Екатерина Климова: «Я чувствую себя совсем девчонкой!»
Екатерина Климова, судя по всему, растворяется в своих детях, при этом она востребованная и успешная актриса.
На днях на экраны вышел фильм с ее участием «Подарок с характером». А мы решили сделать Кате свой подарок и предложили ей вместе с детьми отдохнуть в Турции. Катя и компания отправились в турецкий город Белек, на один из самых престижных курортов Антальи Cornelia Diamond Golf Resort & Spa. Там их ждал отдых в резиденции CORNELIA AZURE, представляющей собой обособленный комплекс площадью в 32 тысячи квадратных метров и состоящей из 33 просторных двухэтажных вилл.
Катя с детьми поселились на шикарной вилле. «Виллы окружены соснами и эквалиптами, поэтому там прекрасный воздух, — рассказывает актриса. — Прямо под нашими окнами располагался бассейн с очищенной морской водой, так что не было необходимости идти на пляж. Еще там был волшебный спа — как раз то, что нужно женщине. Я оставляла детей аниматорам-бебиситтерам, а сама убегала, чтобы провести там часок».
К сожалению, турецкие каникулы Климовой были короткими. «Уже за два дня до возвращения в Москву начались рабочие звонки и оставалось совсем мало времени, чтобы просто полежать на солнце, — говорит Катя. — Я не боюсь обгореть, потому что по приезде в Москву попаду в руки моего косметолога, а волосы приведут в порядок специалисты с помощью краски Garnier Color Naturals Creme, лицом которой я являюсь и с которой сотрудничаю уже несколько лет».
Катя, для многих отдых с детьми — это и не отдых вовсе: все силы приходится тратить на детей. Но ты, кажется, с удовольствием берешь их с собой.
Отдых с детьми бывает разным: бывает с детьми, а бывает ради детей. В этот раз я впервые ездила без мамы и без нянь. Решила, что уже пора: Корнею пять лет, Матвею — семь, а дочери Лизе — двенадцать. Так что они у меня уже взрослые, всë понимают. Мы много шутим, у нас свои игры.
Все хорошо, когда ты относишься к ним не как к малышам, а как к равным. Когда детей много, это замечательно. Они помогают друг другу знакомиться с этим миром, отстаивать свои позиции — пусть иногда через конфликты и даже драки.
Ты ведь тоже не единственный ребенок в семье. У тебя есть старшая сестра. Тебя родители баловали как младшенькую?
Если честно, со мной никто не сюсюкался. У меня было достаточно стандартное советское детство. Мама работала бухгалтером на фабрике Тельмана. Мы были в детском саду на пятидневке, каждый год летом на три месяца ездили в пионерский лагерь по путевкам от той же фабрики.
Тебе в лагере нравилось?
Конечно. Сначала ты плачешь, потому что не хочешь ехать в лагерь, потом плачешь, потому что не хочешь возвращаться из лагеря. Между этими двумя событиями целая жизнь проходит. Сестра Вика старше меня на четыре года, поэтому она была в другом отряде. Заступалась за меня. Как бы мы с ней ни ссорились, ни дрались, я всегда чувствовала, что у меня есть старшая сестра, и она рядом.
Насколько я знаю, твоим воспитанием занималась мама. Отца ты увидела впервые в тринадцать лет. Какой была эта встреча?
Очень непростой... Дело в том, что папа не бросал нашу семью, он просто был в заключении. Мы его ждали, знали, что он есть и однажды придет.
За что он отбывал наказание?
Он сидел за убийство. Непреднамеренное. Я никогда этого не скрывала, хотя впервые говорю об этом в интервью. Была драка в ресторане. Все банально: кто-то нахамил девушке, одна компания сцепилась с другой, завязалась потасовка. Один из участников на следующий день умер. Оказалось, что это был милиционер, который в ресторане был в штатском.
Сколько лет получил отец?
