Юрий Колокольников: «Я могу цинично шутить, но я очень на самом деле ранимый»

У Юрия Колокольникова репутация баловня судьбы, бретера и повесы. Он много снимается, известен в Голливуде, пользуется популярностью у женщин и с каждым годом покоряет одну вершину за другой. Чего в этом больше — таланта, везения или наглости в хорошем смысле слова, не так важно. О том, что ценно для самого Юрия, мы поговорили в преддверии выхода сериала «Обратный отсчет» на НТВ, в котором он снялся в главной роли.

Юрий, мы с вами встречаемся в пятницу, тринадцатого. В соцсетях пишут, что этот день лучше пересидеть дома. Вас может что-то заставить не выходить из дома?

Нет.

А что-то может вас испугать? Или хотя бы напрячь?

Вообще по жизни? Страхов-то всяких много. Какие-то детские давно прошли, поскольку наши страхи — это всего лишь иллюзия, плод воображения. Единственный животный страх, который никогда никуда не исчезнет, даже с возрастом, — это страх за своих детей.

А если телефон перестанет звонить, предложения закончатся — нет таких опасений?

Ой, я вас умоляю. Это смешно.

Смешно, что замолчит телефон, или смешно по этому поводу переживать?

Я вообще смотрю на это так: никто никому ничего не предлагает. Ты сам себе всегда что-то предлагаешь.

На роль полицейского в сериале «Обратный отсчет» вас пригласили, или вы сами захотели эту роль сыграть? Среди ваших персонажей кого только не было, но опер — первый, правильно?

Серёжа Попов, который снимал «Обратный отсчет», меня позвал, потому что однажды мы уже работали вместе в сериале «Седьмая руна». Был такой мистический триллер с элементами детектива, такое тоже совершенно не моего типа кино. Серёжа предложил мне сыграть супергероя, который должен спасти, предотвратить, наказать, посадить, — и вообще, такого нашего парня, я его называл «уверенный в себе мент». Такая вот полицейская история. Наверное, любой артист должен в подобной поучаствовать. Этот образ не сразу удался, но, мне кажется, уже во время съемок он все-таки сложился.

Мой герой закрытый человек, со своей сложной историей, со своими травмами детства, которые начинают раскрываться по ходу сериала. И от этого он такой колючий, циничный. И очень жестко шутит.

Он этим похож на вас?

Этим он похож на всех нас. Но его поведение оправданно, поскольку он каждый день работает в аду. Представляете, если вы каждый день будете видеть трупы. У людей его профессии это становится рутиной, и они так или иначе пытаются от этого защититься. И вообще любой юмор и ирония, я считаю, — самый важный элемент произведения, если мы хотим, чтобы зритель это полюбил. Особенно в жанре детективов или там, не знаю, комиксов и блокбастеров. Если в такого рода кино нет юмора, я смотреть это не могу. Мало того, всё время мне все говорили, что я допускаю слишком жесткие шутки, что НТВ, мол, это не пропустит. Я отвечал: «Не пропустит — тогда извините, до свидания». Мы ради чего стараемся? Вы хотите сделать острую историю или опять сопли пожевать? Так что пока не знаю, что они там пропустят — не пропустят в итоге, какие шутки вырежут, какие нет. Но, честно говоря, шестнадцать расследований тяжеловато дались за такой короткий срок — меньше чем за год.

Вы в жизни когда-нибудь сталкивались с полицейскими? Не боитесь, что «профессионалы» будут потом писать: «Где вы таких ментов видели»?

Мы, естественно, что-то придумали от себя, и, наверное, действительно скажут, что вот прям таких ментов не бывает, таких отделов-то не бывает. Но знаете, у меня был случай недавно в аэропорту Домодедово. Я отправлял детей в отпуск, и мы потеряли паспорта. Собственно, полиция тогда помогла их найти, и ребята, которые провели с нами шесть часов, пока это расследовали, выяснили, что уборщица нашла и спрятала кошелек — хотела потом деньги забрать... Ну не суть.

Короче, я на этих ребят посмотрел и подумал, что какие-то вещи для роли я правильно поймал. Они на самом деле все очень по-мужски крепкие, настоящие такие парни. Хотя разные, естественно, бывают полицейские.

