Аида Гарифуллина: «Я исполняла арию колокольчиков из оперы «Лакме», и, когда я пела, Мерил Стрип расплакалась»

Оперная певица Аида Гарифуллина — это уже бренд. Невероятной красоты голос, безупречный вкус, сильная актерская энергия. В прошлом году состоялся дебют Аиды в Большом театре — в опере «Садко». И сразу — номинация «Лучшая женская роль в опере» на фестивале «Золотая маска». Результат голосования мы узнаем совсем скоро!

Аида, я обратил внимание, что у нас отчества одинаковые.

Правда? Вы тоже Эмильевич?

Да. 

Надо же, как интересно. Эмиль — редкое имя.

Только ты «Эмилевна», а у меня — с мягким знаком. Аидочка, твоя жизнь похожа на сказку. А может, это сказка и есть?

Я не знаю ни одного человека, у которого жизнь была бы похожа на сказку, — может быть, я их просто не встречала. Я вот сразу думаю о своем ребенке, что если бы мой ребенок задал мне этот вопрос... Я бы ему ответила, наверное, сразу как есть.

А «как есть»?

Конечно, я сильно бы не пугала, но сказала бы, что жизнь — не сказка, жизнь не сладкая, она проверяет на выносливость и любит сильных людей.

У меня ощущение, что ты живешь в абсолютной гармонии, причем с раннего детства. 

Это верно, гармония и баланс во мне на протяжении всей жизни.

Тем не менее какие-то сложности все-таки были?

Еще в школе мне никогда не было легко. Я всегда, без ложной скромности, выделялась — потому что пела, а не потому, что была красавица-раскрасавица.

Но и красавицей ты тоже была.

Нет, я не была в детстве красавицей, кто-то меня даже называл гадким утенком, и, наверное, так и было. У меня не было красивых вещей. Были девочки в школе, у которых состоятельные родители, и они могли себе многое позволить, я же этим не отличалась. Я отличалась артистичностью и тем, что пела с самого раннего возраста. Было много людей, которым это не нравилось, которые этого не принимали, и я чувствовала себя иногда одиноко... даже не иногда, а очень часто.

Кто тебя не принимал: сверстники, одноклассники?

Не принимали и одноклассники, и учителя иногда. Учителям не нравилось, что я много пропускаю из-за концертов, а концерты были всегда. Помню, мы с мамой как-то сели и подсчитали, сколько я в 12 лет концертов для города, для Татарии отпела — это было 38 выступлений в год. Для ребенка, который учится в школе, это много. И как-то успевала. И при этом училась. Я была такой стабильной ударницей, хотя мой перфекционизм всегда требовал большего — я всегда хотела и в школе еще отличаться. Училась я хорошо.

То есть друзей не было, я так понимаю, если ты чувствовала себя одиноко?

Были друзья, но так получалось, что иногда и эти друзья предавали. Такой вот большой поддержки я не чувствовала в школе ни от кого. Приходя домой, я возвращалась в теплое гнездышко, где мне было хорошо. Повзрослев и помудрев, я поняла, что это была прекрасная школа жизни, которая меня воспитала, воспитала мой характер, дала внутренний стержень и сделала меня сильной. Я думаю, что именно школа нас воспитывает.

А то, что ты начала рано петь, это заслуга мамы? Она же педагог хора, даже руководитель?

Мама — дирижер хора. Я с 3 лет начала петь, пела дома постоянно, легко запоминала песни из детских фильмов. Вообще, всё началось с песни из фильма «Красная шапочка» — там сложная мелодия (сложная интонационно) и очень много текста. Всё это в 3 года я запомнила, а мама обратила на это внимание и поняла, что ребенком надо заниматься и двигаться в этом направлении.

Самой это нравилось и всё шло по восходящей?

Да.

И никаких других интересов не было?

У меня было много интересов: я очень любила рисовать, делать кукол из ткани, из дерева, из всяких подручных материалов, любила делать дома для них, причем умела держать и молоток в руке, и гвоздь забить: девочка — на все руки мастер. Еще я шила. У папы тогда была фирма мебельная, вот мне и доставались всякие материалы, а я сама придумывала мебель, шила костюмы. Мне нравилось быть дизайнером. Я даже думала, если вдруг не получится профессионально заниматься пением, то стану дизайнером.

