Звезда фильма «Аритмия» Александр Яценко: плохой хороший человек

Наконец-то на экраны выходит фильм «Аритмия». Об этой картине все говорят с восторгом с того самого момента, как она победила на «Кинотавре» нынешним летом. Главный триумфатор — актер Александр Яценко, блистательно сыгравший влюбленного в свое дело врача скорой помощи, который переживает кризис семейных отношений. А еще это мощный творческий союз актера Яценко и режиссера Бориса Хлебникова. Главный редактор журнала ОК! Вадим Верник пообщался с актером.

Саша, за последние несколько месяцев ты собрал какое-то невероятное количество наград за фильм «Аритмия». Получается, чтобы фильм стал успешным, надо просто пригласить сниматься в нем Яценко.

Ну, не факт. (Улыбается.) Это просто некая совокупность факторов. Я не знаю, как к этому относиться, понимаешь? Дико приятно, ну и всё. Я даже про наш фильм не могу особо говорить, потому что получается, что этими наградами ты как бы хвалишься. Хотя мне эта картина очень дорога.

«Аритмия» выходит в прокат 12 октября, и сам ты уже давно живешь какой-то другой жизнью. В этом смысле театр — искусство настоящего, где всё происходит здесь и сейчас.

Да, театр — это такая тренировка, это как спортзал для актера.

У тебя сейчас есть эта «тренировка»?

Сейчас нет. Меня недавно позвал Молочников Саня и так резко, со своей этой энергией, как он умеет, взялся за меня. Говорит, давай я тебе пьесу пришлю, почитай, но лучше бы ты пришел в МХТ, мы бы сразу порепетировали. Было радостно, а потом... Понимаешь, в театр надо месяца на три уйти с головой, а у меня сейчас такой график, что это очень сложно.

Неужели у тебя не было соблазна выйти

на сцену МХТ?

Я уже там был, выходил в «Дяде Ване», в маленькой роли работника Ефима. Честно, как-то у меня нет такого соблазна. Да и кроме того, у меня уже была договоренность на осень по съемкам проекта «Год культуры», потом еще один проект снимаем — «Ненастье» Серёжи Урсуляка. Не получилось бы по-настоящему работать ни там ни там. Я сходил к Молочникову на три репетиции. Правда, шел, уже зная, что ничего не выйдет. Саша хотел, чтобы я сделал выбор в его пользу, но я не смог, потому что уже обещал другим людям. Мы два года назад сняли пилот картины «Год культуры», у меня там очень интересный персонаж, народный, узнаваемый, я такой еще не играл. В общем, Молочникову пришлось, к сожалению, отказать.

Александр Яценко

Твоя жизнь — сплошные метаморфозы, нестыковки, экстрим. Но ты как-то умеешь всё разруливать и выходить, как говорится, сухим из воды.

Именно «разруливать», согласен с тобой. Долгое время я не понимал, к чему это всё приведет, вот этот мой дрейф по Москве. Ты идешь от одного места к другому, потому что своего места у тебя нет. Всё самое интересное происходило со мной после института. Еще долгое-долгое время у меня всё какими-то скачками было: вроде бы что-то более-менее уляжется, вроде в нормальную колею войдет... Вот даже сейчас я с тобой разговариваю, а ведь я только что обратно вернулся в эту колею.

То есть?

Это как в стихотворении Горохова: сбылась мечта, и всё так классно, так классно, а потом ужасно.

А сейчас-то что ужасно, Саша?

Сейчас ничего ужасного нет. А вот в мае-июне мне казалось, что жизнь какая-то ужасно сложная, несправедливая. Как у птицы феникс: она сгорает полностью, какие мотивации для дальнейшего существования? Вот у меня не было никаких мотиваций, всё происходило просто так, по инерции: какое-то время тебе хорошо, а потом ужасно плохо, и ты не понимаешь отчего.

Но у тебя же есть такая мощная поддержка, подпитка — я имею в виду семью. Жена, ребенок...

Да всё хорошо, но видишь... Все стараются поддерживать, а я чувствую, будто у меня временами какие-то обострения, когда ты себя не можешь контролировать. Прям вот вообще плохо-плохо. И я из дома в мае уходил... Хочется одному побыть, но это тоже против семьи, понимаешь? Одному побыть в таких условиях очень сложно. И когда это всё доходит до какой-то точки, вы ссоритесь.

