Евгений Цыганов: «Мне бы с собой разобраться, а дети как-то сами себя воспитают»

Евгений Цыганов — один из самых закрытых артистов. Особенно в том, что касается личной территории, — он тщательно оберегает эту сторону своей жизни. Вы нигде не увидите снимков папарацци Цыганова с семьей: у него совсем другие маршруты и свои, скрытые от посторонних глаз, тропинки. А семья у Цыганова ух какая большая!

Жена, актриса Ирина Леонова, и шестеро детей — это, вероятно, самая счастливая история Евгения Цыганова. Но как только я пытался заговорить об этом с Женей, сразу же возникало глухое молчание. Поделюсь своими впечатлениями о его жене. Когда-то я снимал Иру в передаче о молодых талантах «Кто там..» на «Культуре». Леонова действительно талантливая актриса. И очень красивая женщина. В академическом и орденоносном Малом театре, где, возможно, продолжает лежать ее трудовая книжка, мне не раз с грустью говорили, что Ира давно не выходит на сцену.

Я отлично помню ее блистательный дебют — это была Софья в «Горе от ума», в ее исполнении натура поэтичная, возвышенная и при этом с твердым характером. Судя по всему, такова и сама Ира. На съемках передачи выяснилось, что она любит играть... в футбол (мы даже засняли ее за этим занятием) — еще один штрих к портрету. После яркого театрального дебюта режиссеры предлагали Леоновой только главные роли, и это сплошная классика: Шекспир, Островский. А как великолепно она пела в «Бесплодных усилиях любви»! За свою короткую актерскую жизнь Леонова успела получить самую высокую награду — Государственную премию Российской Федерации.

Знакомство в 2003 году с актером Цыгановым на съемочной площадке фильма «Дети Арбата» всё перевернуло. Творчество отошло на второй план, и, можно сказать, Ира ушла из профессии. Это, конечно, серьезный поступок, если учитывать ту профессиональную перспективу, которая у нее была. Но Ира натура бескомпромиссная, как и ее муж. Впрочем, в 2014 году она неожиданно вновь появилась на экране — сыграла одну из главных ролей в сериале «Куприн. Яма», в той его части, которая посвящена экранизации повести «Гранатовый браслет». Так что не всё в карьере Иры еще потеряно, и это радует.

С Женей Цыгановым мы впервые встретились больше десяти лет назад, и тоже на съемках моей программы. Ему было тогда 23, он только что сыграл Раскольникова в «Преступлении и наказании» в Московском Художественном театре имени Чехова. Рассказывал, что в детстве много читал, даже в какой-то момент родители запрещали ему это занятие — ребенку надо и гулять тоже. Он любил Майн Рида и Жюль Верна, мечтал ходить в ботфортах или с забинтованной головой, как раненый боец. Хотел быть плохишом — потому что «обвиняли, что я мальчиш-кибальчиш». Мне понравилось высказывание молодого актера:

«Я у Павича прочитал, что судьба мужчины определяется его «нет», а судьба женщины — ее «да». У меня существует это «нет». Протест для художника — необходимое состояние: немножко непотребщины, состояние конфликта, неуспокоенности. Вот у меня была стена, и я сломал эту стену. Просто для того, чтобы не успокоиться. Созидание, безусловно, важная вещь. Но созидание невозможно без того, чтобы не разрушать. Пока во мне не родилось это понимание — я спал».

В этом максималистском высказывании весь Цыганов — сложный, ершистый, ищущий. Сегодня поиск привел его к режиссуре. В родном театре «Мастерская П. Фоменко» он поставил свой первый спектакль «Олимпия» по пьесе современного драматурга Ольги Мухиной.

Фотография: Дарья Ястребова

Женя, скажи, как у тебя возникла сама идея стать режиссером? По принципу «хочу быть владычицей морскою»?

История была простая. У нас в театре есть такая практика, называется «Вечер проб и ошибок».

Да, я знаю.

И вот я решил сделать режиссерскую работу по чеховской «Даме с собачкой». В общем, я сделал такую историю, минут на пятьдесят, мне казалось, что это может быть частью какого-то спектакля по Чехову. Я не думал, что это может быть самостоятельным спектаклем. В театре эта история была принята, но Пётр Наумович Фоменко сказал мне: «Актеры, которые приходят в режиссуру, часто перестают быть хорошими актерами». А через пару месяцев всё же благословил меня на эту работу.

Одобрение самого Фоменко дорогого стоит.