Это в каком возрасте было?

11–13 лет, переходный возраст.

В общем, ни минуты покоя.  

Я всегда себя искала. Я была очень энергичной, мне всё нравилось: мне нравился спорт, я была выносливая очень всегда... Мы жили на природе, много бегали, катались верхом на лошадях, причем без поводьев и седла.

Какая отважная!

Ну да, кстати, отважная была. Мальчишка немножко.

А почему ты выбрала именно оперный вокал?

Я с детства была окружена классической музыкой, высоким искусством, мама часто водила меня в оперный театр.

В Казани?

И в Казани, да. Мне нравилось, это было очень красиво, меня это успокаивало. Возможно, я не понимала, не могла оценить тогда, что и как на сцене происходит, но мне было хорошо, я испытывала ощущение радости. Но оперой я, конечно, прониклась не сразу, не сразу поняла этот жанр. Начиналось всё с джазовых песен, мне нравилась поп-музыка, поп-группы, поп-исполнительницы американские.
У папы было множество пластинок Джорджа Бенсона, Майкла Джексона, Натали Коул, Дайаны Росс — я выросла на этой музыке. Мне нравилось двигаться, у меня это всегда хорошо получалось, я люблю танцевать, даже занималась современными танцами. Потом я поступила в Германии в Высшую школу музыки, так как мы с родителями решили, что образование должно быть академическое. В детстве у меня был тембр низкий не по возрасту, даже говорили, что я слишком взросло пою. Я не понимала, что это значит.

Когда ты уехала учиться в Германию, началась самостоятельная жизнь или мама поехала с тобой?

Мама поехала со мной. Я такая татарская девочка из очень правильной семьи. Для меня одной уехать в другую страну было бы сложно, поэтому мама поехала со мной. Мне тогда было 17 лет. Я очень рада, что мы выбрали Нюрнберг, маленький город, и я не растерялась. Приехав туда, я сконцентрировалась на изучении языка, потому что ехала с очень слабым английским и слабым немецким. За полгода я выучила немецкий, сдала все экзамены и была очень настроена на учебу.

Какое-то общение было или только мама и музыка?

У меня были друзья по интересам, в основном из музыкальной сферы, всё свое время я проводила в университете, даже свободное. Немцы очень нацелены на образование. Учителя были строгие, мне нужно было подтягиваться.

Внешне ты была уже, наверное, таким настоящим цветком распустившимся, а какие-то влюбленности случались?

Ну да, конечно. Были влюбленности. Всё. Точка. А как можно не влюбляться? Это же окрыляет. Это мотивирует. Благодаря влюбленности и тому, что ты кому-то нравишься, тебе хочется становиться лучше. (Улыбается.)

А как насчет серьезных отношений?

Серьезные отношения появились позже. 17 лет, я же была молоденькая совсем. Я человек ответственный и знала, чего стоило моим родителям отправить меня в Европу. Это большие финансовые затраты. Я понимала, что не должна подвести, должна соответствовать, должна быть серьезной. Я была благодарна родителям, была рада, что попала во взрослую жизнь.

Аидой тебя мама назвала в честь героини одноименной оперы Джузеппе Верди?

Нет. Никакого отношения, но и хорошо, опера-то трагично закончилась для Аиды. (Смеется.) Мама была знакома с одной девушкой, она была очень утонченная, красивая и грациозная, сильная — все эти сочетания ей нравились, имя Аида воплощало этот образ.

Ты рано начала выступать в Венской опере. Это ведь довольно замкнутый мир: как тебе это удалось?

После конкурса «Опералия», который для меня достаточно успешно завершился, мне предложили сразу два контракта: в опере Валенсии и в Венской опере. Так как я проучилась в Вене, я знала город, мне он очень нравился...

В смысле «проучилась»?