И куда ты ушел?

Я снял квартиру. А потом понял, что это не выход вообще, да и долго там находиться я не смог. Мне вот не такое одиночество нужно, мне нужно, чтобы все были рядом, а я при этом был бы в одиночестве.

Ну понятно, публичное одиночество. И на сколько времени тебя хватило в этой съемной квартире?

Да на неделю. Хотелось мне попробовать так пожить, но ничего серьезного в этих условиях я сделать не мог.

И тебя не тянуло к ребенку, к жене?

Конечно, тянуло. Как раз в этот момент понимаешь, насколько пустота губительна.

Возможно, Саша, это еще и кризис среднего возраста.

Наверное, да, так это всё и называется. Не то что вот прям кризис, но депрессия наступает периодически. Честно тебе скажу, у меня было такое состояние и до поступления в ГИТИС: хоть вешайся, ужасное состояние, ты чувствуешь, будто ты полностью сожженный. Я тогда приехал в Москву из Тамбова. Поступление было тоже такое авантюрное. Поезда эти, проводницы...

Поясни.

Ну, я опаздывал на какие-то поезда, запрыгивал в последний вагон и ехал из Москвы обратно в Тамбов сдавать госэкзамен по философии или по чему-нибудь еще (я там учился в университете на режиссерско-театральном отделении). В Тамбов ездил в перерывах между вступительными экзаменами в ГИТИС. Помню, один раз меня в ГИТИСе очень задержали. Последний поезд уходил, так я от ГИТИСа до Павелецкого вокзала добежал за 15 минут. Выбегаю на платформу — поезд стоит. Я нагнулся отдышаться, смотрю — он поехал! Я бегу, бегу, и из последнего вагона проводница кричит: «Деньги есть?» Я ей: «Есть, 120 рублей». И она мне: «Прыгай!» И так было каждый раз. Поступление — оно такое: ты поступаешь и не знаешь, возьмут тебя или нет, но ты делаешь всё для этого. Это было даже не поступление, а какой-то новый виток жизни. Жизнь другая пошла: ты вдруг вышел из зоны комфорта, хотя, по сути, ее и не было никогда, этой зоны комфорта, но ты уже попал в совершенно другую реальность.

Ты родился в Волгограде, как тебя вообще занесло в Тамбов?

В Тамбов я поехал, потому что это единственное место, где был добор на театральный курс. В Волгограде я не попал в театральное училище, там я тоже поступал, но меня быстро «слили» на вступительных экзаменах. Я волновался тогда, пил валерьянку, хотя мне ничего не помогало. Это была вообще моя первая попытка поступить в какой-то театральный вуз.

Ты рос в Волгограде, твой отец таким романтическим делом занимался — ходил в плавание, был капитаном. Тебя самого эта история не прельщала?

Я тебе честно скажу, Вадим, мне хотелось путешествовать, я читал приключенческую литературу, меня другое не привлекало, об актерстве в детстве я не думал, потому что не знал, что есть такая профессия. Ну а потом получилось так, как получилось.

Скажи, любитель приключений, чем был спровоцирован твой кризис накануне поступления в ГИТИС?

Закончилась учеба в Тамбовском университете, и что? Я не стал режиссером, я не стал актером. У меня был диплом педагога: по ходу моей учебы произошла реорганизация на факультете. Но это не мое абсолютно, так же как и режиссура, — я не могу объяснить людям, что надо делать.

Александр Яценко

А поехать поступать в Москву раньше, минуя Тамбов, тебе не хотелось?

Хотелось, конечно, но я тогда просто не мог представить себя в Москве. Москва была мифом каким-то для меня. Этот город — абсолютный Олимп, он такой недосягаемый. В Тамбове мне многие авторитетные люди говорили: «Саня, а ты что, в Москву не собираешься?» А я сомневался всё. Да и история на четвертом курсе неприятная случилась: у моего соседа по общаге произошло несчастье. Он пил, потом уехал, оставив комнату просто в ужаснейшем состоянии, а комната за мной числилась. Комендант общежития подумала, что это всё я сделал, а я не стал оправдываться, и был скандал.

Предполагаю, что из общаги тебя выгнали и ты ушел с гордо поднятой головой. Так?

