Павел Прилучный: «У нас очень хорошие отношения. Мирослава — чистейшей души человек»

Павел Прилучный жадно впитывает те возможности, которые дает ему кинематограф. Он всегда в максимальной боевой готовности, его актерский организм настроен на победу, и профессия отвечает ему взаимностью. А как иначе воспринимать предложение режиссера и продюсера Тимура Бекмамбетова сыграть главную роль в картине «Девятаев» об уникальной судьбе героя Великой Отечественной войны? Премьера фильма состоялась 22 апреля во время открытия Международного кинофестиваля в Москве. В преддверии проката картины в кинотеатрах мы пообщались с Павлом.

Паша, ты сейчас похож на морского романтика — вся рубашка в якорях. Это абсолютная противоположность твоему брутальному имиджу. 

(Смеется.) По-сочински решил одеться. Проснулся сегодня, такая ужасная погода, всё так плохо. Думаю: «Да ну его, надо что-то менять», — и решил взять самую яркую одежду, которая была. Тебя, подумал, развеселю.

Развеселил, мне понравилось. Слушай, я помню, мы познакомились как раз в Сочи на «Кинотавре».

Да.

Начинающий артист, тебя толком никто еще не знал, но ты так хотел попасть в киношные компании: «Вот посмотрите, я есть такой — Паша Прилучный».

Я и тогда был ярким. (Смеется.)

Ты и тогда был ярким еще за счет своей татуировки.

В те годы их никто особо и не делал, тем более на шее, это правда.

Ты же сделал эту татуировку после съемок?

Да, мы с Пашкой Санаевым снимали фильм «На игре». Я тогда уже имел чуть-чуть опыта в кино и понимал, что если гримеры не очень хорошие, то на следующий съемочный день татуировка уже «съедет» и будет в другом месте.

То есть решил радикально поступить и сделал реальную татуировку. Но с ней надо потом жить.

Ну и прекрасно. Она для меня уже стала как родимое пятно. Раньше немного напрягала, а сейчас ее спокойно просто замазывают во всех фильмах. Я же весь в татуировках. (Показывает.)

На Павле: Тренч Trussardi Jeans, Рубашка Trussardi Jeans, Брюки Strellson, Ботинки Pantanetti (no one)

А это у тебя кардиограмма, что ли?

Да. У меня каждая татуировка что-то означает. Два года назад я много снимался и заболел, какая-то проблема с легкими была, работал с температурой. Ночные-дневные-ночные-дневные смены, я постоянно за рулем, всё сам. Как-то выезжаю на трассу и вдруг понимаю, что левую сторону пробило током и отключило полностью. Я кое-как на обочину срулил. У меня дрожь, смотрю в зеркало и вижу синие губы, сам весь белый. Вызвал скорую. Врачи приехали, быстренько всё сделали. Сердце немножко подустало. А у меня кредиты, ипотеки и всё остальное...

...семья, дети…

Была семья. Но мы как раз находились в состоянии распада.

После расставания с Агатой какие-то выводы ты сделал?

Да, стараюсь больше одного проекта сейчас не брать, ничего не должно пересекаться, иначе невозможно. Нельзя себя так расходовать. Я повзрослел, поменялись принципы жизненные.

Конечно, всё меняется. Я помню, мы с тобой снимали программу «Кто там...», это было в 2010 году, в Театре на Малой Бронной, когда ты там работал. Худенький, стройный, с тонкой шеей, такой юнец. Еще ты играл в спектакле «Принц Каспиан»...

...да-да-да, сказка....

...и пытался там петь, это было немножко фальшиво, но ты так старался, так хотел вытянуть все ноты — это было очень трогательно.

Да, чудесные времена были, честно говоря: я ни от чего не зависел, хотел чего-то высокого... Ничего, сейчас тоже всё замечательно на самом деле.

Конечно, замечательно. Совсем недавно ты снялся в картине Тимура Бекмамбетова «Девятаев» — главная роль, причем роль, я так понимаю, мощнейшая.

