10 красивых и страстных признаний в любви

Весна за окном, пора любви и страстей! Каждый раз, когда мы говорим или думаем о сердечной привязанности, у каждого из нас возникают свои ассоциации и воспоминания. Что делать, ведь любовь — то чувство, без которого никак нельзя представить жизнь человека. Как говорил классик кудрявый: «Любовь — это восхитительный обман, на который человек соглашается по доброй воле».

Помните, как сложно было признаться любимому в том, что скрывало сердце? Боишься буквально всего, осуждения, не так слова связать в открытке или СМС... А вдруг любимый человек посмеется над нами или отвергнет? Предлагаем вам подборку из нескольких ярких признаний в любви от тех, чье имя навека закреплено в истории. Будем учиться у них прекрасному слогу и настроению.

Александр Пушкин:

«Сегодня — годовщина того дня, когда я вас впервые увидел; этот день... в моей жизни...

Чем боле я думаю, тем сильнее убеждаюсь, что мое существование не может быть отделено от вашего: я создан для того, чтобы любить вас и следовать за вами; все другие мои заботы — одно заблуждение и безумие. Вдали от вас меня неотступно преследуют сожаления о счастье, которым я не успел насладиться. Рано или поздно, мне, однако, придется всё бросить и пасть к вашим ногам. Мысль о том дне, когда мне удастся иметь клочок земли в... одна только улыбается мне и оживляет среди тяжелой тоски. Там мне можно будет бродить вокруг вашего дома, встречать вас, следовать за вами...»

Наполеон к Жозефине:

«С тех пор, как мы расстались, я постоянно подавлен. Мое счастье — быть рядом с Вами. Вновь и вновь я переживаю в своем воображении Вашу нежность, Ваши слезы, Вашу нежную заботу. Очарование несравненной Жозефины разжигает непрерывно горячее и яркое пламя в моем сердце. Когда же, свободный от всех забот и всех проблем, я смогу проводить всё свое время с Вами с единственной необходимостью любить Вас и думать лишь о счастье, чтобы говорить об этом и доказывать это Вам?»

Цитата из письма Эрнеста Хемингуэя к Марлен Дитрих:

«Я не могу выразить словами то, как каждый раз, когда я обнимал Вас, я чувствовал, что был дома».

Цитата из письма Фриды Кало к Диего Ривере:

«Ничто не сравнится с Вашими руками, ничто не подобно желто-зеленому цвету Ваших глаз. Мое тело наполняется Вами изо дня в день. Вы — отражение ночи. Сильная вспышка молнии. Сырость земли. Впадины Ваших подмышек — мое убежище. Мои пальцы касаются Вашей крови. Вся моя радость заключается в том, чтобы чувствовать, как жизнь бьет из Вашего цветущего фонтана, которым я продолжаю наполнять все свои нервные каналы, которые принадлежат Вам».

Цитата из письма Рональда Рейгана к Нэнси Рейган:

«Важно то, что я не хочу быть без Вас в течение следующих 20 или 40 лет, или сколько их есть. Я очень привык быть счастливым, и я действительно люблю Вас очень сильно».

Николай Чернышевский — жене:

«Милый мой друг, Радость моя, единственная любовь и мысль моя, Лялечка.

Давно я не писал Тебе так, как жаждало мое сердце. И теперь, моя милая, сдерживаю выражение моего чувства, потому что и это письмо не для чтения Тебе одной, а также и другим, быть может.

Пишу в день свадьбы нашей. Милая радость моя, благодарю Тебя за то, что озарена Тобою жизнь моя.

Пишу на-скоро. Потому немного. На обороте пишу Сашеньке.

10 августа кончается мне срок оставаться праздным, бесполезным для Тебя и детей. К осени, думаю, устроюсь где-нибудь в Иркутске или около Иркутска и буду уж иметь возможность работать по-прежнему.

Много я сделал горя Тебе. Прости. Ты великодушная.

Крепко, крепко обнимаю Тебя, радость моя, и целую Твои ручки. В эти долгие годы не было, как и не будет никогда, ни одного часа, в который бы не давала мне силу мысль о Тебе. Прости человека, наделавшего много тяжелых страданий Тебе, но преданного Тебе безгранично, мой милый друг.

Я совершенно здоров по обыкновению. Заботься о своем здоровье, — единственном, что дорого для меня на свете.

Скоро всё начнет поправляться. С нынешней же осени.

Крепко, крепко обнимаю Тебя, моя несравненная, и Целую и целую Твои ненаглядные глаза.

Твой Н. Ч.»