Я училась в Германии всего два года, а потом просто взяла билет на поезд и уехала в Вену, потому что очень хотелось жить в этом городе. Я не сказала ничего родителям, потому что знала, что в Венском университете музыки очень большой конкурс, и не было уверенности, что я смогу туда поступить, но у меня была цель. Венский университет — самый известный университет в мире музыки и исполнительского искусства. Я поступила к педагогу, к которому хотела, сдала все экзамены на высший балл. И только когда я узнала, что меня взяли, позвонила родителям — они плакали от счастья. (Улыбается.) Я знала, что им очень хочется, чтобы я училась в Вене. Нюрнбергская ступень была уже позади, нужно было двигаться дальше. И вот когда я выиграла конкурс «Опералия», мне предложили контракт, предложили стать солисткой Венской оперы. И директор стал моим близким другом, замечательный Доминик Мейер, — сейчас он уже директор La Scala, а 10 лет был директором Венской оперы. Когда я уже начала петь в Венской опере, он меня однажды спросил: «А почему ты никогда не приходила на прослушивание в Венскую оперу?» Я ответила: «Вы знаете, во-первых, думала, что это невозможно, что я не готова к этому, а во-вторых, мне сказали, что уже всё закончилось, слишком ограниченное количество певцов в год принимается».
И выяснилось, что меня дезинформировали, скажем так.

А ты поверила?

Да, поверила, наивная девочка. (Улыбается.) В результате после учебы я вернулась в Россию. Вскоре меня пригласили выступить на Универсиаде в Китае. Это была моя первая поездка в Китай, я выступила на большом стадионе перед 30-тысячной аудиторией, это всё транслировалось на весь мир. Я начала много выступать в России, но это всё не совсем было связано с оперой. Потом я пришла прослушиваться в Казанский оперный театр, куда меня не приняли.

Вот как?!

Не приняли и сказали, что я не совсем оперная певица по своим вокальным данным.

Потрясающе! Училась-училась, в Германии училась, в Вене. А строгие судьи в Казанском театре сказали «нет».

Честно говоря, мне было больно. Сейчас это уже смешно вспоминать, и я, наверное, даже благодарна Казанскому театру, что так произошло, честно. У меня нет никаких обид. Я искренне благодарна всем, кто мне отказывал. «Отказывайте побольше, это делает меня сильной!» (Улыбается.)

Где еще отказывали?

После Казанского театра я пошла прослушиваться к Валерию Гергиеву... Я была приглашена петь во время летней Олимпиады в Лондоне в «Русском доме». В это время в Лондоне был Валерий Абисалович Гергиев, он давал концерт в Royal Concert Hall, и я пошла к нему на следующий день на концерт. Это было грандиозное впечатление! Оркестр Гергиева играл «Золушку» Прокофьева. После концерта я решила пойти к Валерию Абисаловичу за кулисы вместе со всеми другими его поклонниками.

Ты не была с ним знакома?

Нет. Очередь к Гергиеву была огромная, и я смогла подойти к нему уже за полночь. Выразила восхищение и спросила, не могу ли я что-нибудь для него спеть. Он сказал: «Да, конечно». Причем это была настолько спонтанная моя реакция, абсолютно спонтанная. Я не была готова, просто я подумала, что, возможно, это и есть тот шанс: я здесь, Гергиев здесь — нужно. Он говорит: «Да, конечно, давай». Я спела фрагмент арии из оперы Гуно «Джульетта» (это моя любимая ария). Гергиев остановил меня после пары тактов, я подумала: «Боже, всё провалилось». Он спрашивает: «Ты уже пела Сюзанну из «Свадьбы Фигаро»?» «Не пела, — отвечаю, — но быстро выучу. У меня прекрасная память». Через неделю мне позвонили из Мариинского и сказали: «Разучивайте партию и приезжайте к нам».

Потрясающе.

Да. Это дало мне большую уверенность и понимание, что опера — это все-таки «мое», а слушать нужно только себя и свое сердце. Репетировали мы в Мариинке недолго, декорации я вообще увидела в день спектакля — за полтора часа до начала. Я думала, что во время спектакля меня будет трясти, боялась, что вообще упаду в обморок от страха. Но когда я вышла на сцену, мне было настолько комфортно!

Это счастье.

Да.