Да, я играю летчика Михаила Девятаева. Герой России ныне. Ему долго не давали это звание, 12 лет шло расследование. Три лагеря он прошел в Германии во время войны, потом у нас его тоже по лагерям затаскали...

...потому что думали, что он завербован немцами?

Да. Он был сбит немцами на их территории, его взяли в плен, и он сбежал, что практически было невозможно: увел немецкий самолет «Хейнкель». Собственно, в этом самолете он нашел очень ценную информацию, которая помогла решить исход войны. Девятаев нашел разработки немецких ракет, в России никто таких не делал и даже не знали вообще, что они существуют. У немцев был план в одно время взорвать Англию, Америку и Россию. Девятаев узнал, где эти ракеты расположены, и наши бомбанули по всем точкам. Он делал для России очень много на самом деле.

И при этом был закрытой фигурой много лет.

Абсолютно.

Я благодаря фильму в первый раз услышал про Девятаева — думаю, как и многие.

Канал «Культура» сделал документальный фильм, я в первый раз услышал эту историю как раз там. Потом, где-то через год, мне позвонил Тимур и говорит: «Не хотел бы ты почитать такой сценарий?»

Всё совпало. Девятаев потрясает своей судьбой.

Ну да, он через очень многое прошел. Я даже не представляю, какой силы это был человек. Это был крепкий, такой здоровый мужик до того, как попал в плен. А из лагеря вернулся и весил 43–45 килограммов — это были только кости. И он смог поднять в воздух огромную железную машину. В фильме мы постарались придерживаться реальных фактов.

Это больше боевик или психологическая драма?

Я бы сказал, что это такой экшен, потому что Тимур Бекмамбетов, конечно, без экшена не может. Здесь экшен с очень правильной подачей, с глубоким смыслом. Это фильм про дружбу, про любовь к Родине. Но это не просто какая-то патриотическая история из серии «Надо любить Родину, потому что надо!», нет.  Девятаев мог бы спокойно остаться в Германии. Он был одним из лучших летчиков, мог бы учить полетам немецких солдат. Но несмотря ни на что решил: «Я вернусь обратно в Россию» — и уже на родине прошел дичайшие испытания.

Ты уже сколько переиграл суперменов с железным, стальным характером. Эта роль — продолжение твоих предыдущих историй?

Нет, Девятаев не похож ни на одну из моих ролей. Вообще, я сейчас стараюсь максимально себя менять в разных проектах, чтобы мне самому было интересно. Появилась такая возможность: не надо никуда бежать, не надо никуда спешить, чтобы просто зарабатывать какие-то деньги. Есть недвижимость, в которой можно жить, есть машина, на которой можно ездить, дети учатся — ну то есть всё хорошо. Сейчас я стараюсь брать проекты, где можно, повторяю, максимально меняться. Большой грех — уныние. Вот Девятаев пытается постоянно от этого греха бежать и никогда не унывать — мощь и сила его в этом. Его постоянно кидают мордой в землю, в каждой сцене мы понимаем, что сейчас всё, он на краю пропасти, должен отказаться от всего, но он всё равно выходит победителем.

На Павле: тренч, рубашка, брюки, кеды — всё Dior Men, очки Prada

Твой герой — суперталантливый летчик.

Тебе нужно было какие-то курсы специальные проходить, когда ты готовился к роли? 

Так я летал, часа четыре налетал.

Сам за штурвалом?

Конечно, сам. Когда садился в первый раз — это такая романтика! Мой тренер был летчиком-истребителем, он мне дал ключи и сказал: «Ну всё, садись давай, держи ключи от неба». А я сначала долгое время на симуляторах летал, которые полностью повторяют устройство. И вот он мне говорит: «Ну что, давай, взлетай!» Уже в воздухе я понял смысл слов «ключи от неба». Действительно, это пространство — твое, здесь нет ни дорог, ни перекрестков, ни светофоров, ты — хозяин! У тебя меняется мировоззрение, ты смотришь на всё совершенно другими глазами. Мы пролетали над Питером, над той дорогой, по которой раньше проезжали, — совершенно другое восприятие. Я так влюбился в это занятие, что даже захотел потом пройти курсы и получить права на полеты. Но это, конечно, дорогая история, и этому надо посвятить много времени. 

