Дарья Мороз: «Я довольно специфическая артистка»

Несколько лет назад Дарья Мороз получила премию Олега Табакова «За умение объединяться вокруг идеи и бесстрашно идти до конца». И в этом вся Дарья — она ничего не делает вполсилы. Актриса рассказала ОК! о том, зачем она ставит перед собой безумные задачи, как непросто ей работать вместе с мужем и чему она учится у дочери.

Какая необычная фотосъемка, Даша! Вам вообще близка самурайская тема?

Это съемка к новой коллекции Лены Супрун. Она называется «В женщине что-то есть». Сейчас в быту я одеваюсь более спортивно, а на выход — более консервативно. Здесь же такой восточно-богемный шик. У меня был период, довольно длительный, когда я обожала всё японское: штаны с запахом, обувь с отделенным большим пальцем, широкие рубахи и так далее. Лет десять назад я три недели провела на тренинге в Японии, в деревне Тога, в Театральном центре Тадаси Судзуки. Там мне стало понятно, что это другая планета, а японцы какие-то инопланетяне, а не люди. Не потому, что они не люди, а потому, что обладают совсем другим свойством энергии. Энергии невероятно мощной, прошибающей тебя насквозь. Так что да, конечно, самурайский дух — это то, что я обожаю.

Если говорить не об одежде, а, допустим, о цветовой гамме, то налицо борьба белого и черного…

Не знаю. Я, наоборот, вижу в этом гармонию — такое классическое вроде бы сочетание. Может быть, здесь есть немного борьбы женского с мужским началом, потому что даже я в этой съемке такая женщина-мужчина немножко, в этом грубое есть что-то, странное, но в то же время завораживающее и манкое. Меч, сердце на ладони...

А это ваша история — взять меч, шашкой махать?

Шашкой — да, про меня. И это то, что мы делали в «Лире», где я играю Корнуэлла (Семён Михайлович Корнуэлл, генерал армии. — Прим. ОК!), и в принципе да, это вполне мое.

В жизни вам это не мешает? Боретесь с этим как-то?

Да, это то, с чем я борюсь, потому что женщина всегда должна оставаться женщиной или хотя бы притворяться, что она слабая, ничего сама не может, хотя на самом деле может всё. (Смеется.) А махать шашкой — ну здорово, что я это умею, но совсем не обязательно демонстрировать это часто. Когда начинается деструктивное что-нибудь, я могу очень разозлиться. У меня иногда такое ощущение, что я немножко как ядерная бомба: начинаю всё вокруг разрушать, и это, конечно, ужасно. И это при том, что я человек, умеющий работать с пространством, с энергией и так далее.

Дарья Мороз

Что конкретно может вас вывести из себя? Тупость, хамство?

Хамство, да. Но и всё что угодно, на самом деле. Я вообще очень вспыльчивый человек. Вот недавно у меня была жуткая совершенно история. Смешная, но вообще жуткая. У меня был день рождения, и я поехала на метро с букетом роз на таких длинных стеблях, просто как деревья... Значит, я куда-то спешу, тороплюсь, подбегаю на большой скорости к эскалатору, а навстречу идет очень грузная женщина с какими-то котомками и, к несчастью, тоже спешит — ей надо успеть на поезд. Обычная ситуация — мы с ней не можем разойтись: такие тырк, тырк, тырк, в одну сторону, в другую. И тут она мне говорит: «Да ты вошь!» И со всей мочи берет и отталкивает меня. Я в последнюю секунду ловлю себя на том, что замахиваюсь на нее своим прекрасным букетом и останавливаю руку вот просто перед тем, как этот букет даст ей по голове... Я замерла, сказала себе: «Стоп, стоп, что же ты делаешь?» Но меня эта ситуация мгновенно сбила с ног: тебя ни за что ни про что толкнули, обозвали вошью!..

Еще я «люблю» людей с синдромом охранника: люди, которые получают даже маленькую власть, — это страшные люди. Чтобы я не сцепилась с «охранником», должно произойти чудо, потому что мне обязательно что-то скажут, я что-то отвечу, ну и понеслось... Анна Константиновна (дочь Дарьи и режиссера Константина Богомолова. — Прим. ОК!) тоже может быстро вывести меня из себя...

Даша, вы говорите, что всегда куда-то бежите. Во время спектакля МХТ «Карамазовы» у вас огромный перерыв между выходами на сцену — два с половиной часа. Что вы делаете всё это время?

