Владимир Познер: «Я думал, что открою тайны человеческого мозга»

Легендарная личность, советский и российский тележурналист, публицист и телеведущий Владимир Познер родился во Франции, вырос в США, живет в России. В свой британский Jaguar он влюблен с первого взгляда и водит его по-американски аккуратно, хотя, как всякий русский, обожает быструю езду. О прошлом и будущем — нашем и автопрома — Владимир Владимирович поговорил с ОK!

Что в машине самое важное для вас?

Для меня — красота!

А разве автомобили не стали похожи один на другой?

Некоторые модели все-таки узнаваемы, в частности Jaguar, мой Jaguar XJ — точно. Но в подавляющем большинстве да, машины теперь похожи друг на друга. Одна модель становится удачной, ее начинают копировать — это просто беда! Когда я был маленьким мальчиком и жил в Нью-Йорке, по дороге в школу я считал, сколько каких машин припарковано на моей стороне, и издали было понятно, где какая марка. Сейчас, чтобы понять, что за машина, нужно подойти к ней вплотную. К сожалению, и мы стали похожи друг на друга: одеваемся похоже, стрижемся похоже. Вот результат глобализации.

Вы поэтому покупаете Jaguar? Чтобы отличаться?

Тогда, давно, идя по тротуару и считая марки, я вдруг увидел незнакомую машину. Никогда раньше я таких не видел. Она была поразительной красоты! Я остановился посмотреть, что это за машина. Это был Jaguar. Мне было 10 лет, но я сказал себе, что когда-нибудь у меня будет такая машина. Долго очень у меня ее не было. (Смеется.) Но в конце концов появилась. И до сих пор Jaguar, на котором я езжу, выделяется среди других марок. Вот стоят в ряду разные дорогие машины, те и эти, одинаковые... А мою сразу — оп! — узнаешь. Я это люблю.

У вас седан, а ведь внедорожники сейчас более популярны.

Мне они не нравятся, внедорожники. Квадратные, в них нет устремленности... Соглашусь, они очень удобные. Входишь прям как в квартиру, места много... Но для меня нет кайфа в них.

Хотя эта машина высокая, может на бордюр заехать...

Какая угодно, даже если бы она прыгала по лестнице, и то — нет. Ну нет в них шика, нет класса. Я, наверное, все-таки эстет, я очень люблю, когда красиво.

Как вам на длинной и низкой машине в Москве? Водители стали так резко перестраиваться.

В Москве стали лучше ездить. Пропускают пешеходов, друг другу уступают, раньше этого не было.

Считаете, люди стали вежливее?

Люди сообразили, что так удобнее. Всем. Люди делаются более цивилизованными не потому, что они умнеют или становятся лучше, а потому, что они чувствуют: ага, так удобнее.

И все-таки, какие системы помощи водителю, устойчивости на дороге и так далее вам важны? Покупая машину, вы интересуетесь, есть они или нет?

Я интересуюсь машиной очень подробно. К моему большому сожалению, Jaguar XJ, моей любимой машины, через год больше не будет, ее заменит электрическая машина. Я не знаю, как она будет выглядеть, я ничего о ней не знаю. Расстроен, но понимаю, что постепенно все машины перейдут на электротягу.

Вы считаете, все-таки будущее за электромобилиями?

Это не я считаю, это факт. В Норвегии в будущем году не будет ни одной неэлектрической машины.

А куда они будут утилизировать старые аккумуляторы?

Ничего, что-нибудь придумают. Но сопротивление бешеное. Ведь речь идет о гигантских прибылях, деньги-то огромные зарабатываются на нефти. На электричестве такого не заработаешь. Изменится промышленность. Много людей потеряют работу. Все эти бензоколонки, во всем мире — до свидания. Будут большие сдвиги, конечно.

Может быть, будет развиваться общественный транспорт?

Мы эгоисты и, конечно, любим по возможности иметь свой транспорт, а не коллективный. Даже свой самолет, как мы знаем. Это очень удобно. Человек к этому стремится. Но как это будет через 50 лет, меня, честно, не очень интересует. (Смеется.)

Менялся ваш стиль вождения с годами?

Я получил права в 16 лет в Америке и очень аккуратно вожу машину. В Америке иначе нельзя. Там учат очень жестко, внушают с самого раннего возраста, что автомобиль — это опасное средство передвижения. Правила движения вбивают в голову на всю жизнь. Я люблю скорость, скажу честно. Например, в Германии, где живет моя дочь, есть автобаны, где скорость не ограничена, и там я ездить очень люблю. (Смеется.) Вжаришь — ой! Я ездил 250 км в час на треке для испытаний, машину так прижимает, что можно не держать руль. Удовольствие колоссальное! Я это обожаю. Но — там, где можно. Очень не люблю людей, которые мечутся из ряда в ряд, пытаясь выгадать... сколько? 30 секунд? Это неправильная езда. В Америке так не делает никто.