В общей сложности двенадцать. Слишком много. Когда мне было лет пять, он приехал на побывку домой и не смог от нас уехать — не хотел возвращаться. Около года скрывался от милиции. В результате ему еще два года добавили.
Ты боялась, что одноклассники узнают о произошедшем с твоим отцом?
Мой отец не был убийцей. Это была коллективная драка, но отец взял всю вину на себя. Поэтому мне никогда не было за него стыдно и я не комплексовала из-за этого. Единственное, от чего я страдала, так это от того, что он не с нами. Но там, где мы жили, его уважали все.
А где вы жили?
На «Профсоюзной», Новые Черемушки. Все «на районе» знали, что я дочь Климова. И это было очень круто. Я даже толком не могу объяснить, чем отец занимался. Он много знал и умел, поэтому постоянно менял сферы деятельности. Отец не был типичным советским человеком. Он жил какой-то совершенно иной жизнью.
А что было, когда отец вышел на свободу? Остались ли они вместе с мамой?
Они и не разводились. Мама его ждала. Другого папы у нас не было. Ты спросил про первую встречу с отцом... От встречи с ним осталось странное впечатление: ты так долго ждешь человека, представляешь его себе, а заходит какой-то другой, совсем чужой человек. Начинаешь к нему привыкать. Поначалу мы были как кошка с собакой. Он очень жестко со мной начал общение. Компенсировал тринадцать лет своего отсутствия — вздумал меня воспитать в сжатые сроки. У нас случались сильные конфликты, мы ругались.
Я уходила из дома, а он меня называл «королевой подъездов». В то время у молодежи было модно собираться в подъездах и петь песни под гитару. Мне все время хотелось отцу доказать, что я чего-то стою. Даже поступление в театральный институт было своего рода вызовом. «Щепкинское училище — это что, ПТУ?» — спрашивал он скептически.
Когда отец стал относиться к твоему выбору серьезно?
Первого сентября, когда мы все пришли в институт. Я увидела, что он смотрит на вывеску, и у него текут слезы. Мне кажется, мы перестали воевать с ним именно после этого. Но в театральном я оказалась тоже во многом благодаря отцу. По окончании девятого класса я с подружками собиралась поступать в какое-то торговое училище, пришла домой и сказала, что бросаю школу. Отец сказал: «Нет. Пошли к директору». Мы пришли в школу, зашли в кабинет, у меня булавка в ухе, и директор говорит: «Я не рада вас видеть». Тогда папа попросил меня выйти из кабинета. В результате я осталась в школе и доучилась до одиннадцатого класса. Вскоре я поняла, что хочу поступать в театральный. Пошла на курсы при ВГИКе, начала готовиться. Мозги потихоньку вставали на место... Отца не стало три года назад, и для меня это огромная потеря. Он был очень глубоким, начитанным человеком. И моим главным советчиком.
История твоего взросления, Катя, многое говорит о тебе сегодняшней. В тебе, мне кажется, нет суетливости, капризности, свойственных многим твоим коллегам, зато есть основательный внутренний стержень. Во всяком случае, я так чувствую... Институт, насколько я знаю, ты окончила с красным дипломом. Ты быстро поняла, что эта профессия — твоя?
Думаю, да. Мы в институте с утра до вечера репетировали, что-то творческое обсуждали. Я с удовольствием читала, ведь у меня были чудовищные пробелы в образовании из-за моего хулиганского детства. Еще институтский возраст такой был, что во всем этом ощущалась романтика, внутри все пищало от восторга. И я наслаждалась этим. Когда в школе училась, то мечтала стать поскорее взрослой. У меня даже мечта такая была: вырасту — буду ярко краситься и ездить в трамвае одна. Всë мне можно будет. (Смеется.) Поэтому в детстве у меня был яркий макияж, обязательно челка на сахарной воде, я на улицу без тонального крема не могла выйти. В институте я стала заниматься делом, и всё это исчезло. Я уже не понимала, зачем так хотела вырасти. Вот дурында! Женщина все время так: то торопит возраст, потом, наоборот, хочет стать моложе.