Внутри «Дамы с собачкой» есть сцена в провинциальном театре, где герои смотрят оперетту «Гейша». Мне понравился сам этот ход — театр в театре, и тогда я вспомнил о пьесе японского драматурга

, где главная героиня — гейша. Я понял, что история, рассказанная Тикамацу, стала увлекать меня гораздо больше, чем рассказ Чехова. И мне уже захотелось поставить эту пьесу. Евгений Борисович Каменькович (нынешний художественный руководитель театра «Мастерская П. Фоменко». — Прим. ОК!) меня поддержал. На сезон 2013/2014 были намечены репетиции спектакля. Но к тому моменту Ольга Мухина написала пьесу «Олимпия», специально для нашего театра. И я оказался среди тех, кому эта пьеса понравилась. Каменькович спросил меня: «Ну вот если на весы положить пьесы Тикамацу и Мухиной, что перевесит?» Я ответил, что Тикамацу в принципе триста лет ждал и еще подождет. Так я начал ставить спектакль по пьесе Мухиной. «Олимпия» — пьеса сложная. Там очень много ярких эмоций, исторических событий. В меня всё это попало. Тексты Мухиной мне вообще нравятся, я снимался в фильме по Олиной пьесе...

...«Летит».

Да, фильм называется «Икона сезона». Я видел спектакли «Ю», «Таня-Таня». У Оли есть такое удивительное качество: она очень любит своих персонажей. Мне кажется, для современной драмы это нечастое явление. Все-таки современная драма, новая драма, она...

...агрессивная.

Не то чтобы агрессивная, там больше намечены какие-то болячки, какие-то аномалии, вывернутые какие-то дела. А Оля любит людей. Они у нее чуть более поэтизированы, они возвышенны.

А почему ты в принципе решил заниматься режиссурой? У тебя хорошо складывается карьера в кино, в театре, ты человек востребованный, всё идет по накатанной колее, и всё выше и выше. Зачем тебе этот шаг в сторону? Это же огромный риск. Тебя могут назвать дилетантом в режиссуре, авантюристом, да кем угодно.

Ну, ты знаешь, Вадим, я когда-то учился в Московской международной киношколе, и там были мастерские — «Режиссер театра», «Актер», «Мультипликатор» и прочее. Я пошел в мастерскую «Режиссер театра», мне было тогда тринадцать лет, а до этого, будучи мальчиком, я четыре года, можно сказать, жил в Театре на Таганке.

Ты играл там детские роли.

Да. И когда я пришел в киношколу, то понял, что хочу учиться именно в режиссерской мастерской. Перед глазами был пример Юрия Любимова (основатель и руководитель Театра на Таганке. — Прим. ОК!), его спектакли. У меня сложилось свое представление о театральной режиссуре и захотелось попробовать что-то сделать в этом направлении. Потом я поступил в ГИТИС, на режиссерский факультет, правда в актерскую группу. Я понимал, что в свои восемнадцать лет приходить с какой-то режиссерской амбицией — это странно.

По крайней мере, рано.

Ну странно, в восемнадцать лет... Но мы, ребята из актерской группы, тоже делали постановочные работы и показывали их мастерам. Так что я не могу сказать, что для меня постановка спектакля — какой-то фантастический отход в сторону. Если бы я открыл ресторанное дело или там виноделие какое-то, это был бы больший кульбит, нежели режиссура. Я думаю, всё это касается какого-то движения. Знаешь, в какой-то момент, учитывая нашу индустрию и предложения, ты сам себе становишься не очень интересен. Тобой немножко пользуются, уже используют в определенных каких-то...

...амплуа.

Ну, в кино в большей степени. Например, говорят: а тут у нас нужен тридцатилетний такой...

...типаж Цыганова.

Да, что-то вроде того. А в театре, ну конечно, ты можешь старичка сыграть при желании или бабушку — всё что угодно. Тем не менее... Слушай, мы живем одну жизнь, и у нас есть возможность либо съездить в кругосветное путешествие, либо отказаться от него, сказать: у меня есть такой замечательный дом на Волге, чего я поеду по всему миру, это и опасно, и долго, и, наверное, противно местами, а у меня там, в деревне, всё супер. Ну не знаю, я в этом смысле любопытный человек, я бы, наверное, ломанулся.

Фотография: DR Евгений Цыганов и Ирина Леонова в телесериале «Дети Арбата»

Актеры, с которыми ты ставил «Олимпию», сразу в тебя поверили?

Ну, доверие — это, наверное, самое важное в совместной работе, и его, конечно, надо заработать. Вот с Екатериной Сергеевной Васильевой не было проблем. Потому что ей не страшно, она вообще бесстрашный человек. Она может попробовать и глупость, вместо того чтобы убеждать меня, а остальные артисты… Во-первых, мне кажется, что они все прекрасные, ну и мне захотелось, чтобы были именно они.

Я уверен, что ты, Женя, как человек рефлексирующий, открыл в себе новые грани благодаря этому опыту.

