На сдачу: что останется жертвам домашнего насилия после декриминализации побоев?

Законопроект, изменяющий статью 116 УК РФ «Побои», внесли в Госдуму еще 11 ноября 2016 года. Авторами законопроекта выступили члены Совета Федерации, в том числе Елена Мизулина, Галина Карелова и Зинаида Драгункина, а также группа депутатов Госдумы от «Единой России» во главе с Ольгой Баталиной.

Как писали многие СМИ, Мизулина называла ранее существующий закон «Законом о шлепкáх», ведь по нему можно привлечь к уголовной ответственности даже родителя, который (всего лишь!) шлепнул своего ребенка. Отметим, что 40 процентов всех тяжких преступлений в России совершается в семьях. По некоторым данным, до 600 тысяч российских женщин в год страдают от насилия со стороны близких мужчин. Как сообщают эксперты, существует цифра, которая не снижается в течение последних 25 лет: ежегодно в России погибает порядка 13-15 тысяч женщин от домашнего насилия и его последствий. Количество детей, пострадавших от домашнего насилия, точно не известно... В 2013 году Следственный комитет расследовал более 17 тысяч преступлений, совершенных в отношении детей. 1,5 тысячи детей пострадали от преступных действий со стороны близких членов семьи. Около 500 детей погибли от рук опекунов или родителей. Скольким детям в реальности были нанесены психологические или физические травмы, не известно, ведь многие боятся говорить об этом.

Напомним, что на данный момент побои наказываются обязательными работами на срок до 360 часов, исправительными работами на срок до года, ограничением свободы на срок до 2 лет, принудительными работами на срок до 2 лет, арестом до 6 месяцев или лишением свободы до 2 лет. После утверждения нового законопроекта наказание заметно смягчится. Подробнее вы можете прочесть здесь.

Западный пример: в 1996 году в США приняли федеральный закон о насилии в семье. Число «домашних» убийств сократилось в 4 раза. Сейчас, если от женщины поступает сигнал, к ней немедленно выезжает специально подготовленный полицейский. Он имеет право войти в жилище, информирует женщину о ее правах. Она, в частности, может получить от судьи охранный ордер. Эта форма наказания насильника лишает его права на установленный судом срок (от месяца до нескольких лет) приближаться к жертве на определенное расстояние (например, на 100-150 метров). В случае нарушения – арест. Если же ситуация совсем критическая, женщина с детьми может укрыться в убежище-приюте. Туда насильнику нет доступа – ему никто не назовет даже координаты этого убежища.

Теперь перейдем к подробностям, рассмотрим проблему и решение со всех сторон. Обида, абьюз, насилие, жестокость, травма, смерть... Кто решает, что может повлечь за собой убийство, а что нет? Почему жертва должна жить в страхе и ждать, пока «милый» оплатит штраф, а потом вернется домой? Как защитить свою жизнь? На все эти вопросы постарались ответить наши спикеры. Также мы поговорили с жертвами домашнего насилия – после этого понимаешь, что тех, кто считает возможным поднимать руку на самых близких, нужно судить наравне с террористами.

Мы побеседовали с адвокатом Сергеем Бадамшиным, «Открытая Россия». Сергей подробно прокомментировал статью:

Статья 116 применяется в случае причинения побоев, которые не повлекли за собой легкого вреда и не влекут за собой незначительную потерю трудоспособности. Но главное здесь не поправки, а аргументация тех, кто это лоббирует. Именно в ней я вижу весь бред. Потому что слышишь от сторонников о том, что будет привлечен человек к статье.

116-я — дело частного влияния, возбуждается только по заявлению потерпевшего или представителя потерпевшего в случае с несовершеннолетними и заканчивается либо по приговору суда, если вина установлена, либо за примирением сторон. Все противники 116-й лицемерно врут, что за шлепок по попе последует неотвратимость наказания. Вообще вся оправдательная статистика в России держится на 116 статье. Во-первых, 116 статья – это самые массовые отказные материалы в полиции, полиция отказывается принимать заявления и отправляет в суд обращаться в порядке частного обвинения. Полиция не стремится возбуждать дела по 116-й.

Почему?

Потому что сотрудники полиции завалены бумажной работой, вместо того чтобы отрабатывать свою территорию и выявлять преступления. Противники этой статьи говорят, за шлепок по заднице папа или мама могут получить срок. Самое главное, если будет примирение сторон, дело будет прекращено. Даже на стадии уголовного дела стороны пишут примирение. Во-вторых, за это посадить нельзя.

Подождите, как нельзя? В статье предусмотрено наказание до 2 лет лишения свободы.

Да, но лицу, которое впервые привлекается к уголовной ответственности, не назначается наказание, человек не получает реального срока. Для тех, кто в первый раз привлекается по такому делу, применяют другие наказания, предусмотренные статьей.

Если человек судим по 116-й либо за иное преступление, тут уже стоит задуматься, оставаться ли близким с таким человеком.

