Сергей Гармаш: герой своего времени

Советский и российский актёр театра и кино Сергей Гармаш снялся для журнала ОК! вместе со своим сыном Иваном.

Ярослав Клоос

Недавно на экраны вышла остросюжетная комедия «Напарник». Главную роль в ней поделили между собой Сергей Гармаш и CG-младенец Хром в его же исполнении. Это первый случай в истории кинематографа, когда ключевой персонаж от и до создан с помощью компьютерной графики. Опережая события, мы отправились к Сергею Леонидовичу на дачу, чтобы поговорить с ним о новых технологиях, вечных ценностях и воспитании детей

Вам приходится много работать с молодыми актерами. Как вам новое поколение в профессиональном цехе?

Я совсем не стою на той позиции, что вот молодые сегодня мало читают, мало смотрят, мало ходят в Русский музей и в Третьяковку. Тут всё очень индивидуально. И я ценю работу с молодым поколением за ту информацию, энергетику и, если хотите, донорскую кровь, которую я у них так или иначе возьму. А если посмотреть на это глубже, то им гораздо труднее, чем было мне в их возрасте.

Слишком широкий выбор?

У меня мобильный телефон, интернет и все эти гаджеты не отнимали столько времени, сколько они отнимают у них. И отменить это нельзя. Это свершившийся факт, прямое и логичное следствие прогресса.

Хотя, может быть, наступит момент, когда люди, отвечающие за образование, задумаются над тем, чтобы в первом классе посвятить не один, а целых три триместра курсу о том, в чем различие между интернетом и книгой. Чтобы ребенок это понял, едва научившись читать.

Вам удалось объяснить это своим детям?

Когда моя дочь Дарья заканчивала девятый класс, она плакала: «Папа, у всего класса есть компьютеры, а у меня нет!» А я сказал: «И не будет до окончания школы». Знаете, трагедии не случилось.

Когда росла Дарья, компьютеры еще относились к сфере развлечений. Ваш сын Иван, если не ошибаюсь, принадлежит уже к digital-поколению. Сколько ему лет?

Десять.

Он тоже растет без компьютера?

У Ивана компьютер есть, но до вечера пятницы он его включает, только чтобы сделать какое-то школьное задание. Это волевое решение, которое было принято на семейном совете. Иван от этого не страдает: как оказалось, помимо компьютера, есть огромное количество игр и развлечений.

Какие еще волевые решения принимались относительно детей?

Как-то, когда я был в Пскове, Иван мне позвонил с просьбой положить ему деньги на телефон. Он частенько меня об этом просит. И я ему сказал: «Вот я сейчас уже второй месяц на съемках. Ты помнишь, у нас с тобой был уговор, что ты хотя бы изредка будешь писать мне или звонить просто так, узнать, как мои дела. Когда ты в последний раз это делал? Давно. Так вот, я не хочу класть тебе деньги на телефон. И мама этого делать не будет. И Даша. Согласен, что это справедливо?» Через какое-то время я все-таки положил ему деньги на телефон, и он стал мне регулярно звонить.

Применяете шантаж?

И не стесняюсь этого. Я от Ивана и от Даши многих вещей добивался путем подкупа и гуманитарного шантажа.

У меня есть старый мобильный телефон, на котором сохранилась эсэмэска от Даши, присланная, когда она была на каникулах у бабушки и дедушки после шестого или седьмого класса. «Успокойся, папа. Я читаю «Идиот» уже не за велосипед». Это сообщение мне очень дорого.

Ивана, наверное, велосипедом не удивишь?

Мы с Ваней ездили в Эмираты, отдыхать. У него был список литературы для внеклассного летнего чтения. И я его сразу предупредил: «Ты понимаешь, сколько мы можем с тобой придумать там развлечений, начиная с аквапарка, который ты так любишь, и заканчивая сафари? Но если я посмотрю в список и увижу, что у тебя много непрочитанного, ты будешь сидеть на пляже и под моим контролем читать. Поэтому я советую тебе до поездки заняться этим по максимуму». И он на другой день доложил, что «Чёрную курицу», на которую отводилось три дня, он за день прочитал.