Я делаю всё. Поскольку спектакль не новый, мне не надо сосредотачиваться, повторять текст. Хотя у Достоевского очень сложный текст для заучивания, он реально ну просто невозможный. Я, пожалуй, только сейчас, после трех лет игры в спектакле, более-менее привыкла к этому тексту. Поэтому сейчас я делаю всё. Если, например, Аня в театре, то, отыграв свои сцены, я везу ее домой, укладываю спать, потом возвращаюсь и доигрываю спектакль. Когда я участвовала в шоу «Ледниковый период», это было прекрасное время для того, чтобы доехать быстренько до ЦСКА и потренироваться часика полтора. Иногда я могу походить по магазинам, если мне надо, поскольку грим там не как в «Идеальном муже», а вполне себе вечерний мейк, и он никого не смущает. Это то время, которое я не могу тратить даром. У меня так мало свободного времени! Сложнее как раз на «Идеальном муже», где у меня тоже перерыв два часа, но мне никуда не выйти, потому что я в адском макияже, в парике... Но вот на последнем спектакле я так же садилась в машину — везла Аню укладывать, — и люди вокруг на меня так дико смотрели! (Смеется.)

В нынешнем театральном сезоне у вас премьера — трагикомедия Вуди Аллена «Мужья и жёны» в постановке Константина Богомолова. Учитывая то, что режиссер ваш супруг, такой материал — отличный способ выяснить семейные отношения.

Нет, выяснять отношения на рабочей площадке — это катастрофа. Нам и так всегда было сложно работать вместе, потому что мы друг друга очень хорошо знаем. Еще до того, как Костя начинает ругаться, я понимаю, что он сейчас начнет ругаться или что его что-то раздражает и он хочет кинуть в кого-нибудь стул. Я это считываю подсознательно и начинаю сама беситься, поэтому, в общем, нам всегда трудно. Но в принципе прекрасно, что этот спектакль был выпущен. Вуди Аллен, помнится, тоже свою жену в этом кино снимал, в роли Джуди... И они вроде бы тоже выясняли отношения.

Дарья Мороз

И к чему вы пришли?

Пока что мы пришли к тому, что выпустили спектакль. Вообще мне кажется, что это больше мужской спектакль и что это был такой Костин выплеск эмоциональный по факту происходящего. Мужчины прям обожают «Мужей и жён» — сидят смотрят, вытянув шеи, и это очень круто. Я первый раз в жизни с таким сталкиваюсь.

Читала интервью Константина, где он говорит, что режиссер занимается творчеством, а остальные должны только слушать... Как жить с таким человеком, он же тиран и деспот!

Ну да, тиран и деспот, но что же делать, бывает. Я тоже тиран и деспот, но, как и любая женщина, умею делать вид... Константина не то чтобы не волнует мнение актеров, просто он убежден, что больше понимает и прав. Он прекрасно сознает, что артист, в общем, не способен адекватно оценить себя со стороны. Поэтому он берет его как личность, но дальше будет его вести как считает должным, потому что не хочет, чтобы артист был артистом на сцене.

Он хочет, чтобы артист был такой, какой он есть, со всеми своими недостатками, комплексами, глупостью, со всеми своими пороками, чтобы он признал эти пороки и недостатки и готов был открыто их проявлять.

Сколько чудных открытий вы о себе сделали, когда стали работать с Константином?

На самом деле все эти чудные открытия для меня не открытия, все свои дурные качества я знаю. Другой вопрос, что я гиперзакрытый человек. Я вообще достаточно аутичная дамочка, не люблю, когда лезут в мой внутренний мирок, и очень сложно принимаю других людей рядом. Поэтому принять в себе это — да, но открыто об этом говорить — не делать вид, что ты играешь роль, а как бы быть собой — это для меня самое сложное. Я бы сказала, что «Мужья и жёны» — это первый спектакль, где я говорю своим голосом.

Даша, вы в принципе не ищете в работе легких путей. В театре работаете с мужем, в кино — с отцом.

