Юлия Снигирь: «Я просто очень быстрый человек»

Юлия Снигирь не любит откладывать на завтра то, что можно сделать прямо сейчас. О том, что она считает нетерпение плохой чертой и почему учится не форсировать, мы поговорили в преддверии выхода новой серии на видеосервисе START проекта «Хороший человек», где актриса исполнила главную роль — следователя по особым делам

Алексей Колпаков На Юлии: корсет Dior, колье, кольцо — всё Mercury

Пока еще сложно решить, насколько хорошим получился «Хороший человек», но что важно — хочется и в следующий четверг включить видеосервис START, чтобы узнать, что будет дальше. Помню, ты говорила, что ты свои работы не любишь смотреть.

Ну, скажем так, были в моей жизни работы, когда много серий, у меня просто не хватало на них терпения. Вообще, конечно, я свои работы смотрю, просто хотя бы для того, чтобы делать работу над ошибками, понять, куда двигаться дальше. Этот сериал я точно посмотрю. Мне интересна реакция зрителей. Обычно в таком жанре держится интрига, кто преступник, а тут с первой серии ясно, кто маньяк.

А мне как раз вот это показалось очень интересным.

Да. Этот ход классический, но сейчас в целом трудно удержать зрителя. Вот американцы — они очень круто закручивают сюжет, чтобы ты смотрел и вообще не понимал ничего. Я долго не могла смотреть сериалы — не понимала, зачем столько времени тратить, но... однажды подсела. И у меня проснулось: «Не может быть! Срочно-срочно новую серию!» Из недавних — «Чики», они же выпускали серию в неделю. Я думала: «Да что же это за издевательство такое!» И то же было со «Звоните ДиКаприо!». Я посмотрела ночью серию и не могла вообще заснуть. Стала думать, у кого я могу спросить, что дальше будет, — написала Бурковскому в час ночи: «Андрей, прости, пожалуйста, за такой вопрос, но что будет дальше?» (Хохочет.) Он сказал, что не расскажет. В «Хорошем человеке» будет, конечно, много всякого ужасного происходить, но я бы не сказала, что там каждую минуту тебе и трупы, и черт знает что, но в целом он про другое. Моя линия там — очень строгая, закрытая девушка. (Юля играет следователя Евгению Ключевскую. — Прим. ОK!).

Правильная.

Ну как бы она правильная, но соль в том (и мне это как раз было интересно), что, кроме того что она засадила отца своего, в ней есть внутренняя ярость, она чувствует, что способна убить. Это очень интересное противостояние. Костя (режиссер Константин Богомолов. — Прим. ОK!) — человек умный, для этого жанра это очень хорошо. Он прекрасно образован, владеет словом, он чувствует ложь. Я ему что-то предлагаю — он всегда услышит. Не все режиссеры даже способны это произнести: «Согласен», — некоторые сразу начинают защищать то, что они уже придумали, что написали.

Юля, а я помню, что ты репетировала с Константином Богомоловым в МХТ «Три сестры», но что-то тогда не задалось? 

Как-то мы очень долго репетировали, у меня терпение закончилось. (Улыбается.) Я поняла, что не могу никак подключиться к стилистике, не мое. Это какая-то своя форма, у меня с театром и так сложные отношения, а тут еще долго, месяцы репетиций, я не очень понимаю форму... Потом начались съемки, я убежала.

Можешь сбежать из проекта? 

Когда это технически возможно, то легко. Это в кино уже не сбежишь особо, если подписался. Я в своей жизни делала очень много резких поступков, лишних иногда, когда сразу рубила сплеча, а потом жалела. Но про «Трёх сестёр», жалею я или нет? Наверное, нет.

Я сейчас не про жалеешь или нет, а про сотрудничество в данной ситуации. Похоже на закрытый гештальт. 

Мне в любом случае работать с Костей интересно. Мне нравятся нестандартные вещи, а театральный режиссер в кино — не очень распространенная история, и это любопытно. Сразу кажется, что и подход будет обстоятельнее. Сейчас же часто как: быстренько сняли — и убежали следующее снимать. Тут все-таки штучный товар, скажем так. Не так уж много Костя снимает. Вот он снял первый сезон «Содержанок», сериал «Безопасные связи», у него был фильм. По сути, это четвертая его работа.

А про что для тебя эта история? Есть маньяк — по сути, травмированный человек. Но я вижу всех героев травмированными, для меня в картине много «нормальных» людей, которые, в общем-то, больны.