Видишь, новый стимул у тебя появился.

Точно.

А ты говоришь — надо успокоиться.

Да нет, я успокоился в другом смысле, в душе.

У тебя очень трудный период был, Паш. Сейчас, я так понимаю, всё уже позади. Но развод безболезненным не бывает, когда есть дети, у которых уже вполне сознательный возраст.

У меня потрясающие дети. Они всё понимают, для них, может быть, так даже лучше. Они счастливы, у нас всё хорошо. Мы вместе проводим время. Хотелось бы, конечно, чтобы этого времени было побольше.

А что делает твоих детей счастливыми?

Мы тренируемся, занимаемся, веселимся. С Тимохой занимаемся спортом, я его немножко боксу учу.

Ну это твоя стихия. У тебя же отец боксером был, а ты сам вроде даже кандидат в мастера спорта?

Да.

Это было всё в Сибири, в городе Бердске. 

Да-да.

Тоже интересно, Паш. Ведь твоя жизнь могла совсем в другую сторону пойти. Ты мне рассказывал, что район, где ты рос, неблагополучный, бандитский — на творчество и высокие материи это явно не настраивало.  

Спасибо маме, если бы не она, я бы, конечно, остался там, в Бердске, и никуда бы не уехал. Я был первым хулиганом на районе, всех подстрекал: «Ребята, пойдемте бить окна!» (Смеется.) Я был еще тот заводила. Мама занимала мое время так, чтобы не было свободных часов. Я учился с восьми утра и до девяти вечера. Она же отправила меня в театральное училище. Я хотел поступать в хореографическое, танцевал с детства. Мне очень нравилось танцевать.

С одной стороны, бить окна, а с другой — заниматься хореографией. Такой амплитудный молодой человек.

На танцах было много девчонок, я был единственным парнем. Они меня носили на руках. (Смеется.)

А друзья не посмеивались над тобой?

О чем ты говоришь — я над ними посмеивался. Я занимался хореографией, занимался боксом. Пацаны говорили: «А ты что, на хореографию ходишь из-за растяжки, чтобы с ноги давать?» Я отвечал: «Да-да, именно из-за этого».

На Павле: тренч, рубашка, брюки, кеды — всё Dior Men, очки Prada

Но всё равно, у тебя, я так понимаю, каких-то возвышенных дальних планов не было: работать на станции техобслуживания — предел мечтаний. Верно?

Конечно, стать механиком каким-нибудь. Ну, естественно, я так думал, когда мелким был. Но в целом я никогда и ничего не хотел достичь. Не хотел наград, успешности, известности, да и сейчас не хочу. Не вру. Мне просто нравится то, чем я занимаюсь. Когда меня мама в театральное училище привезла в Новосибирск, я думал: «Господи, кто тут учится...» Я выучил басню, песню, пришел на прослушивание. И вот показывается мальчик Ваня Хлопонин, он начал читать Шукшина, какую-то повесть, и тут я понял: «А это так может быть?!» Я ржал со слезами. На меня мастер, который набирал курс, смотрел с таким лицом, типа: «Что такое?» А я гопник лысый, меня просто рвало на части от счастья и удовольствия, когда я видел, что Ваня делает. Я только тогда понял, что хочу этим заниматься, — я тоже хочу управлять людьми, тоже хочу вызывать у людей либо радость, либо слезы. Это же прекрасно — владеть чувствами человека, управлять ими. И в Москву я приехал дальше учиться, потому что мне было интересно. Там, в Новосибирске, я уже со второго курса играл в театре «Глобус».

«Глобус» — один из лучших театров в стране.