Во-первых, они талантливые люди. И давайте не забывать, что я сначала начала работать с Богомоловым, а только потом вышла за него замуж. Я, конечно, влюбилась в его талант, прям однозначно. На самом деле режиссеры же очень разные бывают, и не только с Костей и с Юрием Павловичем сложно работать. С ними сложно, но круто. А когда сложно, но не круто — вот это катастрофа. И у меня было несколько случаев в моей профессиональной жизни, когда невыносимо было работать. Режиссер, например, сценарий не читал... Ну тогда ты просто терпишь и делаешь свою работу. Как в анекдоте: «Ежики кололись, но продолжали есть кактус». В принципе у меня такой багаж рабочий за плечами, что мне особо никто не нужен, я могу и без режиссера, и без партнера. Другой вопрос, что я всегда, как Анка-пулеметчица, бросаюсь делать какие-то безумные, сложные вещи, не думая о том, что у меня это может не получиться. Просто потому, что мне это интересно.

А мне интересно, когда мне тяжело. Это у меня в характере — катастрофическое человеческое качество, ужасное. Но тем не менее в профессии это работает, потому что я убьюсь, но сделаю. Для меня профессия — это не путь к успеху, а какие-то непреодолимые вершины. Только тогда мне кайфово, только тогда я понимаю, что я не просто деньги зарабатываю.

Вы сейчас репетируете в МХТ «Три сестры», где у вас роль…

Тузенбаха.

Было бы странно, если бы Богомолов дал вам сыграть Ирину…

На самом деле после «Мужей и жён» я в очередной раз сказала, что всё, это последний спектакль, который мы делаем вместе. Потому что за неделю до премьеры мы страшно поссорились. Что-то у меня не получалось, не знаю, мне казалось, что меня зажимают, как всегда, Костя ругался, не давал мне ничего пробовать, мне это не нравилось. И в общем, только ролью Тузенбаха ему удалось заманить меня в новый спектакль... (Смеется.)

Дарья Мороз

И снова сложная задача, Даша.

Да, это задача. Все-таки в «Лире» была очень утрированная, та самая самурайская история, почти что из театра Но или из театра Кабуки. Что касается «Трёх сестёр» — я пока еще не понимаю, что это будет, но это явно какой-то другой уровень мужской ипостаси, в которую я разок уже окуналась. Зато мне очень интересно. То есть если взять ка-

кую-нибудь Ольгу, Ирину, Машу — они для меня более понятны, чем Тузенбах...

А что-то новое в кино планируется? Вы, наверное, его не так любите, как театр?

В данный момент не планирую ничего нового в кино, потому что мне крайне редко предлагают что-то такое, что бы меня увлекло. Я же довольно специфическая артистка все-таки, давным-давно не работаю в жанре «рви рубаху на себе» — не изображаю из себя героическую страдалицу, потому что уже наигралась в это. А у нас среди киношников мало кто это понимает, честно говоря. Случается, что попадается интересный материал типа «Преступления», который недавно показывали на «России 1». Тогда я готова прям тратиться, я готова на всё что угодно: летать четыре месяца в Калининград, каждый день туда-сюда, потому что пятнадцать спектаклей в месяц никто не отменял, умирать от усталости, но делать эту роль.

Вам после «Ледникового периода» не захотелось новых телевизионных проектов?

Нет, но на «Ледниковом» мне понравилось. До этого я участвовала в проекте «Две звезды», но на льду было и круче, и лучше. Тут мне очень понравилась команда. Я всё время говорю, что мне так нравятся спортсмены, потому что в спорте нет случайных людей. Они слишком хорошо знают, что такое труд, что значит работать и добиваться. Это всё люди с характером, и поэтому они безумно интересны. И нет того, чего много, например, в нашем актерском мире, когда ты случайно оказался на волне и теперь считаешь себя крутым. Тут ты либо крутой, либо ты не крутой — всё. Для меня это такая конкретика, которая работает. Поэтому мне среди этих людей было классно. Такого всегда не хватает.

Анна Константиновна серьезно занимается теннисом именно потому, что вы такого высокого мнения о спорте? Вы не хотите, чтобы она продолжила династию?

Нет, я бы не хотела, чтобы она занималась нашей профессией.

Почему так говорят все актеры и актрисы?

Потому что слишком хорошо понимают, что это за профессия и какой ценой она дается, какой это адский, неблагодарный и, самое главное, совершенно глупый труд — просто нелепый, идиотический труд, портящий здоровье и нервную систему. А теннис в нашей жизни возник благодаря Косте, потому что он профессионально занимался им до одиннадцати лет, а потом бросил. Сейчас он продолжает играть, но для себя. Ему, видимо, хотелось, чтобы дочь как-то реализовала его собственную мечту... И у нее стало получаться, она большой молодец, мы надеемся, что у нее всё будет хорошо в этом смысле.