Да, мне тоже кажется, что эта история про всех нас — нездоровых, про то, что нас делает такими. Для меня это очень болезненная тема, я наблюдаю это часто. Вот я сегодня шла по улице — рядом милая маленькая девочка в розовом платьице сделала куда-то шаг, вдруг за спиной какой-то ужасный рык: «Куда ты пошла?!» Я обернулась — там мама ее стоит, просто готова ее убить. Или другой случай: снимали в Петербурге у Валерия Фокина, была ночная смена, встречали рассвет на Дворцовой площади, перекрывали там движение. Понимаю, что это очень неприятно, что люди спешат на работу, но то, как некоторые реагировали, было реально нездоровым. В кадре я и маленький ребенок шестилетний, нам холодно: я в платье, ребенок в шортиках, ночь, Питер... Останавливается мужчина на машине прямо в кадре и говорит: «Я отсюда не уеду — и всё», — вот назло. И я понимаю, что он не совсем здоров, у него расшатанная нервная система как минимум. Мне кажется, что мы все немножко на нервах. Вот под окнами дворники что-то кричат — и меня начинает колотить. Наверное, дело не в них, а в моей реакции. 

Актеру вообще надо быть нормальным? 

Хороший вопрос. Я много думаю об этом в последнее время. Когда я поступила в «Щуку», нас собрали и сказали: «Приготовьтесь к тому, что мы будем в течение четырех лет расшатывать вашу нервную систему». Согласна, организм должен быть подвижен. Но чтобы сохранить хорошую форму, нужно быть здоровым. Вот, например, Олег Павлович Табаков был крайне уравновешенным, об этом говорят люди знающие. Это при том, что он мог вот так (щелкает пальцами) засмеяться, заплакать... Или как у Ани Михалковой спросили на одной премии, когда наградили за прекрасный сериал «Шторм»: «А как вот вы приходите домой, тяжело выходить из роли?» Она ответила: «У меня дома столько дел, что, когда прихожу домой, я вообще не помню, что я играла. Я не могу вспомнить, что за роль сегодня была. У меня дети, куча вопросов...» Мне кажется, это абсолютно нормальный профессиональный подход. Я не очень люблю разговоры из серии «Я год погружалась...»

Ну хорошо, а взять «Кровавую барыню».

Понятно, что я ее притаскивала немножко домой, но тем не менее по сценарию у этой героини есть ребенок, есть сын. У меня тоже есть сын. Мальчика играл Данила Муравьёв — такой малыш с большими глазами. У моего ребенка тоже большие глаза.
У меня были там сцены, где я его бью... Но я ведь в своем уме, не представляю, что я бью своего сына реально. Другое дело, что этот характер может просто довлеть над тобой. Помню, когда были съемки, я жила где-то на Ленинском проспекте, недалеко от Донского монастыря, а она (Салтычиха) там похоронена. На это еще обратили внимание мои родные. Шла я как-то вдоль стен этого монастыря, и вдруг мысль: «Зайти, что ли?» — и сразу же передумала: зачем? Какое-то инстинктивное желание, не от головы. Понятно, что я притаскивала ее в каком-то смысле. Может, какая-то резкость во мне была лишняя, потому что я целыми днями была в этом надрыве. Поэтому я люблю, когда роли от тебя совсем далеки, когда ты себя никак не можешь ассоциировать. Мне очень нравится что-нибудь себе придумывать, хоть за что-то зацепиться, чтобы сказать: «Это вот я». Помню, очень просила гримеров Салтычихе сделать нос, мне очень понравился, а режиссер сказал, что это какая-то Анна Ахматова получается, не надо. Но этот нос остался в моей голове: я играла и ощущала, что у меня такой нос, — очень помогло. Уж не знаю, чья это школа, Чехова или... 

…Юлии Снигирь?

Да нет, уже всё до нас придумали великие. Есть Ивана Чаббак, которая занимается с голливудскими артистами. Я не знаю, как проходят ее занятия, но вот что она пишет в своей книге: «Если вы играете смерть близкого человека, то представьте какого-нибудь своего близкого человека в гробу во всех подробностях — и играйте». Я, честно говоря, такими вещами не занимаюсь. Мне больше нравится подключаться и сопереживать своему герою. Помню, в «Новом папе» мне было больно за свою героиню, потому что к такой истории невозможно не подключиться и не переживать. Там настолько много «не я»: польская модель, живущая в Венеции, замужем за немецким врачом, у нее больной ребенок — это для меня просто фантастическая ситуация... Мне, допустим, жалко эту Женю, героиню в «Хорошем человеке».