Потом была Венская опера. Сколько лет ты там служила или ты служишь до сих пор?

Нет, что вы. (Улыбается.) Я там была два года, и то они казались мне вечностью. Я настолько свободный человек, настолько свободная птица, фрилансер по природе, что для меня сидеть на одном месте, иметь какого-то босса и кому-то подчиняться — это невозможно. У меня обязательно должна быть свобода выбора, чтобы я сама решала, какие партии, какие спектакли и когда петь, когда и сколько мне отдыхать, потому что голос «благодарен» тогда, когда ты за ним ухаживаешь.

А что, будучи солисткой Венской оперы, нельзя было свободно перемещаться по миру?

Нет, нельзя было вообще перемещаться. Если ты востребованный артист, тебя постоянно хотят удержать на месте. Это и по контракту: если вдруг кто-то заболеет, ты должен заменить.

Но ведь это мечта многих певцов и певиц — петь в Венской опере.

Ну все же разные. Первый год всё было прекрасно, а на второй меня начали узнавать в Европе, меня начали приглашать: меня пригласили сняться в кино, меня пригласили спеть в Букингемском дворце на закрытом обеде перед королевой и ее семьей. Мне пришлось выбирать, и я выбрала кино. Это к вопросу о том, что такое быть в штате театра.

А в Букингемском дворце в результате ты выступила или нет?

Нет. Всё выпало на одно время, и я выбрала кино. Я же снималась в фильме «Примадонна» Стивена Фрирза, британского кинорежиссера, вместе с Мерил Стрип и Хью Грантом. Фильм был номинирован на «Оскар». Это реальная история, она основана на жизни Флоренс Фостер Дженкинс, известной публике как «певица с синдромом», у которой отсутствовали чувство ритма, слух, но, несмотря на это, она вошла в историю как своего рода феномен. Она была меценатом, она очень много средств отдавала Метрополитен-опере. Ее играла в фильме Мерил Стрип, а я играла оперную диву Лили Понс, знаменитую певицу французского происхождения, у которой по сюжету был концерт на сцене Карнеги-холла. На этот концерт как раз приходит Флоренс Фостер Дженкинс со своим мужем-менеджером, она восхищается этой певицей и понимает, что хочет быть такой же, хочет так же петь, так же двигаться, быть такой же красивой. Она начинает все свои силы и средства инвестировать в то, чтобы стать такой же дивой.

У тебя были в фильме совместные сцены с Мерил Стрип. Какие ощущения?

Прекрасные. Я исполняла арию колокольчиков из оперы «Лакме», и, когда я пела, брала в самом конце высокие ноты, — Мерил Стрип расплакалась. Это было трогательно. Режиссер оставил этот момент в фильме. Вообще, этот фильм обязательно нужно посмотреть всем, потому что игра Мерил Стрип и Хью Гранта там феноменальная. Не просто так фильм был номинирован на «Оскар».

А не возникло после такого успеха желания всё бросить и отправиться покорять Голливуд?

Нет, всё бросить не было желания, я серьезный человек. Беру уроки актерского мастерства для себя, мне это нравится, может быть, когда-нибудь пригодится.

Замечательная история твоих творческих взаимоотношений с Пласидо Доминго. Это тоже какая-то сказка, потому что Доминго  - общепризнанный гуру музыки. Он заметил тебя на конкурсе в его честь?

Доминго меня пригласил на этот конкурс. Заметил он меня, когда мы пели в одном концерте-открытии международного фестиваля, куда съезжаются люди со всего мира, любители и ценители оперного искусства. Пласидо Доминго пел сольно, я тоже пела сольно «Джульетту» — мою любимую и судьбоносную партию. Я очень редко фотографируюсь со знаменитостями, мне всегда неловко отвлекать человека, тем более во время выступления, но я не могла не подбежать к Доминго и не сказать, как я люблю его и что он гений... «Это ты только что пела Джульетту?» — «Да, я, маэстро». Он меня спросил, участвовала ли я в его конкурсе «Опералия». «Нет, — отвечаю, — не участвовала». — «Тебе обязательно нужно приехать». Я поблагодарила его и на следующий год поехала. Подала документы тоже не сразу — побоялась.