Все-таки спорт развивает и очень дисциплинирует. Аня у нас немножко витает в облаках, а теннис ее собирает. У нее недавно был зачет в группе, и она всё сделала самая первая, очень быстро, с первой попытки, а когда, по ее рассказам, у нее что-то не получалось, она рыдала, но продолжала добивать. Вот он, спортивный дух, наконец-то начал проявляться.

Потому что она совершенно не понимает, что такое соревновательность. Кто-то из детей прям соревнуется, а она — нет, она говорит: «Ну зачем я буду выигрывать у этого мальчика, он же мне нравится!» И в общем она права, по-женски. (Смеется.) Мне кажется, в любом случае спорт ей не повредит. Он прекрасно влияет на фигуру, на координацию и на логику, потому что это математическая игра. Плюс все большие теннисисты вообще-то немного артисты. Математики и артисты. Аня очень артистична, поэтому, в принципе, ей этот спорт идеально подходит. Если она еще и успеха в нем добьется, я буду просто счастлива. Она всё время говорит: «Когда я выиграю Уимблдон, то сначала куплю себе квартиру, а потом маме много драгоценностей». Мне очень нравится такой подход, честно говоря. (Смеется.)

Дарья Мороз

А мама любит драгоценности?

Мама — да, любит драгоценности: колечки, бусики, сережки. Аня это знает и тоже это всё очень любит: «Мама, у тебя новое колечко? Ты мне потом его отдашь?»

То есть дочь уже знает, на что надавить?

На самом деле, да. Но и я знаю, где у нее кнопки, но она, мне кажется, хитрее, чем я, сто процентов. (Смеется.)

И с папой, наверное, тоже давно разобралась?

Папа для нее вообще открытая дверь! Там даже кнопок не надо и ключиков, он просто тает, и всё. Правда, когда она его доводит, то папа ругается так, как даже мама не ругается, и Аня знает, что это страшно. Поэтому она старается папу не огорчать. С мамой же она ругается регулярно.

Вы не хотите второго ребенка? И нужен ли он?

Один нужен — сто процентов. Второй — да, наверное, хотя... Не знаю, сейчас или позже. Но теоретически, конечно, хотела бы. Хотела бы ощутить прелесть материнства, потому что первый ребенок — это всегда адский стресс, а со вторым, мне кажется, ты тратишься больше на удовольствие от общения с ребенком, на каждый момент его жизни.

Даша, а кто кого воспитывает — вы Аню или она вас?

Когда она была совсем маленькой, я думала, что сейчас пеленки, а дальше Аня повзрослеет и вот здесь-то я начну ее воспитывать и учить. Но когда она подросла, я поняла, что не хочу никого воспитывать, не хочу никого учить, что это адский ад, когда начинает формироваться характер и ты не можешь с ним совладать, он уже такой и не изменится. Ты можешь только его скорректировать и стараешься не убить ребенка в определенные моменты жизни. (Смеется.) Так что скорее воспитываешь себя — учишься смирению и терпению.

И узнаешь много дурного в себе. Хорошего тоже, но меньше, потому что хорошее мы все про себя знаем. А вот дурного узнаешь много — бывает, чувствуешь себя сволочью. Но мне кажется, что это нормально, все матери иногда себя так чувствуют. А еще с Аней я научилась такой вещи, как выстраивание отношений.

Дипломатии.

Да, я научилась договариваться. Когда пыталась научить ее договариваться, то и сама научилась немножко.

Вам этого не хватает в общении с другими людьми?

Я очень категорична, крайне. И это со временем не проходит. А как бы должно проходить... Наверное, это такая моя защитная реакция: когда надо много всего успеть, то у меня либо да, либо нет, и давайте быстрее. Хотя я стараюсь от этого избавляться. И вот благодаря Ане в какие-то моменты понимаю, что, блин, и пусть, и ради бога. Я стала на что-то закрывать глаза. Это полезный навык. (Улыбается.)

Текст: Евгения Белецкая. Фото: Марат Мухонкин. Стиль: Светлана Узун. Макияж и прически: Анна Шафран