А вот «жалко» или «надо любить» своего героя? 

Это вообще сложно четко сформулировать, но ты точно должен нежно относиться к своему герою, мне так кажется. Или ненавидеть, не знаю. У меня чаще получалось любить или жалеть, понимать.

Вообще, любить и понимать — это для тебя знак равенства, по жизни? 

Наверное. 

Согласись, конфликты часто возникают на почве того, что кто-то кого-то не так понял. Если тебя неправильно поняли, ты будешь доказывать и объяснять или нет?

Нет, наверное. Я просто понимаю, что каждый занят собой. Пытаться оправдываться «Ребят, на самом деле...» — зачем? Никто ничего ни от кого не ждет, успокойся и занимайся собой. Не стоит анализировать, кто тебя и как понял, это лишняя нагрузка — людям всё равно, они через пять минут вообще забыли. Что касается близких, коллег, друзей, то тут я за прямолинейный разговор и разбор, если это действительно нужно. Недосказанность? Нет, не хочу.

Есть люди, которым сложно сказать как есть, проще не сказать вообще. 

Всякое-разное бывает. Я ненавижу, например, что-либо советовать, касается это работы или личных отношений.

Это прекрасное качество: никто не любит чужих советов.

Нет, но бывает же, когда спрашивают. Мне-то всё время советуют в инстаграме, как я должна выглядеть, что говорить, где должна сниматься.

Как ты к этому относишься? 

Стараюсь с юмором. Я понимаю, что человек из хороших побуждений это делает, верит в то, что он мне чем-то поможет в жизни обязательно. 

Вообще, соцсети — это отдельная история. Почитав комментарии, начинаешь понимать, насколько плохо в нашем мире с адекватом. Утешает лишь, что это интернет и определенная аудитория: ну не пойдет нормальный человек писать гадости…

Я абсолютно согласна. 

Люди не погружены в себя и свои проблемы, как думаешь, почему всем так интересны чужие?

Это, наверное, какой-то побег от своих проблем. Я как-то делала перепост, как готовит Натали Портман. Если открыть ее страницу, то там все комментарии: «Ой, ми-ми-ми, какая хорошая», — ну она же классная, она классная актриса, что она там и как готовит, это совсем не важно. Она просто смешная. Я перепостила на свою страницу, и посыпалось: «Что она так режет морковь, кто так режет?» Я сидела и думала, почему люди такие злые. На самом деле я отношусь с большим сочувствием к таким комментаторам, мне их очень жалко... Это же абсолютно физика-химия: у нас витамина D всем не хватает, а он строит весь организм, от него зависит сон, настроение. Раньше я думала, что все дураки, сейчас по-другому стала к этому относиться. Взять женщин, у которых на аватарке они с ребенком. Вот она пишет: «Ты разбила семью — ты сволочь!» Я понимаю, что это ее больная тема. Наверное, она либо боится потерять свою семью или мужа, либо у нее уже разрушена семья. Как я могу ненавидеть такую женщину, ведь я понимаю, откуда ноги растут. Это же страшно. 

А тебя не задевают такие вещи? Это же неправда.

Задевают. Но я включаю режим «я знаю правду», мне становится проще, я действительно с сочувствием отношусь к такому человеку. В ней столько обиды и злости, что она готова писать эти комментарии. Если говорить про историю нашу с Женей (Евгений Цыганов. — Прим. ОK!), то люди по умолчанию решили, что у него «осталось семь голодных и раздетых детей».

Каждый видит этот мир по-своему. Есть объективная реальность. Кто сказал, что у Жени дети раздетые и голодные?

Многие другого себе не представляют, потому что у них так, или у их соседки так, или у их родственницы. Они видят это вокруг, потому что этого много. Они не видели, что бывает иначе, что могут быть совершенно другие расклады, что женщина может хотеть быть одной и иметь детей, что это нормально. Что она самодостаточный человек, который прекрасно себя чувствует, и дети могут прекрасно себя чувствовать: быть сытыми, здоровыми и видеть своего папу каждый день. Это вещи, которые у нас, видимо, встречаются нечасто, поэтому люди в другое не верят.

