хочется чего-то простого. Но человек так устроен, что ему вечно чего-то не хватает, он вечно чем-то неудовлетворен.

А вам чего не хватает?

Мне? Не хватает ограничений, понимания того, что достаточно, во всем достаточно. Двух пар обуви, честно говоря, для жизни достаточно, а ты не можешь остановиться, даже если их больше десяти. Именно из-за того, что я человек масштаба, мне нужно, чтобы кто-то мне говорил, что это лишнее.

Ну так мужья обычно этим занимаются, нет?

Ну да, но, опять же, это момент того, что я сама зарабатываю, и это мои деньги, я их могу тратить как я хочу. Кто мне запретит?

На Анне: Колье, серьги, кольцо — всё Mercury, коллекция Classic, белое золото, бриллианты, жемчуг Пиджак Jil Sander Платье Ann Demeulemeester Туфли Khaite

А на что вам не хватает времени от занятости? Есть какая-то история, которая вот где-то там внутри сидит, но она пока не реализована?

Я вообще человек не завистливый, но вот чему ужасно завидую, так это людям, которые многому учатся — истории искусств, например, или каким-то мотивационным тренингам психологическим. Еще у меня в списке желаний есть пункт — я бы пошла учиться на флориста. Есть в Англии такая классная школа флористическая, которая очень известна. Я бы с удовольствием туда поехала. В общем-то, у меня нет каких-то тем, которые бы мне были неинтересны.

Вы говорите, и у вас глаза загорелись. Это так круто! Сейчас людей с пустыми глазами, особенно молодых, стало очень много. Они как будто бы уже всё знают. И поэтому ничего не хотят.

У них никаких амбиций, им вообще всё параллельно. Есть большой запрос на дружбу, на френдзоны эти все, но никто не готов терпеть никаких страданий и ограничений вообще. Лида всё время говорит: «Я не терпила, как некоторые». Ну ладно, ты считаешь, что я терпила, хорошо. Попробуй жить по-своему, пожалуйста. Ведь то, как ты относишься к той или иной ситуации, — то и есть для тебя реальность. У моего сына была депрессия. Мне казалось, что он просто с жиру бесится — у него Патрики, друзья, что тут вообще переживать. Потом я поняла, что он просто иначе ощущает происходящее — у него большая драма... Не надо забывать, что каждый из нас живет по своим внутренним ощущениям.

Но вы считаете, что иметь амбиции лучше?

Я детям говорю, что проекты должны быть амбициозными. А дальше вот что-то делайте для этого, хоть что-то. Самое сложное — это просто делать самый маленький шаг. У нас очень много людей, кто умеет советовать, существовать на уровне идеи, а тех, кто реально что-то делает, — единицы. По правде говоря, мы все существуем как потребители труда совершенно других людей. Мы сами ничего не производим. Как бы да, мы генерируем смыслы — как угодно можно это назвать. Но без этого человечество проживет, честно. А вот без того, чтобы кто-то посеял рожь, потом испек хлеб, потом кто-то придумал бы лекарство, — вот это для меня реальная работа, реальная профессия.

Я абсолютно с вами согласна, но иногда людям, которые в поле пахали, нужно включить телевизор и посмотреть что-то для разгрузки. И желательно со смыслом.

Конечно. Но когда они узнают, сколько получает тот, кто их развлекает, они говорят: какого фига я тут горбачусь. На всю жизнь запомню, как мне писал один парень на сайте «Одноклассники». Он увидел, что я актриса. Посмотрел какие-то фильмы и периодически мне писал. Спросил как-то: как у вас дела? Я говорю, что устала. Была смена, там проснималась целый день на улице. А он работал в аэропорту грузчиком. И он говорит: не больше, наверное, чем когда таскаешь чемоданы. Я подумала: не больше уж точно.

На Анне: колье, серьги, кольцо — всё Mercury, коллекция Classic, белое золото, бриллианты, жемчуг Платье Ann Demeulemeester

О чем мы не поговорили, что было бы вам интересно? Самой. Потому что пока я спрашивала то, что интересно мне.

Даже не знаю, я вообще люблю общаться, и по большому счету у меня нет тем, которые мне неинтересны. Ну так, знаете, «что сказал папа», мне это неинтересно. Вот такие вопросы.

Ой, а у меня был такой вопрос.

Давайте. (Улыбается.)

Лет пятнадцать назад я брала интервью у Никиты Сергеевича и до сих пор помню одну мысль, он сказал, что так ему говорила мама. «Никогда не обижайся, не доставляй обидчику удовольствия достичь своей цели». Может быть, я перевираю, но смысл был такой. Есть какая-то фраза отцовская, на которую вы всю жизнь ориентируетесь?

Всё банально так... но эти фразы работают. «Если можешь помочь — помоги» — это его принцип. Зато теперь, когда он видит мой звонок, посылает уже сразу. Он говорит: «Можно успокоиться? Ты как наседка носишься черт-те с чем и с кем!» (Смеется.) Еще одно правило, хорошее или нет: сравнивать себя не с теми, у кого лучше, а с теми, у кого хуже. Это классно с точки зрения отрезвления. Но с точки зрения движения вперед? Туда же — «Думай о других обязательно». Вроде всё верно, но иногда не очень понятно, почему я должна думать о других, когда я о себе не могу подумать...

Самое время спросить, приготовили ли вы подарки…

С этим стало сильно проще. Старшим можно дарить деньги. А у Лиды, как и у ее подруг, заявки на сертификаты «Золотого яблока».

А, вот так уже?

Она пошла в субботу к подружке. Я говорю, узнай, что подарить. Она говорит, что подарила сертификат и наличкой дала «из своих». (Улыбается.) Она копит (хоть кто-то в этой семье!). Дева, одним словом. У нее деньги есть всегда. Они к ней липнут прямо. Очень структурная девочка.

Вы же Телец — у вас должна быть эта суперсила.

У меня есть суперсила тратить. Поехать куда-то, всех пригласить. Мы с Альбертом всегда всех зовем к себе, плов делаем. Приходит народ, все друг у друга на головах сидят, старшие мои тоже с друзьями. Как-то Аня Меликян мне сказала: «Аня, я бы умерла просто. У тебя один выходной, а ты еще гостей собираешь». А я, наоборот, так восстанавливаюсь через поток, меня абсолютно очищает это всё — то, что я ни разу не сяду за стол, таскаю тарелки туда-сюда, столы двигаю. Вот это меня заземляет и очень стабилизирует.

• Фото І Ольга Тупоногова-Волкова

• Стиль І Юка Вижгородская

• Макияж и прически І Надежда Князева