Мне кажется, мы с этого начали наш разговор — про открытия. У меня была такая история. Когда мне было 20 лет, мы с ребятами решили записать альбом, нас было шесть человек. Я снялся у Юрия Грымова в фильме «Коллекционер», взял эту небольшую сумму, которую мне тогда заплатили, пришел на студию грамзаписи и сказал: хочу с парнями записать альбом. В общем, у нас и материал был не то чтобы такой жирный, но мы начали записывать, и я получил колоссальное удовольствие от этого процесса. Пару месяцев мы писались, две недели сводили звук. Я учился тогда на четвертом курсе ГИТИСа, то есть мне нужно было урывками мотаться между дипломными спектаклями и еще чем-то, но это был, наверное, ярчайший период моей жизни: ты это придумал, осуществил, и тебе не жалко на это тратиться ни энергетически, ни эмоционально. Это была большая история. Мы много работали, мало спали. Понятно, что дело молодое, но это не тяжело, когда у тебя внутри есть включение.

Это хорошее сравнение юношеского музыкального драйва и твоей режиссерской практики.

В этом смысле, если говорить по поводу актерской карьеры, то самая сложная история — полюбить материал, увлечься им. Когда ты не финансово мотивирован, а творчески.

У тебя большая семья, тебя необходима и финансовая мотивация тоже.

Бывает, что ты приезжаешь на съемочную площадку, тебе дают текст, ты понимаешь, что он чудовищный, но ты должен его сказать. Плюс на картине элементарно отсутствуют художники по костюмам. Бывает всё что угодно. В результате начинаешь понимать: ты профнепригоден именно в силу того, что потерян интерес к тому, что ты делаешь. Вот это неприятная история.

Фотография: DR С Аней Чиповской в телесериале «Оттепель»

Фотография: Дарья Ястребова

Согласен с тобой. Насколько для тебя важно с головой погрузиться в один-единственный проект, или ты легко существуешь в параллельных мирах?

Предпочитаю все-таки первый вариант. Хотя бывает, что сочетаются две какие-то истории съемочные, и иногда это хорошо, чтобы окончательно не заиграться. Вот я выпустил спектакль, и осенью, первый раз за прошедший год, у меня начались большие съемки, то есть у меня появилась возможность немножечко себя переключить на другую работу.

Ты имеешь в виду фильм «Утиная охота» по Вампилову?

Ну, это не совсем «Утиная охота». Это скорее фантазия на тему пьесы Вампилова. Режиссер Александр Прошкин перенес действие в наши дни. Знаешь, на съемках этой картины удивительная атмосфера, редкая для сегодняшнего кино. Вот озеро, идет дождь, стоят два человека, закутанные во что-то, — это оператор Шандор Беркеши и сам Прошкин, — на них льется этот ливень, они стоят, смотрят куда-то вдаль, и рядом стоит человек под зонтиком, с микрофоном. Страшно унылая картинка, но ты сидишь под козырьком, видишь всё это и понимаешь, что такой и должна быть, наверное, работа на съемочной площадке. Без каких-то криков, без этих «ребята, ребята, не успеваем, давайте, у нас сегодня еще четыре сцены». Это можно сравнить с тем, чем виниловая пластинка отличается от «цифры», — это ощущение тепла.

Как удачно всё сложилось: гармонии на съемках предшествовала гармония на репетициях спектакля «Олимпия». Ты продолжишь режиссерские искания?

Думаю, да, это интересная история.

Ты же еще снял короткометражку, или я ошибаюсь?

Это было давно, для канала «Звезда» мы снимали, «Личные отношения» называлось. Снимали с оператором Петей Духовским — по-взрослому, на пленку, что вообще уже редко делается. У нас был один съемочный день, я выбирал артистов, декорации. Это такое счастье: один день снимаешь — и фильм уже готов. Когда мы закончили, Петя Духовской, очень опытный человек, сказал: давай сразу еще что-нибудь снимем... У меня есть три истории, которые лежат и с которыми я время от времени к кому-то суюсь, и мне даже обещали какие-то деньги. Есть и театральные истории, а еще какие-то незаписанные песни — они ждут своего часа, когда мы с парнями опять соберемся вместе. А в конце ноября в Московской филармонии мы сделали концертную программу с дирижером Владимиром Юровским. Называется «Прометей», по трагедии Эсхила. На сцене — четыре рояля, арфа, духовые инструменты и целый хор. И мне нравится, что я являюсь частью этого музыкального безумия.

Фотография: Дарья Ястребова

Скажи, детям хватает папиного внимания, или ты приехал домой, поцеловал детей — и снова в путь, к Юровскому, на съемки «Утиной охоты» и так далее?

По-моему, у детей интерес ко мне на первые пятнадцать минут: вау, привет, смотри, что мы тут сделали. Мне кажется, у них достаточно яркая и активная своя жизнь, они не сидят и не думают: эх, опять уехал.

Ну а ты воспитанием как-то занимаешься или всё жена Ира?