В связи с этим 116 статья сейчас является спасательным кругом для тех, кто страдает от домашнего насилия, физического, психического. Обязанность полиции — реагировать на подобные заявления! Иногда это останавливает от дальнейших насильственных действий тех, кто распускает руки.

Противники говорят об отсутствии конституционного равенства для тех, кто привлекается за побои, скажем, на улице, и для тех, кто привлекается по домашнему насилию. Выяснение отношений на улице с незнакомыми людьми – это статья 611. И там предусмотрено административное наказание.

Я считаю, что насилие в семье в отношении своих близких – это отягчающее обстоятельство.

Если у человека не хватает сил и нужного воспитания с помощью слов, разговоров что-то объяснить, аргументация в виде шлепков не должна считаться аргументацией в последней инстанции. Некоторые оправдывают, что, вот, человек сорвался, ударил, накипело. Нет, если сорвался или накипело, то держи себя в руках.

Те, кто применяет насилие в семье, чаще всего срываются на близких из-за бессилия во внешнем мире. Они не идут на улицу драться, они отыгрываются на слабых, потому что сами являются слабыми.

Есть примирение. И оно активно используется. С другой стороны, сторонников хочу успокоить немножко. Если будет причинен вред в виде переломов, побоев, повлекших за собой кровотечение, если человек будет жестоко избит, здесь уже не 116-я, а 115 статья. Когда человек берет больничный на срок до 21 дня или у него незначительная стойкая потеря трудоспособности, тоже 115-я. Ее пока не трогают. Но 115-я тоже дело частного ведения.

Опять же, основная проблема бытовых дебошей в том, что женщина становится на защиту мужчины.

У меня была ситуация на МКАДе. Я ехал и увидел, как человек затаскивал свою женщину в машину, буквально забивая ее ногами. Я остановился, оттащил мужика и сказал, что у него сейчас будут примерно те же проблемы, что и у его женщины. Он немного присмирел.

Я подошел к женщине, спросил, нужна ли помощь, нужно ли вызвать полицию, врачей? Она отказалась. Большинство жертв ведут себя таким образом. Нужно понимать, что проблема в этом. Насилие порождает насилие.

Безнаказанность насилия порождает безнаказанность насилия.

Я свою позицию уже неоднократно озвучивал. Жертвам не нужно спускать с рук такие дела и доводить их до конца.

Многие у нас боятся понятия «ювенальная юстиция». Отношение к детям надо рассматривать не под общими формулировками Потаниной и компании. Вообще шлепать человека, которого ты обязан обучить, воспитать, недопустимо. И если такая ситуация систематична, то 116-я — это способ воздействия на родителей.

У меня соседи постоянно запирали маленьких детей в ванной, они плакали, кричали. Родители их так наказывали, могли маленьких детей на час в ванной оставить. Дошло до того, что они своими криками будили мою дочь, грудного ребенка. Они нарушали права моей дочери на отдых. Я пришел к ним, сказал: «Я в вашу семью не лезу. Но если вы будете продолжать, я вызову правоохранительные органы и органы опеки и попечительства». Дебоши сразу прекратились.

Для подобных людей, бездарных родителей, которые применяют насилие в отношении своих детей, возможно, реальное наказание служит сдерживающим фактором. Для них последний аргумент – наказание от государства должно быть. Я считаю, что в том виде, в котором сейчас существует 116 статья, она наиболее эффективна.

Как доказать, что это был не случайный синяк, а действительно рукоприкладство? У нас есть понятие презумпции невиновности. Профессиональный адвокат со сбором доказательств прекрасно справится.

Но наша 116 статья, которая есть, делает всю статистику по оправдательным приговорам. У тех, кто избивает собственных близких, как не было мозгов, так и будет. Но та малая защита, которая могла быть применена, но, к сожалению, так и не применялась со стороны полиции и судов в отношении хулиганов, исчезнет даже на бумаге.

Мы движемся не по пути привлечения внимания общественности и государства к проблеме насилия в семье, а развиваем так называемую позицию страуса. Ничего не вижу, что меня не касается.

Владимир Чикин, адвокат:

До июля 2016 года любые побои — кем бы они ни наносились — считались уголовным преступлением. После были приняты изменения в Уголовный кодекс РФ, согласно которым преступными стали считаться побои, нанесенные близкими лицами (назовем их членами семьи), а также побои из хулиганских побуждений. Остальные ситуации решили расценивать как административные правонарушения. Сложилась ситуация, при которой, если ты ударишь своего ребенка, то рискуешь лишиться свободы на два года. А если твоего ребенка ударит сосед, то он может отделаться административным штрафом.

Во многом под влиянием общественности осенью в Госдуму был внесен законопроект, согласно которому побои, нанесенные «близкими лицами», тоже перестают быть уголовно-наказуемыми. Виновный может быть привлечен к административной ответственности, а если в течение года после этого он еще раз попадется на этом правонарушении — последует уголовное наказание.

11 января 2017 года законопроект был одобрен депутатами в первом чтении. Можно ожидать, что окончательно он будет принят и заработает уже весной.

