Татьяна Зыкина

Мы сидим с Таней на подоконнике в коридоре агентства «Кушнир Продакшн» и говорим обо всем на свете: детях, животных, финансовом кризисе, любви и особенно нелюбви, в состоянии которой она пишет свои лучшие песни. Таня признается, что считает себя замкнутой и закрытой, но это такая же правда, как и то, что она — вторая Земфира. После первых Таниных концертов в 2007 году кто-то для красного словца заявил, что певицы похожи, и это сравнение закрепилось. На самом деле Зыкина сама по себе — оригинальна, самобытна, она не признает авторитетов и считает, что каждый творческий человек уникален. Таня пишет стихи и музыку и сама исполняет свои песни. И пусть порой ее метафоры замысловаты, а вокал чересчур надрывен, зато исполнитель Зыкина искренний, душевный. «Я — женщина на грани нервного срыва», — говорит она о себе. «Я женщина-аттракцион», — поет в своих песнях.

Когда продюсер Александр Кушнир приглашал Татьяну в Москву из Ижевска, где ее голосом до сих пор объявляют остановки в городском транспорте, он хорошо понимал, что нашел новую звезду. Единственное, что его смущало, — фамилия подопечной, Баграмян. Именно под этой фамилией Таня была известна в родном Ижевске, где работала на радио и на телеканале «Моя Удмуртия». «Баграмян — мой псевдоним, — рассказывает Таня. — В Ижевске Зыкиных, как Ивановых или Петровых, поэтому, когда я стала работать на радио, то захотела выделиться». И это удивительно, потому что привлекать к себе внимание Таня не любит: самовыражается она в своих песнях, а выглядит скорее как обычная студентка, чем как яркая творческая личность.
Таня, если встретить тебя на улице, то никогда не скажешь по твоему виду, что ты — рок-звезда.
Просто сегодня у меня было несколько важных встреч и я немного приоделась. А, по-твоему, как должна выглядеть рок-звезда?
Например, я еще не видела рок-звезд, которые носили бы серьги и украшения с жемчугом.
Спасибо, что ты отметила. Я всегда переживаю: вдруг никто не понимает, что это жемчуг. А это именно он! (Смеется.) Просто это стереотип, что рок-звезда должна быть неопрятной, слегка мужеподобной. Моя любимая рок-исполнительница — Тори Амос, она всегда в серьгах, воздушных платьях, такая девочка-девочка, чистенькая, красивенькая. У нее ребенок, она любит готовить. При этом Тори та еще альтернативщица, хотя выглядит как поп-звезда. Конечно, рок — это исконно мужское поле боя. В России есть прецедент — Мара, которая могла показывать на сцене сиськи. Но все знают, что Мара немного в другой тусовке…
Допустим, в рок-тусовке может быть красивенькая девочка с жемчужными серьгами. А как же ты справляешься с суровым рокерским бытом?
Вот с этим как раз основные проблемы. Когда мы едем на гастроли в другой город, то может случиться, что нас не ждет хороший отель, его вообще в городе может не быть. Случалось жертвовать гигантским количеством личного комфорта. Но когда я сижу перед концертом в полном шоке от организаторов, то понимаю, что, скорее всего, все равно выйду и отыграю, потому что по-другому не могу, — это и есть рок-н-ролл. Но тут сложно не превратиться в озлобленную тетку, которая разговаривает матом, потому что с некоторыми людьми без умения посылать общаться просто невозможно.
И в таком случае сложно сохранить женственность.
Как бы пафосно это ни звучало, но я считаю, что сегодня весь мир, а не только шоу-бизнес, настроен против женственности. Потому что женщина сегодня должна быть сильной — быть слабой ужасно сложно.
Значит, тебе понравилась наша сказочно-женственная съемка.
Знаешь, а у меня много таких вот «нетипичных» для рок-певицы фотосессий. Я недавно отсматривала одну и задумалась: ну почему у меня на всех фотоснимках лицо доброго ангела или лесной феи? Весь мой облик словно говорит: «Я ручной зверек, я стану твоим другом». Наверное, дело в том, что у меня открытое славянское лицо и я произвожу впечатление доброго, открытого и общительного человека, хотя в жизни все совершенно не так.