У вас по сюжету есть еще и любовная линия: вашему герою приходится сотрудничать со своей бывшей девушкой…

Да, у меня прекрасная партнерша, Полина Максимова, с которой у нас был дуэт, и для нее это тоже необычный, новый характер. По сути, это достаточно простой и традиционный жанр, который любят зрители. Как «Калифорникейшен» — когда ты вроде и с бабой, ты ее вроде и любишь, и она тебя, но ты вот тудым-сюдым, тудым-сюдым. Мне кажется, что мало наших отношений там, хотелось бы больше, но это вопрос не ко мне, а к сценарию. Продюсеры говорят, что всё нормально, хватит любовного соплежуйства.

Вам мало любви?

В кино интересно играть про отношения, про то, как баба с мужиком пытаются друг другом крутить. По большому счету вообще вся жизнь про это.

В актерской среде, в принципе, свой «калифорникейшен».

Все друг друга... да, согласен. Вы же понимаете, мы же асоциальные люди, никто меня из других не может принять. Так и что?

Вам же приходится работать со своими бывшими подругами?

Я работаю и с бывшими, и с будущими, и с настоящими — со всеми работаю.

Чтобы с бывшей работать, это же надо хорошо расстаться.

Следующий вопрос.

Хорошо. Не хотите про бывших, расскажите про дочерей. Юра, какой вы отец?

Я не знаю, надо у детей спросить. А какой может быть отец?

Заботливый.

Да, еще.

Щедрый.

Да.

Строгий.

Да.

В чем выражается ваша строгость? Вы сказали, что ваш основной страх — это страх за детей. Но нельзя всё время бояться, у каждого должны быть свои ошибки.

Понимаете в чем дело, все страхи, в общем, в большей степени инстинктивные, как и страх самца за своих детенышей. Или самки. Мы живем в очень жестком мире, мы можем сколько угодно наделять его социальными слоями, но в целом это чисто животный мир. И поэтому ты боишься, чтобы твоего детеныша никто, никакой медведь не съел.

Но ты же не можешь оберегать его двадцать четыре часа в сутки.

Забота же не заключается в том, что ты им кашу утром сварил, в школу отправил, что-то сказал. Это всегда вопрос того, что мы нашим детям можем передать. Потому что они, когда вырастают, должны обладать такими навыками, которые помогут им остаться в живых. Вот реально навыки выживания, какого-то контакта с окружающим миром и много-

много всего. Это всё, в общем, как мне кажется, передается от родителей. Каким образом передается — можно тысячи книг прочитать и никогда не узнать.

Я думаю, что ответ один: только любовь. Это самое главное. Поэтому какой я отец? Я прежде всего любящий отец. Я очень люблю своих детей, они моя жизнь. Они часть меня. Вот и всё.

Как вы им объясняете, что не можете всё время быть рядом? Хотя бы не всё время, а почаще.

Никак, мы это вообще не обсуждаем, я всё время рядом, постоянно в доступе, тем более что я в передвижениях, они тоже в передвижениях. В этом смысле я им с самого детства заложил такой формат существования. Есть, конечно, такие фундаментальные вещи, как папа и мама, но в целом не так важно, где мы находимся, — мы всегда на связи. Слава богу, сейчас есть скайп. У меня, например, в детстве не было возможности ни с мамой разговаривать, пока я жил с отцом, ни с кем-то еще. Сегодня всё иначе, и это большой плюс.

Юра, в этом году наконец выходит фильм «Маяковский», где у вас главная роль. Так долго, лет пять, эта картина ждала своего часа.