Правильно ли считать семейные побои административными правонарушениями? На мой взгляд, нет.

Семья относительно закрыта от других людей. Если в ней совершается насилие, то выявить его сложнее, чем если бы оно происходило между посторонними лицами. И тем оно опаснее.

Жертва может долгое время пребывать в состоянии физического и психологического контроля со стороны нарушителя, например мужа.

В случае если предлагаемые поправки вступят в силу, наиболее вероятным негативным последствием для причинителя побоев станет административный штраф, размер которого варьируется от пяти до тридцати тысяч рублей, или арест до пятнадцати суток. Наказание незначительное, но, чтобы его добиться, жертве придется совершить примерно тот же объем действий, что и сейчас для привлечения нарушителя к уголовной ответственности.

Будет ли опасаться уголовного наказания супруг, бьющий жену, или мать, жестоко наказывающая ребенка, если для такого наказания надо быть дважды пойманным в течение года? И с другой стороны, будет ли подвергающийся побоям член семьи заявлять о них, зная, что адекватное наказание не окажется скорым? Скорее всего, ответы на эти вопросы отрицательные...

Добавим к этому, что, согласно ожидаемым изменениям, уголовное дело о побоях в семье станет делом частного обвинения. Это значит, что сам потерпевший, а не следователь или дознаватель, должен будет собрать все необходимые доказательства и обратиться к мировому судье с заявлением о привлечении к уголовной ответственности.

Сейчас дела о семейных побоях возбуждаются по заявлению потерпевшего и по ним проводится расследование сотрудниками органов внутренних дел. При наличии оснований дело передается в суд, который может вынести обвинительный приговор.

Подобные дела не представляют большого интереса для правоохранителей. Они связаны с недостаточностью доказательств, сопровождаются семейными склоками, изменением позиции потерпевшей стороны (сегодня помирились — завтра опять конфликт). Поэтому если побои действительно имеют место, то для того, чтобы преступник был наказан, а интересы потерпевшего защищены, нужно, чтобы доказательства были как можно более убедительными. Со стороны потерпевшего следует принять максимум мер, чтобы упростить работу полиции.

Как действовать

1. Обращаться с заявлением о возбуждении уголовного дела нужно незамедлительно после произошедших побоев. Обязательно нужно пройти медицинское освидетельствование для подтверждения совершения таких насильственных действий. До освидетельствования можно сфотографировать синяки, ссадины и т.п. По возможности заручиться свидетельскими показаниями соседей, друзей и родственников.

2. Дополнительно целесообразно выстроить для правоохранительных органов хронологию развития конфликтной ситуации: рассказать о ранее случавшихся случаях побоев, насилия, о предыдущих обращениях в полицию, за медицинской или психологической помощью.

3. В любом случае не будет лишним привлечь адвоката для представления интересов потерпевшего. Адвокат лучше разберется в перипетиях изменений законодательства и наладит взаимодействие с ведущими расследование сотрудниками полиции.

Марина Солдатенкова, психолог кризисного центра помощи женщинам и детям. (Комментарии из программы «Домашнее насилие: побои – больше не преступление?» на канале ОТР)

Жертвы насилия приходят в состояние такого эмоционального стресса и шока, потому первое желание любой жертвы — наказать своего обидчика. И когда женщина, находясь в нашем центре под защитой, правовой в том числе, не уходит от своей проблемы, а решает ее, то стресс постепенно проходит. А каким образом наказывать — большой вопрос. Многие женщины, встречаясь со своими обидчиками, говорят потом, что достаточно тех же самых исправительных работ и он готова его простить. Некоторые не прощают никогда, и с этой травмой психологу приходится работать очень долго. К сожалению, у нас в бытовом насилии страдают не только женщины, но и дети, а с ними очень тяжело работать, на этом фоне у них возникают неврозы.

Существует некоторый миф в обществе, что насильники в равной степени как мужчины, так и женщины. Но, исходя из статистики, можно говорить, что 90% жертв это все-таки женщины. Потому что женщина чисто физически не готова себя защитить и женщина априори готовится к семейным отношениям.

Жертвами и насильниками не становятся сразу, это очень длительные, психологически выстраиваемые отношения, когда молодой человек еще на этапе ухаживания начинает контролировать ситуацию, и женщина дает возможность этого контроля, потому что она думает, что он таким образом просто за ней ухаживает. Например, он звонит через каждые 5 минут и спрашивает: «Где ты? Чем занимаешься, с кем?» Женщине кажется, что он так о ней заботится…

По статистике телефона доверия не звонят женщины, которых один раз ударили или просто толкнули. Звонки раздаются тогда, когда становится уже практически поздно, уже и ребенок страдает. И опять же, психологически женщина не ощущает себя жертвой долгое время, пока туда не вовлекается ребенок, пока ему не угрожает какая-то опасность. А сами они не хотят себя жертвами признавать, поэтому и не обращаются никуда.

Я считаю, что уголовная ответственность нужна, потому что мужчина, потенциальный обидчик, должен знать, что он может понести за это неотвратимые такие жесткие наказания.