Когда я училась в театральном, то встречала своих бывших одноклассниц, которые в школе были круглыми отличницами, а потом у них наступил тот самый «период помад». А мне уже было не до этого, я, с обычным пучком волос, бежала куда-то, тащила реквизит. Я была страшно увлечена тем, что появилось в моей жизни. Я сейчас и Лизе стараюсь внушить, что надо искать, пробовать, чтобы понять, что тебе по-настоящему нравится. Ходить на любимую работу — это кайф.
После института ты служила в Театре Советской Армии, играла шекспировских героинь — Дездемону в «Отелло» и Геро из «Много шума из ничего». Почему ты покинула театр? Стало скучно?
Нет. Это прекрасный театр, я там прослужила двенадцать лет. Просто постоянные декретные отпуска — надо было либо работать, либо уходить.
Ты ведь рано родила первого ребенка?
Ну как рано? Лиза появилась, когда мне было двадцать четыре года. У меня вообще никогда не стояло вопроса: рожать или не рожать? Если уж это дано, значит, надо рожать.
Многие актрисы боятся рожать, потому что понимают, что могут потерять роль, работу, востребованность. Поэтому и остаются долгое время бездетными, чтобы в профессии, не дай бог, сбой не произошел.
Видимо, об этом волновались раньше. Сейчас актрисы рожают, и много. У меня все подруги-актрисы рожают и еще собираются. В наше время можно быстро прийти в форму. Посмотри, все родившие актрисы — стройные и красивые. Как ни странно, я рожала, а работы меньше не становилось. Наоборот, она все прибывает.
Но из театра-то пришлось уйти?
Из репертуарного — да. Но не со сцены. Нас в институте ведь как учили: театр — это дом, а труппа — семья. Но в моей жизни театр — это театр, а семья — это семья. И работа в антрепризе позволяет не смешивать два этих понятия. На данный момент у меня есть три спектакля, на которые мне не стыдно позвать своего зрителя: «Мастер и Маргарита», «Боинг-Боинг» и «Заговор по-английски».
Катя, я не могу не спросить тебя про твой реальный дом. Появилась информация, что вы с Игорем Петренко начали бракоразводный процесс.
Да. Если говорить А, то нужно говорить и Б. Я уже не первый год не комментирую свою личную жизнь. Возможно, пройдет время и я смогу трезво и безэмоционально дать оценку всему, что происходит сейчас в моей жизни. Но пока не хочу. Даже у Луны есть невидимая сторона. Любой человек, пусть даже и публичный, имеет на это право.
Твое главное счастье сегодня — это дети?
Слушай, Вадим, я такой счастливый человек, если честно! Вообще-вообще, во всем-во всем. Мне даже как-то страшно подумать, что бывает по-другому. Меня так щедро одарила судьба. Конечно, мое счастье — дети. Только сейчас я начинаю понимать и, честно говоря, осознавать, что это такое в моей жизни.
Неужели только сейчас?!
Да. Больше всего, конечно, повезло младшему, Корнею, потому что во мне осознанная материнская любовь проснулась не так давно. Мне сейчас хочется с детьми больше времени проводить. Не бежать все время куда-то, а, наоборот, остаться дома, поваляться, посмотреть с ними мультики или порисовать. Лизе меня в этом смысле меньше всего досталось в детстве.
У Лизы уже есть свои пристрастия?
Есть. Она ходит в театральный кружок, увлекается большим теннисом и по моей настоятельной рекомендации дополнительно учит английский язык. Занятия у них в школе каждый день с девяти утра до семи вечера.
А ты стараешься сильно нагружать детей?