Да, я тоже долго ждал, чтобы фильм наконец вышел. Я счастлив, что это произошло, потому что это была большая работа — и профессиональная, и личностная. Недавно состоялась его премьера: фильм открывал фестиваль «Территория». И именно из-за того, что у него оказалась такая долгая история, я не мог его даже воспринимать как свой фильм, смотрел словно со стороны. И вот, смотря со стороны, я такой думаю: ничего себе ребята — молодцы! И этот парень — актер, который играет Маяковского, — такой крутой! (Смеется.) Да, есть моменты: что-то бы я улучшил, что-то ухудшил, но в целом это большая работа большой команды, которую я искренне поздравляю, потому что это была очень непростая история. В ней очень много всяких разных слоев и направлений начиная от самой личности Маяковского, его переживаний, его отношений с Бриком, с Лилей, его других любовных историй, его дочери, которую он видел один раз, его власти художника, что сейчас вообще актуально, — очень многие вещи, которые там звучат, легко читаются в современной российской действительности. Хотя картина, если честно, к сегодняшнему дню не особо имеет отношение. Мы, пока снимались, плотно работали с литературоведами, историками, потому что надо было себя напитывать, наполнять знаниями.

А знания у вас глубокие?

Вот за время работы какие-то знания я приобрел. Слава богу, быстро забыл всё, но, в общем, я очень счастлив, и это большая удача — работать с таким материалом.

Маяковского же не так просто читать — тут мало быть хорошим актером…

Да, не хухры-мухры. Ведь он мне никак и не давался, я не мог его выучить, потому что пока ты вот туда не проникнешь, в эти смыслы, не почувствуешь эту... метафизику — не знаю, как это назвать. Пока ты это не пронюхаешь, не прочухаешь, ты никак не можешь туда вступить. Но когда получается это сделать, у тебя всё само идет, прям течет. Эти стихи, когда читаешь, буквально подключаешься к ним. А потом ты реально еле ходишь. Они очень мощные, энергетически тебя одновременно и заряжают, и изматывают. Он такой парень был все-таки, разрушительный. И сам себя разрушил тоже. В общем, парень хоть куда.

А актеры сами себя не разрушают?

Актеры? Все себя разрушают. Вообще творческие люди, так сказать, тонкой души.

Вы не очень похожи на тонкокожего.

А вот это вы зря. Наверное, вы так решили потому, что я лысый и большой?

Нет, просто всегда сложно понять, серьезно вы говорите или это стеб.

Может, я закрываюсь так? Я могу цинично шутить, но на самом деле я очень ранимый. И Маяковский тоже был такой: огромного роста, гигант, а такой щен, как его называли. Но это же хорошо. Я, например, сентиментальный очень. Недавно вот закончил озвучивать мультик, о чем давно мечтал.

Вы мечтали озвучить мультик?!

Да, я очень давно этого хотел, и мне наконец повезло. Это, кстати, очень непростое занятие. Так вот, потрясающий мульт, американский, «Фердинанд» называется — у нас выходит в декабре. Я озвучиваю большого, очень мощного с виду быка, бычка, который с детства жил на ферме, и он такой очень ранимый, любит нюхать цветочки, а в силу обстоятельств вынужден участвовать в корриде. А он не хочет этим заниматься, ему это и неинтересно, и по натуре он не воин, а романтик. Он такой очень добрый, нежный, но очень большой и страшный. Как я.

Юра, у вас приличная фильмография, вы уже снимались в Голливуде. У вас двое детей. Всё хорошо. Вы довольны тем, как складывается ваша жизнь?

А вообще что такое хорошо? У каждого локаторы же свои: кому-то не хватает сумочки, кому-то яхточки, кому-то ребенка хочется родить. Это такие вещи... ты никогда не бываешь доволен, ты не можешь быть доволен. То есть можешь, но надо этому учиться. Буддизм в этом плане великое учение, медитация, какие-то такие вещи. Потому что мир сейчас немножко такой...

Потребительский?

Ну да, консюмеризм. Причем потребительство больше не в плане материального, а в плане того, что ты должен что-то получить. И если не получил, то у тебя всё плохо, а если получил — значит, всё хорошо. Люди, в общем, забывают про то, что они на этом свете песчинки просто, ничтожества, что мы большая биомасса, которая вообще ни за что не отвечает, а просто как-то двигает куда-то процесс.Конечно, индивидуализм, который, к счастью, возник в последнее столетие, немножко сдвинул эти энергопотоки природные. Потому что человек стал вдруг пытаться осознавать, кто он. Черта лысого, конечно, у него это получится, только если он искусственный интеллект создаст.