Виктор Пономаренко, психолог:

Жертвенность свойственна всему российскому народу, у нас слишком тяжелая история, начиная от бесконечных войн и заканчивая столетиями рабства, наши люди вынуждены терпеть всё, что посылает судьба. Но я бы разделил жертвенность: есть пассивная, когда жертва не в состоянии сопротивляться насильнику, и жертвенность иного рода...

Когда у женщины возникает ложное впечатление, что она может переделать своего мужчину, и она рассматривает склонность мужчины к насилию как фронт работ для себя, как поле для педагогической деятельности.

Такие случаи, когда мужчина, в конце концов, понимает деструктивность своего поведения, понимает, что нельзя быть деспотом и заниматься рукоприкладством, тоже есть. Бывает, но единично. Склонность к насилию — врожденная черта характера, поэтому ее изменить невозможно. Насильника можно только подавить, испугать, заставить его считаться с окружающими. Тогда он избирает какими-то жертвами — физическими и психологическими — более слабых.

Возможно ли женщине так противостоять мужчине, чтобы и семью сохранить?

Как ни парадоксально звучит, к насилию зачастую склонны мужчины домовитые, которые в период ухаживаний демонстируют повышенную заботливость об избраннице, которые дарят не цветочки-конфеточки, а фрукты и теплые вещи, чтобы этой девушке всё было на пользу, они немножко скуповатые, рациональные — вот такого склада люди, которые, казалось бы, очень пригодны для семейной жизни, имеют потенциал насильника. И подавить такой потенциал можно только тем, чтобы не позволять этим людям проявлять хотя бы малейшие признаки насилия — грубость, уничижительные высказывания, даже под горячую руку, даже если они потом просят прощения. Нельзя этого позволять, вплоть до разрыва отношений.

Начинающего, так скажем, насильника, потенциального насильника надо сразу поставить на место, обозначить ему четкие рамки поведения, красную линию, за которую он не должен выходить, чем потом с кровью, со слезами, констатацией побоев и так далее пытаться урегулировать отношения, потому что распоясавшийся насильник — это огромное зло. Его остановит только Уголовный кодекс.

Допустим, такое произошло в первый раз: мужчина ударил, и вроде как раскаивается и просит прощения… Как женщине себя вести?

Она должна ОЧЕНЬ жестко отреагировать. Обычно эти вещи проявляются раньше. Это можно заметить по отношению мужчины к посторонним: он кого-то побил, накинулся в припадке ревности (женщинам молодым это может льстить, что мужчина их оберегает от потенциальных «женихов»), но эти вещи допускать нельзя, особенно по отношению к себе. Женщина должна устроить такую выволочку этому проснувшемуся хулигану!.. Никакие его извинения, особенно легкие «прости, я всё понял», не должны приниматься.

Но не бить же в ответ… Как тогда?

Психологический барьер нужно поставить между ним и собой. Не то что «вот, если подобное случится еще раз…» — нет. Это уже свершилось. «Не смей после этого ко мне подходить, я знать тебя не хочу!» (Выделяет фразу тоном, делая на ней акцент.) — вот какая должна быть позиция. С этого момента человек, допустивший насилие или демонстрацию насилия, обязан всей своей жизнью доказать, что он действительно ошибся, что для него это действительно несвойственно, что подобный эксцесс в другой раз будет подавлен.

У всех нормальных, психически полноценных людей есть табу. Нельзя делать вещей, за которые будет стыдно или за которые будешь наказан. И в список этих табу должны войти рукоприкладство и словесные оскорбления.

Действительно, бывает насилие не только физическое, но и моральное: унижение достоинства, обвинения… Особенно по отношению к детям. Как быть с такими манерами?

Если мы говорим в первую очередь о насилии со стороны мужчины, то мать обязана защитить своих детей во что бы то ни стало и ни в коем случае не потакать мужчине. Когда живешь с насильником, то насилие либо относительно легкое, либо совершенно безобразное, которое, не получив отпора, становится всё более извращенным в своих формах. И любое насилие по отношению к детям — и даже в первую очередь моральное насилие — вызовет у них травматизацию, невротическое развитие личности, и во взрослом состоянии они будут неполноценны и будут рвать на себе волосы.

Как ни парадоксально, в человеке, склонном к насилию, есть и склонность к порядку. Это две стороны одной медали. Поэтому его, человека, можно сделать упорядоченным, поставить в рамки дозволенного поведения, то есть выделить ему зону ответственности, где он царь, бог и воинский начальник. И там он пусть творит что хочет. Но на этом пятачке, за который он будет отвечать, не будет других людей.

Вообще из таких людей, потенциальных насильников, выходят хорошие ремесленники, люди конкретных профессий. Пусть он работает в гараже, занимается ремеслом, на рыбалку и на охоту ходит — на здоровье, и будет там начальником над всем. Надо помнить, что даже если это его ребенок и его жена, каждый из них всё равно представляет собой суверенное государство. И ни в коем случае нельзя навязывать свою жесткую несправедливую волю. Люди такого склада, кстати, приветствуют внутренне, когда им оказывают сопротивление, когда им не позволяют распоясываться. Есть такое выражение: опираться можно только на то, что сопротивляется. Под этим девизом подписался бы любой потенциальный насильник и тиран.