Это вы устанавливаете нормативы?

В чтении — он сам. С моей стороны есть только один норматив. Начиная с шести лет Иван смотрит один советский фильм в неделю. Иногда со мной или с мамой. Иногда с сестрой, которой тоже не вредно. После просмотра он должен записать в свой компьютерный дневник ощущения от просмотренного. Буквально одно предложение. В последний раз здесь, на даче, он смотрел «Восхождение» Шепитько и «Отец солдата» Резо Чхеидзе. Даже плакал в конце.

Вы ограничиваете Ванин доступ к современному зрелищному кино?

Иван ходит на кинопремьеры. Но в советском кино столько неподдельных чувств, столько добра, правды, любви. Видеть это совсем не вредно. Или вот еще пример: я ставлю Ивану «Освобождение» Озерова и говорю: сынок, ты будешь смотреть фильм, в котором нет ни одного кадра компьютерной графики, ни одного спецэффекта, сделанного на компьютере. Всё, что ты увидишь, настоящее». Он смотрит «Освобождение» и выходит из комнаты со словами: «Папа, этого не может быть!» Так он потрясен.

Кстати, о спецэффектах. Все только и говорят об уникальной технологии «захвата движений», которая использовалась в комедии «Напарник». Как вы стали первопроходцем?

Представьте, едем мы в поезде с Сергеем Михайловичем Сельяновым, разговариваем, и он мне: «Есть тут у меня одна задумка. Пришлем тебе сценарий». Присылают. Я читаю и понимаю, что по ходу действия мой герой превращается в компьютерного ребенка. В первые секунды мне показалось, что прямо бред какой-то. Потом я встречаюсь с режиссером Александром Андрющенко. И тут я хотел бы сделать отступление к теме молодого поколения. В фильме «Выкрутасы», который снимался в 2011 году, в титрах напротив фамилии Андрющенко стоит «плейбэк». А сейчас у него за плечами «Призрак» и «Притяжение». Притом что ВГИК он не заканчивал. Курсы не заканчивал.

Ну до такой степени человек влюблен в кино, что меньше чем за десять лет сделал такой скачок в карьере. И вот во время нашей встречи Андрющенко мне всё и рассказал о технологии, о том, что нечто похожее пробовали в Голливуде, а у нас никто еще такого не делал вообще.

И как это было в реальности?

Я в своей профессии не люблю два момента — переодеваться и гримироваться. У меня не хватает для этого усидчивости. Если гримироваться, то как можно быстрее. Если переодеваться, то как можно быстрее и как можно меньше. А тут нужно было сидеть и ждать, пока тебе нанесут на лицо 70 маркеров размером со спичечную головку и даже меньше, — вытерпеть невозможно! Дальше на тебя надевают шлем, а на этом шлеме камера. В камеру я произношу тексты, чтобы потом из этих текстов, уже на компьютере, дублями, этот ребенок делался. Мы между собой по этому поводу шутили, что вот дожили до такого момента, когда лет, допустим, через пять позвонят из продюсерского агентства и скажут: «Давай-ка, Гармаш, сделай общую МРТ всего организма». За него заплатят. От кончиков ногтей до кончиков волос меня смоделируют. А дальше будут просто звонить: «Так, участия твоего не нужно. Сценарий прочитал? Согласен? Мы сами по МРТ всё сделаем. Будешь викингом, и вот столько-то тебе за это денег».

Разве плохо?

Может быть, в моем уже преклонном возрасте это будет и неплохо. (Улыбается.) Но это такая шутка, которая недалека от правды. Технологии развиваются. Прогресс уже не остановить, да и не нужно. Тем не менее сказано же: «Кто умножает познания, умножает скорбь». И я часто об этом, может быть даже с улыбкой, задумываюсь. У меня есть на этот счет своя смешная «теория одного нажатия». Вот смотрите, отбросим время на двадцать лет назад — крохи в масштабах развития цивилизации.

Двадцать лет назад у меня была машина «Жигули» и не было мобильного телефона. Для того чтобы нам с вами встретиться, мне нужно было остановиться где-то у телефона-автомата, иметь при себе записную книжку, в которой был бы ваш номер телефона, и еще чтобы была двушка и чтобы у автомата не была трубка оборвана. Теперь же достаточно одного нажатия кнопки на телефоне.