Вы знаете, интересная теория, я недавно прочитал, что ученые выяснили: в целом за двести тысяч лет на этой планете ничего не останется. Наша планета существует миллиарды лет, это получается, что, может быть, за это время уже могло миллион раз всё разрушиться.

Так и было на самом деле.

Да, понимаете. Поэтому, как говорится, жизнь у нас одна, и думать об этом бессмысленно, надо думать о себе, о том, что тебя окружает, о своих близких, о своих любимых, друзьях и о спокойствии души, конечно.

Юра, вы же прекрасный театральный актер. Вам не хочется вернуться в театр?

Конечно, мне не хватает театра, и я сейчас везде, куда ни попадаю, всем художественным руководителям говорю: так, мне не хватает театра, думайте. Они говорят: хорошо, будем думать. Вот Жене Миронову буквально вчера сказал в Театре Наций. Понимаете в чем дело: чтобы сложился спектакль, должен быть какой-то материал, режиссер. И кино так же складывается — всегда много всего должно совпасть... У меня есть внутренний запрос, потому что я без театра три года и мне хочется немножко окунуться в это пространство. И оно сейчас, думаю, найдется.

Вы всегда уверенно беретесь за работу? Или вам нужно, наоборот, сомневаться?

Если я берусь за работу, если уж взялся, то тут, как говорится, обратного пути нет. Надо делать, идти вперед, иногда несмотря на то, что тебе может что-то не нравиться. Нравится — не нравится, спи, моя красавица. Если ты принимаешь решение, а это очень важно — принять правильное решение, то потом коней на переправе не меняют. С опытом, конечно, появляется система, которая позволяет уже не ошибаться, твои локаторы сами чувствуют, слышат: торкает — не торкает, хочется тебе к этому подключиться или нет. Поскольку каждый раз, когда ты подключаешь себя, ты же колбочку-то свою тратишь, и ты можешь ее тратить так, что она либо опять наполняется, либо опустошается.

А с возрастом становится колбочку жалко.

Ой, жалко, жалко колбочку. Если раньше мог везде расплескивать, потому что было больше запала, что называется, то теперь не хочется уже так тратиться. Уже хочется бить точечно, концентрированно, и только тогда это работает.

Юра, вы пробовали продюсировать, а в режиссеры не хотите?

Я думал об этом, и я думаю об этом, и есть прекрасные примеры среди моих коллег. Но это вопрос сложный. Режиссура — это история создания мира, с одной стороны, с другой — надо точно знать, чего именно ты хочешь, и точно знать, как это сделать. Но мне интересно, я не скрою, но до режиссуры надо дорасти, в том плане, что нужно точно почувствовать материал, который ты хочешь сам снять.

И самому сыграть?

Это не обязательно, это вообще не важно.

Но никто же лучше тебя не сделает!

Это другой вопрос. Поэтому придется.

К критике готовы?

Вообще я считаю, что это последнее дело — оценивать и судить, мол, куда ты полез! Кто куда вообще может лезть? У кого есть какие вообще права? У тебя что, сертификат?! Никто тебе не дает никаких прав, ты только сам решаешь. Если у тебя хватает смелости и желания, а главное страсти, то делай вообще что хочешь.

А глас народа?

Что глас народа?

Вы знаете, что популярно в нашей стране?

Вот к этому у меня сейчас большой вопрос. Поэтому я и не знаю, что здесь продюсировать, я не понимаю контента пока. Мне кажется, что Маяковский популярен всегда, поэзия популярна, про ментов классно. Про секс всегда хорошо, ну, это везде хорошо. На самом деле мы не сильно отличаемся от других. Это мы сами себе придумали: «в нашей стране, не в нашей стране» — да так же и в других странах.

Мы все одинаковые. Поэтому кто бы мне ни говорил, что у нас такая-сякая страна, а там вот хорошо... да блин, нигде ни хорошо, ни плохо. Везде хорошо, везде свои безумия, мир этим и прекрасен, что в нем есть много чего для творчества.

Текст: Евгения Белецкая. Фото: Павел Крюков

Стиль: Наташа Сыч. Груминг: Екатерина Ушкалова/BrushMe