Мы говорили о насилии со стороны мужчин, но и женщины иногда от них не отстают...

По моему глубокому убеждению, нет принципиальной разницы между мужской и женской психикой, и все пороки, свойственные мужчинам, в той же степени свойственны женщинам.

И женщины часто выбирают себе в мужья насильников, будучи сами склонны к насилию, и в таких семьях начинается соревнование, кто кого подавит. И если в это уродливое соревнование включаются еще и дети, то, конечно, никому хорошо не становится. Что ими движет? Движет стремление избавиться от ответственности за собственные ошибки, переложить ее на других, беззащитных, кто не сможет в силу детской беспомощности достойно ответить. Мы часто преувеличиваем безусловную, инстинктивную любовь матери к ребенку, это неверно. У людей всё социализировано. И мать тянется к ребенку в том случае, когда он сообщает ее жизни некий смысл. А когда этого смысла нет, когда ребенок, наоборот, обессмысливает все усилия матери — построить счастье личное, сделать карьеру там…

...грубо говоря, мешает.

Да, и когда мать сама себе не может ответить на вопрос, зачем ей нужен ребенок, зачем она его завела, вот тогда возникает идея обвинения: виноваты мужчины, виноваты дети, весь белый свет… Конечно, хорошо, когда человек задействован в социальных отношениях, реализован в своей востребованности, тогда ни у кого — ни у мужчин, ни у женщин, потенциально склонных к насилию, не возникает повода к такому насилию. И тогда агрессивность выражается в социально приемлемых формах.

Например, та же самая профессиональная деятельность — это по сути упорядоченная агрессия. Потому что есть негативные импульсы, которые мы окультуриваем, превращаем в технологию производства, и в итоге то, что могло бы разрушать, становится созидательным. Здесь природа не разнообразит свои формы: она и награждает, и карает одним и тем же. Поэтому все высокопрофессиональные люди, аристократы в своей профессии, внутренне агрессивны, но не проявляют агрессию, потому что им незачем. Хирург проявляет агрессию у операционного стола, полицейский — задерживая нарушителя, спортсмен — добиваясь высоких результатов... Когда агрессия проявляется в первую очередь? Когда человек недоволен собой. Когда сам себя чувствует неприкаянным, лишним, неуважаемым, нестатусным. Здесь возникает мотивация поиска виноватых.

Интересно, можно ли таким людям помочь... по-доброму к ним подобраться?

Вы знаете, лучше, чем великий педагог Макаренко, тут не сделаешь. Он собирал агрессивных детей и ставил их к станку. Из них формировались инженеры, рабочие, педагоги, ученые высококлассные.

Он интуитивно чувствовал близость агрессивности и упорядоченности. Нельзя потенциально агрессивного человека предоставлять самому себе и развращать его бездельем, неприкаянностью — тогда он ищет точки приложения агрессивной натуры в унижении, подавлении кого-то, и сам злится еще больше, потому что понимает, что полезности он не создает, а только усугубляет свое положение. Вот почему агрессивные люди прислушиваются к тем, кто находит себе приличную работу, дает им возможность создать себе минимальный статус… Они сразу начинают их уважать, потому что от них идет позитив. Агрессивный человек может строить — но он не умеет, не подготовлен, не обучен педагогически. Вот тогда возникают агрессивные эксцессы.

Почему люди, выросшие в условиях, когда их били, унижали, продолжают дело родителей?

Потому что мы не рождаемся со знанием жизни, с компьютерной программой, которая делала бы нас зрелыми личностями. Наше понимание жизни, умение делать что-то в этой жизни — из семьи. Если вы что-то не взяли оттуда, то эта ущербность, как недостроенное крыло дома, будет с вами всю жизнь.

По книжкам, к сожалению, человек научиться ничему не может. Если его родители решали свои проблемы с помощью драки, агрессивных действий, то он попадает в такую же ситуацию во взрослой жизни. Его не научили договариваться, терпеть и принимать чужую точку зрения.

А общество сейчас еще и культивирует агрессию. Вот сейчас с вами разговариваю, я только что вышел из «Останкино», был на ток-шоу, там обсуждалась социальная проблема, и 99% высказавшихся радовались наказаниям, ужесточению мер, высказывались чуть ли за уничтожение… Нет человека — нет проблемы. И когда начинаешь строить конструктивный диалог, мол, давайте вместе подумаем, встанем на место другого, кого осуждаем, — никто не понимает. И ведь это люди образованные, интеллигентные, которые берут на себя ответственность за общество.