Для меня показатель, каким стал человек, когда с ним рядом появился другой человек.

Да, это важно, но я все-таки сторонница того, что на разных этапах есть какие-то энергетические, кармически судьбоносные вещи, которые для чего-то должны происходить. Должны были эти два человека встретиться для решения каких-то своих вопросов. Но людям же не нужна правда, и они не хотят сделать как лучше, они не пытаются помочь, а просто выплескивают свою злость, боль, свои страхи. Мы дружим со старшей дочкой Жени (Поля на меня подписана в инстаграме) — сначала она даже пыталась вступать в переписку, защищать меня. Я ей сказала: «Поля, пожалуйста, не отвечай этим женщинам, даже не вникай». Если бы у них были какие-то добрые побуждения, они понимали бы, что дети могут это увидеть, почитать. Когда на всю страну кричали, какой ужасный человек Женя, они не думали в тот момент, что могут причинить вред его детям просто словами. 

У тебя в связи с этим не появилось принципа — не критиковать и не осуждать других вот больше никогда? Мы же очень любим по-женски посплетничать, сказать: «Я бы так точно не сделала».

Конечно, я тоже люблю посплетничать. Меня хлебом не корми, дай посмотреть кино и сказать: «О господи, какой кошмар!»
Я не злорадствую, хотя иногда бывают такие случаи, что смеешься и не можешь остановиться, но я не радуюсь, когда плохое кино получается. Нет, я себя не причисляю к добродетельным, я знаю, что во мне столько всего намешано: я и злиться часто могу, меня жутко раздражают звуки под окнами, особенно вечером... Я и полицию вызывала, и кувшин с водой на людей выливала — надеюсь, никто не подумает, что я психически не очень здорова. (Смеется.) Я могу сказать что-то очень резкое, могу обидеть человека. Раньше считала, что это классное качество — в том смысле, что я правдолюб. Потом где-то прочитала, что когда ты человека обвиняешь, особенно если это происходит на глазах у других, то это приравнивается к убийству, кровопролитию: потому что у него кровь приливает к лицу в этот момент. Не надо прилюдно пытаться вывести человека на чистую воду. 

Я бы поспорила. Не хуже ли, когда это делают за спиной?

Я знаю единственного человека, который в глаза человеку говорит слова хуже, чем за его спиной. Это Женя. Я не встречала других таких людей. Он часто производит неприятное впечатление в общении, потому что может сказать что-то честно, а потом от человека отойдет и скажет: «Очень крутой парень». Я это видела очень много раз, но никогда не видела ситуации наоборот. 

А ты не спрашивала, почему это так?

Нет. Я просто примерно понимаю расклад психологический, что это такое нежелание льстить, пытаться специально произвести хорошее впечатление. 

Ну это круто, потому что чаще люди говорят тебе: «Любимая, хорошая», — но ты прекрасно понимаешь, что человек за спиной говорит другое. Кино, шоу-бизнес — это же ярмарка тщеславия.

Да, причем у нас еще в меньшей степени. А в Голливуде что творится! Они всегда неискренни друг с другом. Когда я была в Лос-Анджелесе, чего только не насмотрелась. Наблюдала постоянно на пробах, где тебе и агент раз сто скажет, как ты прекрасна, и все вокруг. Но на самом деле ты никогда не знаешь правды, а из-за этого у тебя всё начинает смещаться, ориентиров-то нет. Мне кажется, там все друг другу врут. С другой стороны, что лучше: фальшивые улыбки или хмурый зал и никто не хлопает? Наверное, здорово, когда есть баланс, а это самое сложное.

Вопрос в правде всегда только в том, зачем ты ее говоришь: ты хочешь обидеть человека или подбираешь слова. Понятно, что правда никогда никому не нравится.

Да, но вдруг это не является правдой — вот это страшно. У меня были такие моменты, но я способна попросить прощения. Могу подойти к человеку, которого даже плохо знаю. Мне становится легче самой, что я это делаю. Понимаю, что всё равно осадок остается, человека я уже обидела. Очень легко сказать: «Простите, мне очень стыдно», — но этого не всегда достаточно, надо себя все-таки перевоспитывать. 

Ты уже не раз заметила, что можешь быть неуправляемо энергичной. В чем это выражается?