Чего не скажешь о Москве.

Вообще-то в России массово люди сели на машины недавно. Я еще помню, когда машину купил — это ой, мама! Мы не Германия, не Англия, не Америка, где машины давно вошли в быт. Я думаю, потребуется еще лет 20–30, чтобы машина здесь стала предметом обихода, и тогда будут водить по-другому. Хотя в разных странах водят все-таки по-разному, сказывается национальный характер. В Германии водят очень агрессивно, агрессивность немца проявляется за рулем. Французы начинают орать, гудеть, водят очень нервно. Англичане — спокойно: если ты хочешь обогнать, он тебе еще и рукой покажет — пожалуйста. В Италии обогнать машину, где мужчина за рулем, значит принизить его мужское достоинство: как это — вы обогнали?

А женское-мужское вождение есть, на ваш взгляд?

Женщины за рулем очень, так сказать, неуступчивы, я замечал. Может быть, за рулем женщина наконец чувствует себя действительно равной с мужчиной. Чаще всего женщины либо блестяще водят, либо плохо, среднего нет.

Вы в Москве ездите по-другому, в «московском» стиле?

Да, езжу по-другому. В Москве я осторожнее. Здесь слишком много неаккуратных водителей, надо быть внимательным.

Но вы и в Москве пропускаете автомобили?

Сто процентов.

Пешеходов?

Сто процентов.

Не лихачите? Не поворачиваете не из того ряда?

Ни в коем случае!

И штрафы не приходят вам?

А штрафы приходят моему водителю. У меня водитель, потому что, к сожалению, в Москве проблема поставить машину. Парковки забиты, нет где-нибудь близко подземного гаража, значит, я должен куда-то отъехать, а потом идти... А водитель может кругами ездить, парковку искать. Вообще-то я очень люблю водить, я обожаю машины, но здесь иногда приходится вот так.

Водителя подбираете тоже аккуратного?

Конечно, аккуратного, конечно, непьющего, конечно, молчаливого. Но у наших водителей есть своеобразная черта. Если они везут «важного человека», то считают, что им можно всё, и начинают нарушать, скоростной режим прежде всего. И тут я довольно резко могу сделать замечание.

Если вы за рулем, а рядом, например, жена, она комментирует вашу езду?

Нет. Об этом у нас есть договоренность. (Смеется.)

А если она за рулем, вы ее езду комментируете?

Она не ездит за рулем.

А! Это счастье.

(Смеется.) Она когда-то была за рулем, но у нее такой характер... резкий.

Вы за ограничение скорости в городе? До 40 км? Или до 50?

Если у специалистов аргументы есть, я готов. Конечно, если есть вдруг большой кусок пустой дороги, то соблазн поехать 80 или 100 велик. Широкая дорога, хочется вжарить. Но существуют правила, нужно их соблюдать.

Нужно ли тогда вообще расширять дороги?

Это вопрос развития города. В Токио городские дороги трехэтажные. Нижняя дорога бесплатная, следующая — платная, а самая высокая — самая дорогая. Если вы хотите избежать пробок, едете наверх. Таким образом они колоссально решили вопрос заторов.

А в Париже ведь нет такого?

В Париже такого не сделают. В каждой стране свои способы. В Лондоне, например, чтобы ехать в центр, вы должны платить большие деньги. Правда, это не помогает, всё равно там жуткие заторы. Я не вижу выхода. Старый город, очень узкие улицы, они их не перестраивают, ну и всё.

Теснота стимулирует сокращение количества машин и уменьшение их размера.

Я согласен.

А вы всё время на машине, у вас несколько  встреч в день, то есть интенсивность вашей деятельности не снижается?

Я думал, что с возрастом она будет снижаться. Я был в этом уверен. А оказалось, что наоборот.

Вы окончили биологический факультет, но ни дня не работали по специальности. Зачем вы вообще шли туда?

Я думал, что открою тайны человеческого мозга. Но к концу третьего курса понял, что я не ученый, что у меня... не та голова. Мне повезло, обстоятельства так сложились, что я попал в то, что действительно мое. С одной стороны. Но с другой — я этого добился именно тем, что упорно не желал заниматься не своим, несмотря на давление.

Вас прославили ваши знаменитые телемосты с Америкой. Вы просчитали этот успех?

Я совершенно не думал, что так будет. Почему был успех? Потому что это была правда. Впервые наши зрители услышали по телевидению, что другие говорят о нас. Реально. Это не была притворная дружба. Это было совершенно очевидное противостояние, критика, неприятие. Для Советского Союза это было неслыханно. Вся страна в одно в то же время — это очень важно — смотрела эту совершенно неожиданную программу. Я был совсем не похож на тех ведущих, к которым привыкли, на советских политобозревателей. И плюс начиналась перестройка, эфир был в феврале 1986 года. Менялась страна, менялась политическая система. А если бы это было не так, то никакого моста бы и не было. Его дал в эфир Горбачёв. Это было правильное время для данного формата.