Замечательный, да. Я много главных ролей сыграл в Новосибирске. Затем мне стал интересен психологический театр Сергея Женовача. Женовач приезжал к нам в Новосибирск на гастроли со «Студией театрального искусства», плюс мы смотрели видео его спектаклей. А потом я поехал в Москву — поступать в ГИТИС к Женовачу, но, к сожалению, не поступил. Это была такая трагедия! Я ведь об этом мечтал года три. Я подумал: «Ну что ж, пойду попробуюсь тогда в другие вузы». Поступал в Школу-студию МХАТ к Константину Райкину, но он тоже не хотел меня брать. А Олег Павлович Табаков, будучи ректором, сказал ему: «Бери этого парня на свой курс, потом я его у тебя заберу». И вот с этим ощущением я учился почти три года.

А что пошло не так? Почему тебя Райкин отчислил из института?

Слушай, я был отличником, шел на красный диплом. Я ничем не занимался, кроме учебы и спорта. Кто-то вообще не приносил этюды, я приносил их по шесть каждый день.

И всё же.

Константин Аркадьевич подошел ко мне однажды и предложил играть у него в театре, но у меня сразу после этого возник конфликт с ним, потому что я не хотел играть в «Сатириконе». Очень хотел работать в Художественном театре.

Тем более Табаков так по-отечески к тебе отнесся.

Да. Надо ведь было думать и о материальной стороне тоже. Я был очень бедным человеком, а мне приходилось заботиться о маме. Все-таки я мужчина и должен был тянуть двух женщин: сестру и маму. Сестра у меня на тот момент была еще не замужем.

А старший брат был уже женат?

Да, у него самого хватало дел — четверо детей, сейчас уже пятеро. И вот меня однажды заклинило — наверное, на нервной почве. На сцендвижении я порвал связку, и мне сказали: «О, дружище, тебе месяц вставать нельзя, лежи в гипсе и никуда не ходи». Я жил в общежитии, пошел однажды мыться, выхожу с костылем, а кто-то оставил на кухонном столе нож на боку. Я случайно поскользнулся, упал, опрокинув нож, и задел ножом здоровую ногу. Падаю и начинаю просто ржать от бессилия, потому что понимаю, что у меня теперь обе ноги проблемные.

Страсти какие.

Ползу по коридору, за мной кровавый след. Пришла Каринка Андоленко, моя однокурсница, она мне всё перемотала, помогла подняться. Я ни на одну ногу наступить не могу, ни на вторую — получается, инвалид без ног. Сижу и думаю: «А чего я тут нахожусь, мне никто даже поесть не приготовит, поеду-ка я домой в Новосибирск, всё равно месяц бездействовать». Поехал на коляске домой. А потом Константин Аркадьевич Райкин мне сказал: «Ты предатель». Я: «В смысле?» — «Ты должен был оставаться в Москве, потому что у нас такого-то числа «Класс-концерт». Я отвечаю: «Я не мог играть, у меня две ноги...» — «Ты предатель! Я сделаю так, что ты не попадешь ни в один театр». Я вернулся в Москву, забрал документы и перевелся в ГИТИС на курс Сергея Голомазова.

На Павле: Куртка Paul Smith

Потом ты несколько лет работал в Театре на Малой Бронной — тебя Голомазов туда пригласил. Правда, из театра ты позже ушел.

Я не ушел, с театром я дружу. Мы создали свою компанию театральную, у нас идут спектакли.

Ты играешь только в антрепризах. Почему?

Я очень люблю театр, он мне необходим, но формат штатного театра мне не близок. Хочется самому выбирать материал и определять график спектаклей. И вообще, мне тяжеловато в коллективе, когда ты всё время на виду: на какой машине ты приехал, с кем пришел, что на тебе надето и прочее.

Тебя задевают косые взгляды?

Не знаю, я всегда ко всем нормально относился, у меня никогда не было такого, что кто-то ничтожество, а я наверху сижу. У меня сегодня есть деньги — завтра их нет. Когда они есть, я пытаюсь гулять на полную катушку, по-хорошему.