Иногда наступал момент, когда вдруг всё хотелось изменить вокруг. Я просыпалась с мыслью: «Так, с сегодняшнего дня всё будет вообще по-другому» — и рубила сплеча, категорично, просто сжигая все мосты. Ну не получается у меня по-другому. Вот как раз перед проектом «Хороший человек» я захотела подстричься — мне казалось, что у моей героини Жени должны быть волосы короче. А времени было мало: через три дня я должна была лететь на фестиваль в Венецию на премьеру «Нового папы». Так я вынесла мозг своему парикмахеру, но она нашла для меня окошко...Если вдруг я чего захотела, то мне надо это срочно: я не засну, не буду есть, потеряю покой. Вот эта нетерпеливость мне очень мешает жить. 

Разве это плохое качество? Огромное количество людей чего-то очень хотят, но ничего для этого не делают.

Мне кажется, что чаще выигрывают те, кто терпелив. Мой сын (Фёдор — общий сын Юлии и Евгения Цыганова. — Прим. ОK!), ужасно нетерпеливый — в меня, я очень расстраиваюсь из-за этого и не знаю, как это перевоспитать и возможно ли это. Если он попросил какую-то игрушку, то он просто просверлит меня насквозь, пока ее не получит, он будет каждую минуту спрашивать: «А сейчас? А теперь? А уже можно». Я ему всё время говорю: «Главное — это терпение. Надо уметь терпеть». И себе я тоже так всё время говорю. Я просто наблюдаю за людьми, которые могут выдохнуть, посчитать до десяти, прежде чем сказать. Я не могу так, мне нужно срочно и сейчас решить этот вопрос. В этом смысле мы с Женей друг друга уравновешиваем, потому что он как раз-таки: «Само всё как-то разрулится, надо подождать». Как-то мы должны были репетировать у Юрия Николаевича Погребничко. Мы у него вместе играем спектакль «Лёгкая боль» по Пинтеру в его театре «Около дома Станиславского». Вот у нас должна была быть репетиция, а у Жени в это же время репетиция «Чайки» в Мастерской Фоменко. Я начала: «Это невозможно! Я не буду с тобой ничего репетировать, потому что ты «Чайку» свою репетируешь. Надо выбирать». — «Юль, ну как-нибудь разрулится». — «Ну как, как-нибудь? Я в это не верю». В итоге получилось, как он сказал: есть и «Чайка», есть и Пинтер, и всё нормально. Так что я делаю вывод, что не надо суетиться и не надо форсировать.

А что такое энергичность в таком случае? 

Энергичность — это Юля Пересильд. (Смеется.) Это Даша Мороз. Я просто вообще не понимаю, как они это делают и как столько всего вообще можно успевать. Как Юля может успевать заниматься фондом (фонд «ГАЛЧОНОК». — Прим. ОK!), театром, сниматься, детьми — миллионом всего. Как Даша Мороз может танцевать, сниматься, играть в театре. Вот это я называю энергичностью. Я же просто очень быстрый человек, у меня скорость... Шутка «никогда не спорь с человеком, который умеет быстро печатать» — это чуть-чуть про меня, потому что я действительно вываливаю миллион sms. Еще любопытство, это тоже чудовищно, я от этого тоже страдаю всю жизнь. Мне всё хочется знать, но не в качестве сплетни, а просто так. Феде тоже это передалось: ему сказали, не ему — всё видит, всё слышит, ему всё интересно.

Это же здорово, когда дети так сильно зеркалят? Материнство, получается, как работа над ошибками. 

Да, это работа над ошибками: нетерпение и любопытство — я прямо вижу себя. Не говоря уже о том, что в какой-то момент тебе ребенок начинает делать замечания: то я сижу в телефоне много, то я два раза сказала «как бы» — это он следит за моей речью. Феде только 4 года, а что будет дальше? (Улыбается.) У меня ребенок, когда видит, что я ухожу, подбегает ко мне, обнимает: «Мамочка, ты уходишь? Я буду скучать». А у нас на тумбочке около входа лежит iPad. Я говорю: «Я тоже буду скучать, Федя». А он мне: «А iPad ты с собой забираешь?» (Смеется.) Вот и всё, что он хотел узнать, собственно. Мне бы хоть немного такой вот находчивости.

Фото: Алексей Колпаков. Стиль: Лилит Рашоян. Макияж: Андрей Шилков. Прически: Маргарита Ханукаева. Ассистент стилиста: Даяна Чарандаева