Цитата из письма Генриха VII к Анне Болейн:

«Но если Вы хотите занять место по-настоящему преданной любовницы и подруги, и посвятить себя телом и душой мне, который будет, и был, Вашим самым преданным слугой (если Ваша суровость не запретит мне), я обещаю Вам, что не только имя Вам будет дано, но также и что я сделаю Вас своей единственной любовницей, выбросив всех других кроме Вас из своих мыслей и привязанностей, и буду заботиться только о Вас. Я умоляю Вас дать полный ответ на это мое грубое письмо, чтобы я мог знать, на что и как далеко я могу рассчитывать. И если Вы не хотите отвечать мне письменно, назначьте место, где я могу получить его из уст в уста, и я пойду туда со всем своим сердцем. На этом всё, чтобы не утомить Вас».

Франсуа Шатобриан — признание неизвестной:

«Видишь ли, если я позволю своему безумию овладеть мной, я не буду уверен, что буду любить тебя завтра. Я не верю самому себе, я не знаю себя. Страсть пожирает меня, и я готов заколоть себя или смеяться. Я обожаю тебя, но через минуту я буду любить больше чем тебя шум ветра среди скал, плывущее облако, опадающий лист. Потом я буду молиться Богу со слезами, потом представлять себе небытие. Хочешь доставить мне счастье? Сделай одно: отдайся мне. Потом позволь мне пронзить твое сердце и разбить его... Осмелишься ли ты теперь уединиться со мной в эту Фиваиду?

Если ты мне скажешь, что любишь меня как отца, ты внушишь мне ужас. Если ты думаешь, что любишь меня как любовница, я тебе не поверю. В каждом юноше я буду видеть соперника, которого ты предпочтешь мне. Твое уважение заставит меня почувствовать мои годы, твои ласки отдадут меня во власть самой безумной ревности. Знаешь ли ты, что у тебя есть улыбка, которая раскроет мне весь ужас моих недостатков, подобно тому, как луч солнца озаряет глубину бездны. Очаровательное существо, я тебя обожаю, но не возьму тебя. Ищи себе юношу, руки которого могут грациозно сплестись с твоими, но не говори мне об этом. Думай о том, что ты должна пережить меня, что еще долго будешь молодой, когда меня не будет уже на свете. Вчера, когда ты сидела рядом со мной на камне и когда ветер шумел в вершинах сосен, подобно морским волнам, я думал, изнывая от тоски и печали: достаточно ли легка рука моя, чтоб ласкать эти белокурые волосы? Зачем иссушать поцелуем губы, готовые прильнуть к моим, чтобы подарить мне молодость и жизнь? Что может она любить во мне? Призрак, который разрушит действительность. И, в то же время, когда ты склоняешь свою прелестную голову на мое плечо, когда опьяняющие слова слетают с твоих уст, когда твои руки готовы обвить меня, как гирлянда цветов, мне нужна вся гордость моего возраста, чтобы победить сладостное искушение, от которого я краснею. Вспомни о страстном тоне произносимых мною слов, и когда полюбишь красивого юношу, спроси самою себя — говорит ли он так, как я тебе говорил, любит ли тебя с такой силой, с какой я тебя любил... А! не всё ли равно! Ты заснешь в его объятиях, твои уста сольются с его устами, твоя грудь прижмется к его груди, и вы проснетесь упоенные; что будут значить для тебя слова, сказанные когда-то на полях вереска?»

Стендаль — Менте (графине Клементине Кюриаль):

«Мой ангел, после того, как я видел тебя три дня подряд, мне кажется, что я люблю тебя еще больше — если бы это только было возможно. Это оттого, что мы стали ближе — нас разделяли предрассудки, свойственные твоему кругу, но после этих трех дней интимности каждый из нас, конечно, уже не вернется к своим предубеждениям и мечтает только о любви и счастье.

Боже мой! Как я был счастлив вчера, в среду! Я отмечаю этот день, ибо Бог знает, когда я осмелюсь переслать тебе это письмо. Я пишу это per sfogarmi. Я так люблю тебя сегодня, я так принадлежу весь тебе, что мне необходимо писать, так как некому излиться. Если мы проведем вместе неделю и если наши сердца будут пылать всё такою же страстью, я думаю, что мы уже больше не расстанемся.

Во вторник, в день Freres Provencaux, я был менее счастлив, я был слегка обижен. Но вчерашний обед был преисполнен счастьем, близостью, блаженством. Это, по крайней мере, для меня, — моменты, которых никогда не переживешь, позволяя себе играть комедию с любимым существом».

Рихард Вагнер — Матильде Везендонк:

«А моя милая муза всё еще вдали? Молча ждал я ее посещения; просьбами тревожить ее не хотел. Муза, как и любовь, осчастливливает свободно. Горе глупцу, горе нищему любви, если он хочет силою взять то, что ему не дается добровольно. Их нельзя приневоливать. Не правда ли? Не правда ли? Как могла бы любовь быть музою, если бы она позволяла себя принуждать?

А моя милая муза всё еще вдали от меня?»