Сейчас отношения с США тоже не очень. Не настало ли опять время для таких встреч? Людей с людьми?

Было бы очень хорошо, конечно. Я точно могу сказать, что российское телевидение абсолютно готово к тому, чтобы провести телемост. Но американское не готово.

Не может быть!

А я говорю ответственно. Мы пытались. Да и те телемосты мы-то показали на всю страну, а они — очень ограниченно. Сейчас в Америке очень сильны антирусские настроения. И они не хотят делать никаких шагов, чтобы это изменить. На самом деле США предпочли бы увидеть Россию страной зависимой, гораздо более слабой. В НАТО приняли несколько восточноевропейских государств. Хотя была договоренность, что они не двинутся ни на дюйм на восток: «Это мы обещаем. За это вы позволяете Германии воссоединиться, убираете Берлинскую стену». Всего взамен! Хотя мы могли тогда за это просить очень много.

Вы всегда поддерживали и поддерживаете государственную точку зрения, а вас тем не менее вечно обвиняют в нелояльности, в том, что вы прозападный человек.

Я прозападный человек, но я объективный человек. Я просто объясняю: есть договоренность, ее не надо нарушать. Если нарушаете, не надо удивляться, что возникает недоверие.

В отношении Германии просто восторжествовала справедливость.

А при чем тут справедливость? Неужели кто-то думает, что в мире есть справедливость? В политических взаимоотношениях между странами никакой справедливости не бывает. Кто сильнее, тот и диктует.

Если ее нет между странами, ее и между людьми нет.

Да конечно нет!

А как жить-то?

Это очень сложно, но все живут.

Как работать журналисту в такой ситуации? Нет доверия, передачу не сделать… Чем вы занимаетесь сейчас?

Я веду программу интервью, которая называется «Познер», где заставляю людей думать, не навязываю свою точку зрения. Я делаю фильмы о других странах, чтобы российский зритель лучше понял, почувствовал эти страны. И, наконец, я пишу книжки. Только что вышла моя книга «Испанская тетрадь», и она сейчас №1 по продажам нон-фикшн. Значит, я что-то нужное делаю, я в этом убежден. И делаю это хорошо. Сегодня я не боюсь говорить то, что думаю.

Да вы, кажется, и тогда не боялись.

В советское время? Конечно, я боялся! Когда мы вошли в Афганистан, я ответил американскому журналисту очень аккуратно: «Я думаю, что мы об этом дне будем сожалеть». Меня убрали из всего эфира, требовали моего увольнения. Советский Союз! Сейчас другое время.

Но вы и в те времена всё равно успешно работали.

Очень! Я получал гигантские деньги. (Смеется.) Иногда полторы тысячи рублей в месяц. Больше, чем министр. Ведь я каждый день выходил в эфир.

А что можно было на них купить?

А ничего. (Смеется.) Ну автомобиль. Кооперативную квартиру. Но не больше, чем 30 квадратных метров на человека. Собственно, и всё.

Времена изменились к лучшему?

Да вообще!.. (Смеется.) Я даже не могу найти слов, которыми это подтвердить. Когда я встречаю ностальгию по Советскому Союзу, просто выхожу из себя. (Смеется.)

У вас есть какой-нибудь автомобильный фетиш? Кто-то неравнодушен к рокоту мотора…

Да! Мне нравится правильный звук закрывающейся двери. Бывает это «ук», а бывает — «тррж». Я люблю первый вариант. (Смеется.) Сразу чувствуется колоссальное мастерство тех, кто делает машины. Старые машины, 30–40-х годов, до чего они красивы! Сколько деталей! Как это всё  сделано! Я просто смотрю и млею.

И вы, конечно, против глобализации.

Производство перевезли в Китай, китайцу платят 20 центов в час, а кроссовки продают за 200 долларов. Прибыль просто зашкаливает! Что такое глобализация на самом деле? Это стремление производить дешевле, а продавать дороже. Вот, больше ничего.

Это тенденция мировая…

Она и называется ГЛОБАЛизация. В итоге мы все становимся похожими друг на друга, когда нам продают один и тот же товар. А теперь еще используют соцсети, чтобы нам внушать, что надо покупать, формируя наши вкусы.

Маховик-то давно начал раскручиваться. С приходом телевидения в том числе.

Я согласен. Мы перестаем читать книги, а читаем какие-то «таблетки», или как они там называются. Сидим за столом, уставившись в телефоны, перестаем разговаривать.

Вы не ведете соцсетей?

Нет! Меня вообще нет в соцсетях.

А как вы с людьми общаетесь?

Звоню. (Смеется.)

И книги бумажные читаете?

(Смеется.) Еще как!