Примерно. И началось самое интересное: пятый курс, скитания... Я мог позволить себе только очень странные места для проживания. Денег не было, их не было даже в перспективе. Я нашел такую квартиру, где бабушка с внуком жила. Бабушка была уборщицей на продуктовой базе, и она предложила мне там работу. За триста рублей в месяц я работал дворником, сторожем, грузчиком в одном лице, сутки через двое. В институт практически не ходил. Я уже слабо понимал, что дальше, и это меня напрягало. Сто двадцать рублей из этих трехсот платил за жилье, жил в одной комнате с ее внуком...

Опять всё беспросветно. Я знаю, что твоя жизнь кардинально поменялась после приезда в Тамбов студентов выпускного курса Марка Захарова из ГИТИСа.

Да. В середине зимы приехали захаровцы, мы с ними встретились. Миша Покрасс, Арина Маракулина, Влад Гальков... Они вдохновили меня, сказали мне какие-то удивительные слова, которые я раньше ни от кого не слышал.

Ребята увидели тебя в дипломных спектаклях?

Нет, они увидели меня, когда мы им какой-то капустник показывали. И вот они подошли и спросили, не хочу ли я к ним попробоваться: Марк Захаров набирал новую мастерскую. А я об этом даже мечтать не мог! И вот тогда я решился поехать в Москву. Мне вдруг так захотелось вписаться в Москву, именно вписаться. Вообще это мой принцип даже на съемочной площадке: я не готовлюсь, я не могу готовиться к чему-то. Всё, что ты придумаешь в голове, — это хорошо, это твоя внутренняя работа, но на площадке всё непредсказуемо и ты просто вписываешься, как в драку, как в тушение пожара, с головой кидаешься — только так можно работать. Надо всё делать отчаянно, это, на самом деле, и сил придает. Вот недавно мы снимали на кладбище, я почти всю смену лежал в гробу.

Я, кстати, снимался у Саши Молочникова в фильме «Мифы», который выйдет в ноябре. Так вот Саша спрашивал меня, соглашусь ли я в одной сцене лечь в гроб. Я отказался. Из-за суеверия.

А я не суеверный, не верю ни в какие актерские приметы. Единственное спасение — это делать свою работу отчаянно и самоотверженно, так что если уж залез — лежи. А там, в гробу, я лежал еще с одной артисткой прекрасной, Аллой, она играла учительницу, которая в первой серии погибает. И вот у нас первая серия начинается с трагического события. У нас там еще был кактус и бутылка коньяка. Это фарс.

Понятно, ты в профессии готов на всё...

Еще один факт из твоей биографии.
Ты же ГИТИС не окончил. Тебя за драку отчислили, кажется, да?

Ну да. Там была ситуация такая, я ее не хочу комментировать. Возможно, я сам был не прав, но мне реакция одного человека показалась не очень мужской.

Это был однокурсник?

Нет. Это был преподаватель, он у Юли Пересильд на курсе преподавал.

То есть ты на преподавателя

руку поднял?

Да он сам первый на меня поднял. Он кинулся сам, начал на меня кричать, схватил за грудки... Слушай, давай на этом остановимся.

Александр Яценко

Хорошо, ну а Марк Анатольевич Захаров не заступился за тебя? Он же тебя ценил очень, с уважением к тебе относился.

Захаров для меня многое значит, он молодец, и в той ситуации я тоже считаю, что всё получилось правильно. Если бы было по-другому, то и жизнь моя сложилась бы иначе. Захаров меня добил в той ситуации, честно говоря, — выгнал из института. Да и правильно сделал.

Это ведь случилось за три месяца до окончания института.

Да, у меня произошло тогда обнуление, надо было заново всё начинать.

У тебя вся жизнь такая ломаная, сплошные зигзаги.

Не знаю, что сказать тебе, чтобы не переводить всё это в какую-то поэтическую форму. Мне говорят, мол, Саня, ну ты чего, у тебя же главные роли, всё хорошо. А я не знаю, как внутри себя найти вот этот баланс, чтобы было кайфово, чтобы не напрягало то, что ты делаешь. Чтобы ты мог, когда отдых, отдыхать, а когда работа — работать.

Твоя жена, наверное, сильная женщина: не каждая сможет терпеть тебя с твоими бесконечными душевными метаниями. Например, приняла тебя обратно после твоих летних «гастролей».