Есть короткий действенный рецепт: зачем с человеком разговаривать, если ему можно зазвездить в зубы и он примет твою точку зрения? Но это ошибочно и трагично — иметь такую точку зрения. А пока ты незрел, пока живешь второпях, ничего, кроме агрессивных рецептов, на ум не приходит. А если ты еще и невоспитан, а у тебя пример семьи, где унижение — это некая семейная традиция, то тебе нечего делать, ты просто поставлен на эти рельсы. Поэтому нужно серьезно заниматься профессиональной востребованностью людей, удовлетворенностью трудом. У нас в стране, по данным исследований, самый низкий в Европе уровень удовлетворенности трудом.

Люди мечтают — мечтают! — ничего не делать, не работать и получать деньги, а это противоестественно для человека. Это значит, что люди склонны к самоуничтожению и уничтожению других, если они воспринимают жизнь как каторгу, как лямку, которую они тянут вопреки желанию…

Уговорами и благими пожеланиями мы это не решим. Агрессия возникает как некое расширенное самоубийство, когда ты принципиально не приемлешь тот образ жизни и то качество жизни, которое у тебя сейчас есть.

Когда мы начали готовить этот материал, самым страшным оказалось общаться с жертвами домашнего насилия. С девушками, которые решились нам рассказать свои истории, мы буквально пережили всё заново. Страх сковывает, как только задумаешься, что ТАКОЕ оставалось безнаказанным...

Одна из девушек решила высказаться анонимно, мы уважаем ее решение.

Расскажи, как это началось? Что происходило?

Началось тогда, когда меня еще не было. Мой отец выпивал. Он иногда поднимал руку на маму. Когда я была маленькая, два-три года, я помню, как он поднимал руку, и каждый раз он был пьян. Один раз он сломал маме нос тазом, в котором стирали белье. Потом было затишье, всё нормально. Но класса с третьего, особенно в пятом-шестом... Это были ужасные годы моего детства.

Мама, конечно, была провокатором, потому что она ему говорила: «А где ты опять всю ночь шлялся, опять по проституткам?» Он мог просто сказать: «Мои бабы не проститутки» — и просто врезать ей за это, за то, что она назвала его баб так. Или она могла взять телефон и разбить его, естественно, за это она тоже получала.

Когда он начинал бить мать, мы с сестрой защищали ее, пытались его оттащить, нам тоже доставалось.

Был случай, когда он сильно ударил ее головой о тумбочку и рассек ей бровь, и еще была рана на пол-лба. Она потеряла сознание, было очень много крови. Она лежала в коридоре, и там было всё в крови. Мы с сестрой пытались его оттащить, но он очень сильно ударил ее рукой, оттолкнул и сбежал. Когда он увидел, что мама упала вся в крови, он сбежал.

Не вызвал скорую даже?

Нет. Там вообще была ужасная ситуация. Моя сестра очень впечатлительная. И когда она увидела, что мама в крови лежит без сознания, она сама упала в обморок, потому что у нее был шок. И всё это было в шестом классе, мне было двенадцать или одиннадцать лет, я стояла одна. Это было одно из самых ярких впечатлений и воспоминаний об отце.

Пятый класс. Однажды, когда моя сестра защищала маму, он ее очень сильно толкнул, она ударилась головой об косяк, у нее чуть не случилось сотрясение. А у моей мамы, я даже не знаю, сколько было сотрясений, постоянные записи в травмпункте…

Когда мы учились во вторую смену, он приходил под утро и тоже начинал задираться. Я пыталась заступиться за маму, и он так сильно ударил меня по лицу, что у меня без остановки текла из носа кровь. А про руки я вообще молчу, они были в синяках постоянно. Но я не могу сказать, что он нас с сестрой бил, нет, он нас откидывал, когда бил мать.

Очень страшно было, когда мама в страхе закрывалась в ванной, он просто вырывал замок (тогда у нас была старая защелка). Это очень страшно, потому что в ванной человека убить — нечего делать. А мы с сестрой всегда убирали все ножи, вилки, потому что не знали, что будет дальше.

А он всегда поднимал руку тогда, когда был пьяный? В трезвом состоянии он не позволял себе этого?

Нет, когда он трезвел, он реально на коленях стоял перед матерью и говорил, что это всё пьяная горячка. Я не знаю, чем моя мать аргументировала эти вещи, но она всегда прощала его. До тех пор, пока не произошел тот случай в коридоре.

Она писала несколько раз заявление в милицию, но в этот момент сразу активизировались все родственники и начали отговаривать.

То есть родственники знали об этом?!

Мамин папа умер, когда я была еще совсем маленькая. Родственники со стороны отца, естественно, всё знали, и мамина мама тоже была в курсе.

И несмотря на всё произошедшее, бабушка его всё равно всегда защищает сейчас. Тогда она просто говорила, что он поступает плохо, а сейчас говорит нам с сестрой, что мы дикие, и мы с ним не общаемся.

А родственники со стороны отца сразу начинали названивать нам, когда мама подавала заявление, приезжали к нам, говорили: Ну ты понимаешь, это он всё на пьяную голову, а так он вас любит и готов сделать всё для семьи».

И мама, такая добрая и наивная, всегда забирала заявление. Она раза три его подавала, так дело и не дошло до чего-то конкретного. Просто в какой-то момент она развелась с ним.