Ремень — это мое.

Ты тиран и деспот?

Ну конечно, кто-то же должен.

Правда?

Ну не знаю, что сказать. Что мы знаем про воспитание? Я не помню, кто это сказал: «Я учился по лучу света из кабинета отца». Я видел, как он работает, вот и всё воспитание. Мне бы с собой разобраться, а дети как-то сами себя воспитают.

Хорошая позиция. Жень, я всё больше убеждаюсь в том, насколько несуетный ты человек. Живешь в своем замкнутом мире и совсем не стремишься эту территорию расширить.

Ну может, это какие-то страхи. Есть такой вариант.

А чего ты боишься?

Ну, иногда не наговорить лишнего.

Я не верю, что ты закомплексованный человек, который боится что-либо сказать.

И тем не менее. Нет, ты что, предлагаешь мне сейчас провести анализ себя, как это я такой классный получился?

Получился такой, какой ты есть.

Про какую-то суетность... Не знаю, мне кажется, мне дали сильно по голове в детстве, и я перестал суетиться. (Улыбается.) Оценивать себя, какой я классный или негодяй, сложно. Поэтому грешу на воспитание, вроде родители старались, а папа говорит: тебе всегда очень везло.

Действительно везло?

Мне сложно не согласиться.

Фотография: Дарья Ястребова

А что вызывает у тебя чувство гордости прежде всего?

Как сказать?.. В Болонье на кинофестивале ко мне подошел итальянец и спросил: «Ты гордишься тем, что ты русский?» Я его спросил: «А ты гордишься тем, что ты мужчина?» — «Конечно». — «А я к этому отношусь как к данности». Гордиться вообще тем, что ты русский, — странно. Можно гордиться достижениями — в музыке, литературе, автопроме, космонавтике. Вот Аня Меликян снимала кино «Про любовь». Я играл художника-граффитчика. И мы изучали, что у нас происходит в этой области. По сравнению с подобным движением в Европе, Азии, Южной Америке, у нас этой субкультуры вообще не существует. У нас не существует музыкальной индустрии, то есть те группы, которые двадцать лет подряд играют на «Нашествии», на всех этих фестивалях, не могут сравниться с тем, что происходит в мире. В этой проклятущей Америке, которую все так страшно не любят, у любого пацана в подвале есть своя музыкальная студия. А мы до недавнего времени не могли найти точку, базу, куда можно прийти в любой момент и просто поиграть. Или другой пример. Я приезжаю в Екатеринбург, спрашиваю: у вас есть киношкола какая-то? Они говорят: нет.

А ведь там находится знаменитая Свердловская киностудия.

Но она давно не работает. А как же может киностудия работать, если на всем Урале нет ни одной киношколы?! Притом что в Германии, например, практически в каждой земле есть своя киношкола, и эти школы еще между собой конкурируют: здесь есть бассейн для подводной съемки, а в другой школе можно проводить вертолетные съемки. У нас же во ВГИКе кто что сам принес, то и снял. Вот как-то так. Хочется надеяться, что эта ситуация изменится. Понимаешь, у нас спектакль «Олимпия», наверное, отчасти об этом — о какой-то надежде, о каком-то трепетном отношении к прошлому и настоящему, и, будем надеяться, к какому-то будущему. Но это же вопрос акцента — куда мы движемся, что происходит, на что мы обращаем внимание.

Ты говоришь очень правильные вещи, но еще важно, чтобы об этом задумался каждый, и не обязательно в глобальном плане.

Знаешь, мой друг однажды обратил внимание, что на билбордах написано: не пейте это, не смотрите это, завязывай с этим, начни читать и прочее. Он едет и кричит: задолбали! Ну почему с каждой стены мне рассказывают, что мне делать и чего не делать?

Ну да, такой указующий перст.

Мне очень нравится название нашего театра — «Мастерская». В общем-то, это история про какие-то возможности. Мастерская — это место, где можно что-то пробовать, в чем-то ошибаться и снова пробовать. Живая история, настоящая. А указующий перст... Как Набоков писал про отличие царской цензуры и советской: в царской цензуре могли наказать за то, что ты написал, сослать куда-нибудь, но никогда не указывали что писать. А советская и фашистская цензуры заявляли: художник может делать всё что угодно, только если он разделяет нашу позицию. Вот и вся разница. Не хочется ничего указывать. Мы в театре занимаемся совсем другими вещами. Это счастье. И я благодарен судьбе за то, что нахожусь здесь и сейчас. Не хочу анализировать, как и зачем это произошло. Просто звезды так сошлись.

«Звезды сошлись» — хорошее определение. Здесь поставим многоточие.

Фотография: DR На сцене театра «Мастерская П. Фоменко» Цыганов поставил спектакль «Олимпия» по пьесе современного драматурга Ольги Мухиной