Владимир Познер о себе и еде с пугающей откровенностью

На Остоженке в новой версии заработал ресторан Geraldine. Открытый в 2004 году телеведущим Владимиром Познером как брассери, сейчас он превратился в необистро. Совладельцем проекта и автром концепции стал ресторатор Александр Раппопорт.

Семья Познеров приехала в СССР в 1952 году. Мать будущего журналиста Жеральдин Люттен после жизни в Париже, Вашингтоне и Берлине попала на другую планету. Она могла бы выглядеть как манекенщицы дома Dior, но ей пришлось бороться с тяготами быта и несправедливостью. Обновленный Geraldine — бонбоньерка, в которой, существуй машина времени, могла бы найти утешение любая женщина Страны Советов середины прошлого столетия. Винтажная мебель, люстра по эскизам конца декады, седельная кожа a la Hermès на столах, бархатные диваны в тон зеленому мрамору, гипсовые рельефы, даже форма официанток, обутых в одинаковые потертые ботинки – весь дизайн Geraldine говорит о Франции 50-х с сильным влиянием позднего ар-деко.

Вашей маме понравилось бы?

Думаю, что да. Мне кажется, что всё это сделано со вкусом. Мама в этом смысле была очень требовательной. И потом, она очень любила зеленый цвет. А по поводу еды были бы вопросы (Смеется.) Они и у меня есть по некоторым вещам. Еда ведь это такая сугубо индивидуальная вещь, каждому нравится свое. Попробовав целый ряд блюд, но, конечно, далеко не всё меню, я должен сказать, что это вкусно. Дома готовила всегда мама (и мы многие рецепты переняли у нее), и всегда было очень вкусно. Она готовила много. Коронными ее блюдами были баранья ножка и шоколадный мусс.

Мама всегда давала всем рецепт, «забыв» один ингредиент, так что повторить ее успех никто не мог.

Она научила меня и брата и готовить, и любить еду. И не только. Я начал пить вино в шесть лет, как это обычно делают дети во Франции, разбавленное водой, только красное, конечно, белое считается нездоровым.

Владимир Познер с супругой Надеждой Соловьевой

Что вы советуете есть в Geraldine?

Кейл-цезарь с томленым цыпленком, нисуаз с тунцом конфи, салат из киноа с овощами и жареными креветками очень мне нравятся из закусок. Просто зеленый салат — я это вообще обожаю. Земляничная страчателла – новое для меня блюдо и совершенно удивительное. Буррата просто первоклассная сама по себе, чего я не ожидал. И конечно, карпаччо из артишоков с боттаргой — я его очень люблю. Из теплых закусок очень вкусны телячья печень с крокетами из печеного картофеля и телячий язык с красным кускусом. Отлично готовят карбонару «Жеральдин», луковый суп и суп «Марсель» из пяти видов рыбы. Хотя я и не большой любитель рыбы, но у этого супа тончайший вкус. На горячее лопатка бычка, утка-конфи и выдающиеся антарктические лангустины – просто объедение.

Удается вам вести ресторанную жизнь, ходить куда-то, кроме Geraldine?

Мне давно нравится Semifreddo, мне нравится грузинский ресторана «Сахли», мне нравится Village Kitchen – нигде больше я не едал лучшего карского шашлыка, мне нравится Grand Cru, исключительные хинкали готовят в «Есть хинкали, пить вино». Мой личный рекорд хинкали однажды был 25 штук, больших.

В каких вы отношениях с вином?

Я его обожаю. Люблю и много пью, когда могу. Особенно бургундские с их тонкостью. И вообще я влюблен в процесс.

Я много бывал на виноградниках и с виноделами разговаривал. Поразительны все тонкости процесса. Вино ведь обижается на тебя за то, что его так долго держали в бутылке. Почему ему нужно дать подышать? Потому что его в плену держали. Ему там было плохо. В конце концов, его открыли, вылили, недовольное оно, ему нужно успокоиться, и тогда будет вкусно. Это целый мир, изумительнейший. Есть такой французский писать Ромен Роллан, он когда-то считался классиком. У него есть книжка «Кола Брюньон». Ее герой – крестьянин, он выращивал виноград. Там есть пассаж о вине. Я вам советую почитать, потому что это поэзия в высшем выражении по отношению к такому продукту. Это уже и не продукт даже, а часть жизни.

Замечаете ли вы, что за ушедшее время исчез какой-то близкий вам вкус? Жалеете ли об этом?

Мне кажется, вкус сохраняется в семьях. Я сожалею о другом. О том, как вообще изменилась жизнь. Во Франции всё еще сохраняется культура еды. Там люди идут обедать на полтора часа, они идут вкусно поесть и пообщаться, не то чтоб там побыстрее в себя что-то закинуть. Это не просто насыщение, но и удовольствие. Когда несколько лет назад какой-то француз взорвал «Макдональдс», я прямо аплодировал. Я понимаю, что это звучит, может быть, не очень хорошо, но это демонстрация уровня понимания еды.

Когда мама приглашала гостей – я уже жил отдельно – и я внезапно заходил к ним просто поздороваться и мама спрашивала «Ты голоден?», я всегда отвечал «Нет», потому что знал, что она готовит на определенное число гостей и за столом на восьмерых, например, девятому места нет. Это очень по-французски, совсем другая культура еды.

Мне представляется, что не бывает отдельно культуры еды. Это вообще часть общего развития. Восприятие, поведение, отношение – это всё через культуру вообще и культуру еды в частности.

Это часть общего состояния общества, некоторого отношения к окружающим, отношения к себе. Это создает лицо общества.

Там, где этой культуры нет или где она ограничена определенной социальной группой, это тоже очень видно. И это не только Россия, но и США, Германия, Китай, Латинская Америка.

Возникновение культуры еды, как и другой культуры, – длительный процесс. Есть в больших количествах фуагра, потому что это дорого и модно, это не культура еды. А вот понимать, что с чем и как – вот это культура еды, и это требует, на мой взгляд, три-четыре поколения. Потому что она возникает дома, в семье, там, где ты растешь, а не в ресторане. Ресторан лишь отражает эту культуру.