Мне не важно, какие они получают оценки, я не выбираю им увлечения, друзей, но единственное, что я им объясняю всë время: «Дети, вы ходите в школу не для того, чтобы развлекаться, веселиться или хулиганить. Запомните, для вас есть только один глагол — «учиться».
Ты строгая мама ?
Иногда мне приходится говорить детям нелицеприятные вещи. И от них выслушивать. Это вечное бодание в детстве: «Катя, убери комнату». Думала: «Мама, зачем? Всë и так чисто!» Сейчас я сама хожу, как цербер, за дочкой: «Лиза! Убери в своей комнате!» Всë повторяется, да. Но иногда надо побыть строгой, я считаю.
Все, что касается здоровья, я очень категорично объясняю. Есть вещи, которые опасны для жизни, и есть вещи, которые можно простить ребенку и не заметить.
Ты ходишь к детям в школу?
Хожу. Для меня это ужасно, потому что я сама становлюсь ученицей. Для меня любой выход в социум — в банк, в поликлинику, в собес за справкой, в школу — настоящий стресс. Это мир, который меня пугает. В школу стараюсь ходить реже. Но если вызывают, то иду. На собрания хожу.
Твоих детей чаще хвалят или ругают?
Дети учатся в Павловской гимназии. Хорошо, что там не хвалят и не ругают. Мы просто разговариваем, советуемся. Вот на последнем родительском собрании у Лизы мы обсуждали, почему мальчики в классе считают девочек дурами. Пришел психолог и говорит: «Это нормально, у них сейчас такой период отталкивания друг от друга». И мы все это слушаем.
У тебя есть ощущение, что дочь становится самостоятельной и взрослой?
У нее сейчас переходный возраст. Перемены настроения. Все говорят, что это нормально. А я вспоминаю себя: не было у меня никакого переходного возраста. Я не помню, чтобы лежала на диване и плакала оттого, что мне дурно, что жизнь не удалась и так далее. У нее такое часто бывает, она хочет, чтобы ее утешали, обнимали, целовали.
Ты ей в этом потворствуешь?
Когда как. Если есть время, то, конечно же, да. Полежишь поговоришь о чем-то с ней — и у нее настроение меняется. Когда нет времени, говоришь: «В комнате бардак, а ты тут лежишь в депрессии! Возьми сделай что-нибудь, тогда тебе некогда будет переживать». Иногда, наверное, нужно взбадривать, чтобы у этих ее подростковых страданий были границы.
Какие характеры у твоих детей?
У Лизы характер жесткий, короче — мой. Корней — философ: читает, пишет, размышляет. Матвей у нас эмоциональный, темпераментный, у него очень обостренное чувство лидерства. Хорошо, что ему такая жесткая сестра досталась, она немножко его спесь сбивает. Ну а Корнею повезло, что у него такой брат, потому что с его инфантильностью он бы был, наверное, очень тихим, скромным ребенком. С Матвеем они настоящие мальчишки — дерутся, хулиганят. Они очень дополняют друг друга. Матвей заботится о Корнее. Бывают у них периоды, когда они вдруг становятся хорошими детьми и помогают друг другу.
Ты так замечательно выглядишь, никогда не скажешь, что у тебя трое детей.
Если честно, я чувствую себя совсем девчонкой. Иногда совершаю поступки, за которые мне очень стыдно. Чувствую себя, как в детстве: когда меня выгнали из лагеря, я стояла около входной двери и боялась позвонить. И до сих пор ничего не меняется — мне иногда бывает так же неловко. (Улыбается.)
Недавно были майские праздники, — детей разобрали папы, ко мне приехали друзья, мы стали жарить шашлыки. Когда вернулись няни, дети, было ощущение, что пришли родители и накрыли всю честную компанию!
Это здорово. И все же, что в тебе поменялось кардинально?
С годами человек становится как минимум более циничным. Про себя точно могу так сказать. Я сейчас больше люблю посмеяться над чем-либо — видимо, мне так легче некоторые события пережить.