Алла Сигалова: «Каждый спектакль делается через боль, через преодоление»

Три театральные премьеры и одна книга в год — обычный ритм работы Аллы Сигаловой, хореографа, режиссера, актрисы и педагога сразу двух московских вузов. А зачем еще открывать актерские индивидуальности, если не для того, чтобы работать с ними на сцене МХТ им. А.П. Чехова и Театра Олега Табакова

Алла, начался 2020 год. Самое время вспомнить всё самое важное и интересное, что произошло с вами в 2019-м.

Время действительно летит стремительно. Год назад, 5 декабря 2018 года, в МХТ состоялась премьера спектакля «ХХ век. Бал». В первых числах марта вышла книга «Счастье моё!». Потом появилась «Моя прекрасная леди» в «Табакерке», и в сентябре на Новой сцене я поставила со студентами третьего курса Школы-студии МХАТ «Ромео и Джульетту».

По меркам вашей работоспособности это как?

Это нормальный режим. Не то чтобы взахлеб. Были годы, в которые я ставила по пять-шесть спектаклей. Что называется, не приходя в сознание.

Для вас, человека, который с 10 (!) лет на сцене, премьера — это по-прежнему нервно?

Я волнуюсь. Я вибрирую вместе с артистами. Сомневаюсь вместе с ними. И мне кажется, это не нужно прятать. Артисты должны видеть, что режиссер находится в таком же состоянии, что и они.

Книгу писали к юбилею?

Не специально к дате. Жизнь сложилась так, что мне было необходимо это сделать. Это был тяжелый и болезненный процесс. Я писала не ради того, чтобы что-то вспомнить, — я вообще не занимаюсь воспоминаниями. Просто есть люди, которым я вдогонку должна была сказать, что я их люблю. Поэтому получилось так долго. Каждый день я садилась, смотрела на лист бумаги и... не могла писать. Потому что не хотела вспоминать.

С книгой кто-то помогал?

Не только не помогали. Я даже запретила ее редактировать, чем навлекла гнев начальницы издательства — Елены Шубиной и всей редакции. Они хотели отполировать, а я не позволила.

Я знаю, следующая книга будет про города. Но в городах же живут люди?

Да. И от этого эти города становятся живыми.

То есть тяжелый опыт написания первой книги вас не останавливает?

Но ведь и каждый спектакль, всё, что делается, — делается через боль, через преодоление. Ведь зритель не знает, где ты это накопал и что всё это сшито из каждого кусочка твоей жизни. Научить студентов сдирать с себя кожу — часть моей работы педагога. Они должны понимать, что наша профессия с этим связана. Те, кто откликается на это, в результате становятся артистами.

Алла, вы следите за судьбой своих учеников?

Я начала преподавать в 22 года. Больше половины труппы МХТ училось у меня. Мои ученики есть в каждом театре, и некоторые стали моими близкими друзьями.

Студенты прошлых лет назад и нынешние, с которыми вы в этом году поставили «Ромео и Джульетту», очень отличаются?

Суть человеческая — она вообще не меняется, вы же это прекрасно понимаете. Поэтому сколько бы гаджетов ни было у них в карманах, они так же любят, ненавидят, страдают. Кто-то бездарен. Кто-то талантлив, но этот талант брезжит вдалеке, и туда еще нужно доплыть. Работа педагога связана с человеческими судьбами, и это колоссальная ответственность. Я каждую секунду эту ответственность осознаю.

Как вы живете с этим грузом?

Счастливо! Потому что когда ты помогаешь кому-то — это самое большое счастье.

Что вам показалось интересным и значимым из увиденного за последнее время?

Каждое выступление Гидона Кремера — опыт, который меня меняет и дает мне какие-то новые знания.

А в театре?

Ирина Пегова в «Катерине Ильвовне» каждый раз меня поражает.

Вы сами как себя чувствуете в качестве актрисы? Можете заглушить в себе режиссерскую составляющую?