Открытая натура.

Да. Всегда всех угощаю, устраиваю пиры, вечеринки. Закончатся деньги — сижу гречку ем. (Смеется.) Зависть — это нормальная история, я стараюсь просто от нее подальше держаться.

Тебе сейчас 33 года, хороший возраст. И ты, мне кажется, понимаешь, куда двигаться, не шарахаешься из стороны в сторону. Опыт подсказывает какие-то новые направления. Когда вы с Агатой поженились, оба были молоды, оба на волне успеха «Закрытой школы». Сейчас рядом с тобой другой человек и у тебя другие ценности — это всё естественный ход вещей.

Скорее всего, так и есть. Так или иначе, мы зависим от женщин. Почему мы решили с Агатой развестись: в какой-то момент поняли, что у нас разные цели. Мы очень долго пытались всё сохранить. До того как развелись, уже год вместе не жили. А потом решили: зачем ругаться постоянно друг с другом, если кому-то нужно одно, а кому-то — другое. Мы, конечно, старались ради детей сохранить семью, но поняли, что так жить невозможно. Сейчас у нас с Агатой замечательные отношения.

Я рад, Паша, что всё закончилось благополучно. 

Да, я вообще не понимаю, почему выходят всякие всплески эмоциональные в интернете, мы нормально общаемся. Дети счастливы.

А в социальных сетях из тебя до сих пор делают монстра.

Сейчас мода такая, что женщину нужно поставить высоко, а мужчину немножко опустить, феминизм и всё остальное... Ну я и попал под раздачу. (Улыбается.) До сих пор не понимаю, почему иногда выходят какие-то жуткие новости, может, кому-то это нужно для чего-то.

Скажи, а у твоих детей складываются отношения с Мирославой?

Да. Мало кто знает, что у нее психологическое образование, она детский психолог.

Интересно. 

Мирослава работала десять лет волонтером с детьми, больными раком. Она об этом просто не кричит, но до сих пор сотрудничает. Вот я тебе рассказал об этом, она обидится сейчас. Это чистейшей души человек, который знает, как себя вести с детками, и мои ее обожают, они с ней занимаются, — потрясающая девчонка.

На Павле: Куртка Paul Smith, Рубашка Guess by Marciano, Джинсы Trussardi, Дерби Vagabond

Главное, что ты сейчас комфортно себя ощущаешь.

У нас очень хорошие отношения. Мы оба с опытом: я взрослый, она взрослая. Но всё равно я ребенок, так или иначе все мужчины — дети.

Слушай, а почему у тебя татуировка на безымянном пальце?

Мы с Агатой их делали вместе: я у себя, она у себя. Делали как раз тогда, когда собирались разводиться, потом сошлись, я говорю: «Слушай, а давай, чтобы не разводиться, сделаем кольца-татуировки?» Сейчас она забила татуировку каким-то рисунком. А я свою еще не свел... Это было прекрасное время с Агатой, я не жалею. 

Мне кажется, вообще ни о чем сожалеть нельзя, потому что любой опыт делает нас сильнее, мудрее. Самое главное, что у вас с Агатой чудесные дети.

Да, это верно.

А у сына твой характер?

Нет, там мамин характер. Вот у Мии мой. Она оторва еще та. (Смеется.) Она бандитка. А Тимоха рассудительный. Он такой: «Папа, это неправильно, это незаконно», — в 8 лет! Они с Мией абсолютно разные, но друг друга дополняют, что радует.

Возвращаясь к тому, с чего мы начали. Я смотрю на тебя, в этой рубашке с якорями. Все-таки морская энергия — твоя стихия: то волны, то штиль, то девятый вал, то чистое спокойное море. И ты, такой морской капитан.

О, кстати, морского капитана я еще не играл.

Паша, всё впереди!

Надеюсь.

Фото: Владимир Васильчиков. Стиль: Игорь Ерин. Груминг: Анна Харитонова