А развелась без проблем?

Да. Она уже не раз подавала и заявление на развод. Они разошлись, когда я была классе в шестом, он потом жил с другой женщиной, а потом (в седьмом классе) моя мама легла в больницу, лежала там больше месяца. Он в этот момент вернулся под предлогом, что будет якобы следить за детьми. Потом он так перебежками жил с нами. Позже мама окончательно приняла решение развестись, и всё прошло довольно спокойно.

А было такое, что он и тебя с сестрой трогал?

Его почти не было в нашей жизни, он не занимался нашим воспитанием. Но я помню один момент очень хорошо. Он не был пьяным. Я как-то не очень красиво написала в тетради по русскому языку, мама пришла проверять уроки и сказала, что я не была аккуратна, когда выполняла задание. Я сказала: «Ну не знаю, у меня так получилось». Ему не понравился мой ответ, он взял, резко поднял меня со стула и со всей силы врезал по попе. Сестре тоже попало пару раз, когда он был трезвый. Однажды она что-то натворила, он стал проводить с ней, назовем так, воспитательную беседу и сильно ее ударил. И еще был случай, когда она, уже классе в одиннадцатом, сказала ему, что не хочет больше с ним общаться, в ответ на это он размахнулся и ударил ее.

А ты у мамы не спрашивала, почему она всё это терпела?

Сейчас мы стараемся не говорить на эту тему, мы пытаемся это забыть как страшный сон. Но как-то раз я ее спросила об этом, довольно давно. Она сказала: «Ну, дура я была, но пыталась как-то сохранить семью. Я понимала, что всё это из-за алкоголя, вдруг что-то изменится. И я не знала, как я буду вас двоих поднимать одна. Но чем дальше, тем хуже всё становилось». Поэтому она всё терпела. Но всё же однажды решилась на развод.

Но она понимала тоже, что была провокатором, говорила: «Да, вот у тебя там женщины другие» и прочее.

В смысле? Так он же действительно изменял. А что, надо было молчать?

Понятно, что изменял. Я о том, что он всегда дрался в процессе ссоры. Не было такого, что он открывал дверь и сразу начинал ее избивать. Я его не оправдываю, но он всегда распускал руки в процессе ссоры.

Как ты думаешь, как на тебя повлияли эти события?

Во-первых, у меня очень сильно изменилось отношение к мужчинам, я им сильно не доверяю, отношусь к ним крайне настороженно. Что касается рукоприкладства, я это вообще не воспринимаю. Если на меня даже просто замахнутся, я сразу уйду. Для меня это как красная тряпка для быка.

А ты бы, зная закон и попав в ситуацию домашнего насилия, отнесла заявление в полицию?

Однозначно да.

Но если не избил, как твою маму, а побои с синяками и ссадинами.

Смотря что имеется в виду. Если бы это была просто крепкая пощечина, вряд ли бы я написала заявление. Я бы просто порвала все связи с этим человеком.

Но если это были бы ссадины, синяки, гематомы, однозначно пошла бы в травмпункт, сняла бы все показания и написала бы заявление. Потому что таких людей нужно наказывать. С чего вдруг человек решил, что имеет право руку поднимать?

Я за то, чтобы оставили уголовное наказание, потому что речь идет не только о физическом насилии, но и о психологическом, и за него тоже есть ответственность. Поэтому однозначно должно быть уголовное наказание.

Анна Жавнерович, 30 лет, журналист, редактор Timeout.ru

Опишите ситуацию, которая произошла с вами. Первые эмоции от произошедшего.

Коротко и об эмоциях: два года назад ранним утром я проснулась на диване в гостиной съемной квартиры от того, что, сидя на мне верхом и зафиксировав меня в удобном для нанесения ударов по лицу положении, меня избивает мой новоиспеченный экс-бойфренд. За несколько часов до этого мы приняли решение расстаться после трех лет весьма комфортного сожительства. Пара десятков ударов по лицу и голове и М. резюмирует: «Теперь это твое истинное лицо, Анечка». Прозвучало эффектно, и я как раз потеряла сознание. Когда пришла в себя в луже крови, удостоверилась, что у меня больше нет вообще никакого лица. Вместо него череп «обклеен» какой-то тяжелой багрово-синей биомассой. Первое ощущение, что это навсегда, а эмоций при этом никаких. Затем только мысли о том, как выбраться живой из совместно снимаемой квартиры. Получилось, думаю, как раз из-за отсутствия эмоций.

Сознание решало задачку на выживание, а прочувствовать момент решило отложить. Наверное, примерно такой древний мудрый механизм включается в подобных экстремальных ситуациях.

Что ни в коем случае нельзя делать, если становишься жертвой насилия?

Нельзя терпеть, оставаться, возвращаться. Нельзя верить в лучшее в насильнике, в силу своей любви к нему и в чудо жертвенности – из-за этой отвратительной мути гибнут люди. Нельзя скрывать произошедшее от родственников, друзей, коллег и властей. Это ответственность не только за свою жизнь и здоровье, ведь после одной простившей всегда последует еще одна истерзанная женщина. Жалея насильника и стыдясь правды, вы сами становитесь проводником насилия, несправедливости и ужаса.