Я так счастлива ее выкинуть на помойку! Искусство — такая хрупкая вещь. Сегодня получается. Завтра — не получается. Сегодня режиссер знает, завтра не знает. Надо ему доверять и идти за ним. Если ты не умеешь доверять, не занимайся актерским делом. Я обожаю подчиняться.

И даете право на ошибку?

Конечно! Потому что знаю изнутри, что такое вести корабль.

Почему спектакль «ХХ век. Бал» появился только сейчас?

Большое видится на расстоянии. Нужно было немножко отодвинуться, чтобы навести фокус.  

Какую роль в этой истории сыграл Константин Эрнст?

Константин Львович был продюсером спектакля и соавтором инсценировки. Произошло это совершенно случайно. Он пришел ко мне в «Табакерку» на премьеру «Катерины Ильвовны» и после спектакля спросил, какие у меня планы. Я сказала, а он: «Классная идея! А давай вместе это делать!» И мы стали работать вместе. Константин Львович — прекрасный собеседник. На первом этапе наша работа выглядела так: мы сидели за бокалом вина или за чашкой чая и вспоминали нашу жизнь.

Спорили или дополняли друг друга?

Не было такого: «А давай про это! А я про это не хочу!» Мы во всем совпали. Самым сложным было отсечь всё ненужное. Всё  казалось важным. Но мы с самого начала договорились: на каждое десятилетие отводим десять минут. Это очень мало, но нужно было встроиться.

Список эпизодов и героев «Бала» сделает честь культурологу. Для молодых актеров это было откровением?

Молодежь действительно многого не знает. Не только Дягилева и Нижинского. Многие «Июльский дождь» и «Заставу Ильича» не смотрели. Это было большое путешествие, которое мы проделали вместе.

Но и зрителю без подготовки непросто.

Конечно! Для этого есть программка, где всё написано.

Кто знает, может, кто-то из зрителей со временем поставит «Бал. XXI век».

Я надеюсь!

Сочинение Алана Джея Лернер и Фредерика Лоу «Моя прекрасная леди» — эталон музыкального спектакля. Не страшно было браться за такую глыбу?

Я об этом не думаю. Поскольку моя мама была главным балетмейстером Театра музыкальной комедии, понятно, что этот спектакль был в моей жизни всегда. Я его видела во всех вариантах. В 1968 году я увидела фильм с Одри Хепберн. Помню этот день. Это был выходной. Я пошла в кинотеатр в новом районе Ленинграда. И когда начались титры, я поняла, что сошла с ума. От счастья. Потом я не раз возвращалась к этому фильму и уже начала видеть, сколько там неточностей, что не так с историей... Этот диалог с материалом растянулся на всю мою жизнь. Я обожаю эти мелодии и всегда их напеваю. Эта музыка — моя жизнь.

Насколько я знаю, перед московской «Моей прекрасной леди» вы поставили ее в Риге. Это два разных спектакля?

А как могут быть не разные, когда артисты разные. Сначала я сделала спектакль в Риге. Там была актриса, которая, я это видела, должна играть Элизу. А в Эстонии был актер — идеальный Хиггинс. Я его привезла в Ригу. И всё остальное выросло вокруг них. Здесь, в Москве, Элиза — сразу было понятно кто. А с Хиггинсом было сложно. Это же невероятно сложно — найти Элизу и Хиггинса.

А Ромео и Джульетту легко? И как доверить такие роли студентам?

А кто должен играть Ромео и Джульетту, если не дети? 30–40-летняя Джульетта — это странно. Я наблюдала за этими ребятами в коридорах, на улице и поняла: есть Ромео, есть Джульетта, есть Тибальт и есть Меркуцио. Значит, надо делать.

Вы на каждом курсе ставите дипломный спектакль. Что такого особенного есть в работе со студентами?

Открытие актерских индивидуальностей.