Да, у меня мудрая жена. Хотя я не знаю, приняла ли она меня обратно, посмотрим.

Саша, это правда, что ты роды у жены сам принимал?

Слушай, такой треш был вообще! Я обещал Марусе присутствовать при родах и ничего больше не обещал. Она меня уговорила на естественные роды, чтобы дома рожать, с акушерками, в бассейне, чтобы не в роддоме ни в коем случае. Я сначала испугался, но потом понял, что многие наши друзья так рожали, — я просто не интересовался этой темой. Так вот, 10 июня она должна была родить. И мне уже кошмары снились, что я на съемки уезжаю, что я в самолете. А Маруся мне: ну ты же успеешь, успеешь. Видимо, она сама себя накрутила. Я прилетаю 24 мая со съемок, на две недели раньше, и по дороге домой получаю эсэмэску: «У меня отошли воды». Этот день я очень хорошо запомнил, он был бесконечный. Я прилетел из Мурманска после ночной смены, поспать не удалось — там же, в Мурманске, полярные ночи. То есть я в совершенно адском состоянии. А дел масса: пришлось срочно ехать за морской солью, за бассейном, потому что у нас душ, не ванна. Плюс акушерки застряли в пробке... Пятница, пробки огромные. И уже было понятно, что дальше тянуть нельзя. Тут меня вдруг переключило, мне показалось, что всё будет отлично, появилось даже чувство юмора. Время шесть утра. В общем, я сам принял роды. Когда акушерки доехали, сын уже лежал у Маруси на груди. У меня всё получилось, и я был весел. А вот на следующий день меня колбасило — какой-то постродовой синдром.

Невероятная история. А чем жена занимается?

Когда мы познакомились, Маруся работала гримером. Служебный роман типа. Я посмотрел, сколько одновременно у нее проектов, как это вообще происходит. Она приезжала на три часа поспать, а потом опять на смену. Ну как это вообще? И я понял, что не хочу, чтобы мой близкий человек так работал. И в тот момент мы приняли решение, что я зарабатываю, а она занимается семьей и домом.

Сколько лет вы вместе?

С 2010 года.

Уже солидный срок.

Срок, а может, и нет. Сейчас мы трехкомнатную квартиру купили, но там надо делать ремонт, и вот у меня сейчас такое состояние — опя-я-ять проблемы! Я хочу перекинуть всё на Марусю, как я всегда это делаю. Она художник, она видит пространство, как я его не вижу.

Главное, что жена видит и чувствует тебя.

Вот это точно. А еще хотим квартиру когда-нибудь в центре купить, чтобы в старости с Марусей в ней жить, а эту детям отдать.

Александр Яценко

Ты в сорок лет уже о старости думаешь?

Бывает, да. Когда рождается ребенок, наваливается куча страхов. Мне раньше вообще было наплевать, что в мире происходит. А сейчас задумываюсь о будущем. Мирославу сейчас два года и пять месяцев, такой интересный возраст. Он очень контактный сейчас, всё пальцами трогает. Марусин брат, крестный Мирослава, зафигачил ему на даче такую горку, типа скалодрома! Ему ужасно нравится, лазает там. Но возвращаясь к мыслям о старости... Знаешь, какой есть еще признак? Ты вдруг становишься сентиментальным. Хотя мне кажется, что я с детства сентиментальный.

Знаю, что вы с женой любили ездить в Гоа.

С появлением ребенка эта ваша традиция остается в силе?

Да, мы уже шесть лет туда ездим каждую зиму. В этом году, наверное, вряд ли поедем, но я не зарекаюсь. Пока хотим в Таиланд наконец-то попасть, просто хочется поменять направление. Индия — это такое место, как дача подмосковная. Туда ты всегда можешь поехать. Но мы там всё уже знаем, уже скучно. В первый год мы провели там три месяца. Я приезжал, уезжал. А Маруся была там постоянно, и даже будучи беременной. Последние два года — уже с Мирославом. В этом году он вообще научился там плавать, нырять.

Я про тебя снимал передачу «Кто там...» лет двенадцать назад. Ты тогда был очень смурной, закрытый, исподлобья смотрел острым своим взглядом.

Да? Маска, наверное, такая волгоградская на мне была.

А сейчас маски нет?

Есть, но другая. Сейчас я уже прищуриваюсь, делаю вид, что думаю о чем-то важном. (Улыбается.)