Коснулся ли вас стокгольмский синдром? Были мысли простить и вернуться?

Нет. Только очень хотелось скорее вернуть свои любимые вещи, мебель, одежду. Всё стало предельно ясно: предметы, которые мне по-настоящему дороги, остались в квартире врага на долгих полтора месяца — плохо. Я живая — супер!

Еще оказалось, что популярная психология — это жизненно важное чтение. Воспоминание о таком явлении, как стокгольмский синдром, было единственной внятной мыслью в моей голове сразу после избиения, оно еще сильнее убедило меня в том, что единственно правильный вариант поведения — скорее бежать и не оглядываться. М. ведь сообщил, что «мы никому не скажем, я сам буду тебя лечить»! Мое воображение мигом выдало что-то типа адского коллажа из всех когда-либо виденных мною снимков с уютных мест преступления, где заботливые отморозки годами держали на цепи своих подопечных. Он пошел в аптеку, а я наконец смогла связаться с подругой и моим тогдашним главредом (Екатерина Хорикова – владелец и главный редактор молодежного портала ВОС), которая забрала меня к себе.

Затем было снятие побоев, диагноз, отказ от госпитализации в предновогоднюю ночь, заявление в полицию, отказ о возбуждении уголовного дела и сделанный по мотивам произошедшего материал, где и можно вникнуть во все процедурные моменты.

Общались ли вы после этой истории с психологами, и как в данном случае найти в себе силы вернуться к нормальной жизни?

В тот день, едва оказавшись в безопасности и почувствовав, как проходит тупое оцепенение и возвращается способность к планированию, я решила написать статью. Не могу представить себе, что бы меня заставило поступить иначе. Это такой образ жизни: получаешь опыт — пишешь статью, получаешь проклятья от читателей — окрыленная, отправляешься за новым опытом, и так далее.

Всё зависит от индивидуального психического ресурса, от физических травм, от длительности токсичных отношений. Порой последствия сопутствующего психологического насилия настолько разрушительны для психики, а жертвы настолько истощены, что не в силах давать показания в суде. Но каждый случай стоит рассматривать отдельно. Я не обращалась к психологам, так как не было симптомов посттравматического стрессового расстройства. Не было нужды прерывать «нормальную жизнь». Работа с текстами, новые отношения, общение без прерывания «нормальной жизни» для меня оказались лучшей терапией, сделать материал об этом опыте и понять, каким должен быть алгоритм действий потрепевшего в такой ситуации, чтобы хотя бы приблизиться к справедливости.

Почему подавляющее большинство жертв предпочитает молчать, и есть ли реальный шанс добиться справедливого наказания для агрессора?

Причины всегда одни и те же: страх, стыд, финансовая зависимость от партнера (в том числе и финансовое насилие) и невозможность содержать себя и детей. Выученная беспомощность, отсутствие профессии и социализации – ведь она была воспитана для исполнения функции хорошей жены. Но и здесь облажалась, ведь хороших жен не бьют. Все эти атрибуты – дары патриархата, в котором мы пока сидим по уши.

К каким последствиям, на ваш взгляд, приведет принятие законопроекта о декриминализации побоев, кому это нужно и зачем?

Декриминализация нужна для того, чтобы о побоях заявляли больше. Административка снимает психологический блок, который есть перед уголовной ответственностью. Декриминализация — это шанс на то, чтобы профилактика домашнего насилия заработала. Описанная выше женщина боится посадить своего мужа, ей это не нужно. Для нее противоположность декриминализации — это абсурд. Она хочет, чтобы начальник сделал ему внушение, пригрозил, объяснил, какие будут последствия. Административка также дает предельно четкое представление о том, какие последствия будут у избиения в первый, второй раз и так далее. Раньше же все знали: не будет ничего.

В последние дни особенно раздражает вой сетевых плакальщиков, тянущих одну и ту же песню о народных-избранниках-душегубах — что бы ни происходило. Если уж мы так не хотим, чтобы в народном сознании закрепилось право на насилие в семье, стоит избегать сомнительных интерпретаций и прекратить множить кликабельные сущности вроде «узаконенного насилия». Разве это оно? Вообще-то нет. Всю неделю фейсбук соревновался в искусстве классного лозунга, и мы уже имеем идеально людоедскую формулировку: «Государство приветствует домашнее насилие и разрешает гражданам убивать своих жен и детей».

А государство, вообще-то, наконец признало, что семейное насилие вообще есть, а раньше оно делало вид, будто такого не существует вовсе. У домашнего насилия появилось определение, его выделяют среди прочих видов насилия. Это уже немалый прогресс и база для создания специального закона о домашнем насилии. На мой вкус, декриминализация приближает момент его создания.

Материал подготовили: Александра Дрига, Аля Хмурковская, Анастасия Ермилова, Юлия Серикова.