То есть ты в жизни злая, закрытая и мол­чаливая?
Нет, не злая. Замкнутая, застенчивая. Я никогда не была душой компании и поэтому не люблю тусить. Близких людей у меня мало — мои музыканты и еще два-три друга. Я домашний человек, и если есть возможность не выходить на улицу, я останусь дома.
Как же ты решилась переехать из Ижевска в Москву, и не после окончания школы, а в достаточно серьезном возрасте?
Мне с этим очень повезло. Если «переть» начинает в 17–18 лет, то степень восторженности часто мешает адекватно воспринимать действительность. На тебя обратили внимание — и ты уже счастлив! Ты готов броситься на шею каждому только потому, что тебе дали себя проявить! В моей новой истории точкой отсчета был звонок Александра Кушнира, который сказал: «Таня, приезжай в Москву. Я хочу, чтобы ты сыграла концерт». Когда я это услышала, то у меня не было широко распахнутых глаз, иллюзий. Я — взрослая женщина (мне было на тот момент 26 лет), знала, что у меня есть определенные наработки, журналистское прошлое — 10 лет в медиа, есть дом, друзья, и я не хочу жертвовать этим ради кота в мешке. Поэтому я спросила Сашу: «А что будет, как ты думаешь?» Он сказал: «Никаких гарантий тебе никто никогда не даст, потому что эта сфера не предполагает никаких гарантий. Но будет глупо отказываться, потому что петь — дело твоей жизни. Это очевидно». Для меня самой это всегда было очевидно. Но если бы все случилось лет в 17, то я была бы одурманена забрезжившими возможностями. А так я оценила все трезво. Хотя все равно поначалу наломала дров.
О чем ты сейчас говоришь?
Количество людей и инстанций, повлиявших на то, как звучат песни, могло бы быть и меньше. Я тогда не знала, как все устроено, поэтому верила тому, что говорили опытные люди. А сейчас я поняла, что на чужой опыт полагаться нельзя, тем более в такой сфере, как творчество. Про мою музыку лучше меня никто не знает. Надо было с самого начала больше доверять себе.
Чемоданы часто собирала?
Нет, никогда. Только в самом начале было желание отказаться от переезда в Москву. Но когда я сделала свой выбор, то уже назад не собиралась.
А почему сомневалась вначале?
Первыми концертами в Москве я осталась недовольна — собой прежде всего. Параллельно в Ижевске у меня начала складываться личная жизнь, и я подумала, что, наверное, переезд — плохая затея. Я сказала: «Ребята, забирайте песни, пусть поет другая девочка, а я еду домой». Но все получилось наоборот. В тот же вечер в поезде я через эсэмэски выяснила, что в Ижевске меня ждет пустой дом. Конечно, были слезы-сопли, но теперь я понимаю, что такой расклад стал великим благом для меня. (Смеется.)
Личная жизнь в столице у тебя сложилась или ты живешь одна? Или времени сов­сем нет?
Время есть. Сейчас личной жизни нет — просто такой период, и музыка на это никак не влияет. Хотя, наверное, влияла бы, если бы я долго бывала на гастролях. В этой ситуации, конечно, сложно поддерживать отношения. Наверное, даже нереально. Не могу представить мужчину, которому бы понравилось, что его женщина уезжает куда-то в компании чужих красивых и талантливых дядек и отсутствует месяцами. Я совершенно точно не смогла бы такое терпеть.
Алла Борисовна Пугачева как-то сказала, что от любви рождаются дети, от нелюбви — песни. Ты согласна?
Я исключительно в таком состоянии и творю. В рутинной жизни я циничный сухарь, а в личных передрягах, вот как сейчас, меня лихорадит, руки трясутся, я теряю сон и покой. Для меня как песнописца состояние счастья непродуктивно — даже в начале прекрасных отношений, когда, казалось бы, самое время писать песни «Я люблю тебя! Я люблю тебя!» А когда личное счастье есть, чтобы писать, мне приходится генерировать в голове ситуации, в которых я мучаюсь, сомневаюсь.