И в итоге победила.

Так получилось. (Улыбается.)

Потом случилась знаменательная встреча с Дмитрием Черняковым, одним из лучших оперных режиссеров.

Дима делает из певцов настоящих актеров. Он тонкий психолог, каким-то непостижимым образом внедряется в глубины души человеческой и раскрепощает тебя.

Да-да, именно раскрепощает. И не задумывается о том, удобно петь певцу в той или иной позе или нет. 

На постановке «Снегурочки» я очень аккуратно пыталась заикнуться Диме, что можно было бы немножечко изменить мизансцену, чтобы голос лучше звучал. Дима мне тоже очень аккуратно ответил: «Ой, да ты себя недооцениваешь».

Благодаря Чернякову ты попала в Большой театр, правильно?

Ну да, Дима меня пригласил участвовать в постановке оперы «Садко».

Вот парадокс: большинство людей узнали про Аиду Гарифуллину благодаря роману с Маратом Сафиным...

...ой, не будем обсуждать личную жизнь.

Я не собираюсь обсуждать, я просто констатирую факт, что уже столько всего сделано.

Да, и очень много планов. У меня много было ангажементов в Европе, Америке и Китае, и я очень редко бывала в Москве. Сейчас в Москве бываю чаще, но Вена остается моим домом.

Аида, а что такое для оперной певицы беречь голос — важно не заболеть, не простудиться?

Когда зацикливаешься, болеешь больше и чаще. А вот когда отпускаешь... Например, сейчас, во время самоизоляции, я меньше думала о том, что можно где-то простыть, и поэтому совсем не заболевала. Оказалось, что, в принципе, у меня организм крепкий и выносливый. Перелеты — это, конечно, и на иммунитет сильная нагрузка, но есть множество средств, которые поддерживают иммунитет, даже йога.

Твоей дочке сейчас 4 года. Она понимает, кто ее мама и в каком ритме живет?

Да. Ей нравится приходить ко мне на спектакли и концерты. Она понимает оперную музыку, ей она нравится и не кажется сложной.

Это, наверное, на генетическом уровне... Скажи, есть какая-то закономерность в том, что женщина — очевидно красивая —
говорит, что в детстве была гадким утенком? Вот я не в первый раз это слышу. Или это кокетство?

Нет, это не кокетство. До 16 лет я действительно не чувствовала себя красивой.

А что тебе не нравилось в себе?

Ну я такая худая, угловатая. Я комплексовала от того, что была очень худой. Мне всегда было сложно поправиться. (Смеется.)

Счастливая!

Ну, наверное, да.

А в 16 лет что случилось?

На меня стали обращать внимание мальчики, делать комплименты. Я начала привыкать к этому, и это уже более комфортно воспринималось.

А сегодня ты принимаешь себя такой, какая ты есть?

Я стараюсь себя любить. Бывает, что-то не нравится, но я ничего не меняю в себе кардинально. Я никогда не лягу под нож хирурга, чтобы изменить форму лица или свой нос. Любить себя нужно. Любить и ухаживать за собой. Когда ты начинаешь за собой ухаживать, ты начинаешь себя больше любить. Я знаю, что тренажерный зал мне не подходит, поэтому я выбрала для себя прогулки на свежем воздухе, велосипед, мне нравится плавать, мне нравится йогой заниматься, растяжки делать. Я вообще всё делаю по настроению. Главное, чтобы постоянно было какое-то движение. Движение — жизнь. (Смеется.)

Я слушаю тебя, дух захватывает от того, как всё у тебя красиво и элегантно. Сейчас мы заканчиваем разговор, что дальше?

Дальше — «Садко»: перед новым блоком спектаклей снова репетиции с моим любимым Димочкой Черняковым, я уже соскучилась по нему, мы не виделись, кажется, год, и завтра я его обниму.

Привет передавай от меня.

Обязательно.

Фото: Ольга Тупоногова-Волкова. Стиль: Ирина Свистушкина. Макияж: Елена Мотинова/Estée Lauder Russia. Прически: Christine Frame. Ассистент стилиста: Таисия Макшанова