Или вот микроволновка. Что нужно было сделать раньше? Нужно было включить плиту, налить воды в кастрюлю и бросить в нее сосиски. Теперь это делается нажатием одной кнопки. Одним нажатием управляется телевизор, стиральная машина, загружаются книги в компьютер.

Тем самым мы экономим массу времени.

Лично у меня нет ощущения, что времени становится больше, и в этом есть какая-то загадка. Если завтра ученые скажут, что мы проживаем не двадцать четыре часа, а, допустим, двадцать три, я не буду удивлен. Думаю, что ближайшее потрясение, которое испытает человечество, будет связано со временем.

Может быть, это субъективное? Ведь есть же разница в ощущении времени в Москве и других городах? Например, в Пскове или в Минске, где вы снимались.

Разница, конечно, есть. У артиста не всегда весь съемочный день полностью занят. Иногда может быть две сцены, и твоя смена к середине дня уже закончилась. Если это происходит в Москве, где у меня семья, работа, мой быт, то этот быт, семья и работа меня найдут и займут всё время до последней минуты. А вот если я в городе Пскове, то я, извините, пойду в Псковский кремль или поеду в Печоры-Псковские. Или просто задеру ноги и буду читать или кино смотреть. Там ты абстрагируешься от повседневной жизни.

Что еще, кроме концентрации на съемочном процессе, дают съемки на выезде?

Дают пищу для размышлений. Это совершенно разные вещи — как живет Москва и как живет Магадан. Недавно смотрел ролик на YouTube, в котором Познер рассказывал одну любопытную вещь: что будет, если весь мир сократить до ста человек. Сколько будет образованных, сколько необразованных, сколько богатых, сколько бедных. И вы знаете, эти цифры ужасны. Восемьдесят из ста жили бы в бедности. Семьдесят человек не умели бы читать... Есть еще замечательный документальный фильм «Дом», снятый одним французом с воздушного шара. В нем тоже приводятся достаточно точные данные.

Например, вы знаете, что девяносто процентов сельскохозяйственных угодий планеты до сих пор обрабатывается вручную? Притом что мы запускаем МКС, конструируем автомобили, которые в самом ближайшем будущем перестанут попадать в аварии, так как будут снабжены автопилотом. И такая бездна рядом.

Для человека из гуманитарной сферы вы как-то уж очень пристально следите за наукой.

Я не то чтобы слежу. Если бы меня завтра посадили в камеру и сказали «Вот тебе десять дней — или ты вспомнишь первый закон Ньютона, или смертная казнь», я бы сразу сказал: «Смертная казнь». Я в школе всего-то восемь лет учился, а потом уже в театральном училище на Украине. А это не считается, потому что всё было до такой степени лайт: математика, физика, химия... У меня в голове нет ни одной формулы, но я с огромным удовольствием смотрю документальные фильмы из области ядерной физики. Интересно, что огромное количество людей из ядерной физики пришло в церковь. Когда решили освятить наш театр «Современник», пригласили из Петербурга священника. Он приехал, мы стали задавать ему вопросы, и выяснилось, что он физик-ядерщик очень высокого полета. Мы спрашиваем: «А как вы стали священником?» «Понимаете, — говорит, — я просто в одно мгновение увидел, что в основе всего лежит крест». И что дальше? А дальше он ушел на другую работу, стал директором гидроэлектростанции. Представляете, каким он был физиком-ядерщиком, если смог руководить гидроэлектростанцией.

Вас не смущает, что в то время, когда кино становится всё технологичнее, режиссеров и актеров продолжают учить по старинке?

Я скажу так. Были у нас в свое время Ушинский и Сухомлинский. Они написали школьные учебники, по которым учился мой папа. И вот мой папа, которому сейчас 84 года и у него большие проблемы с памятью, свободно в уме умножает трехзначные числа. Это говорит не об избранности, а о том, что это навык, который после реформы 60-х годов прошлого века был утерян. Но нам ничего не стоит его восстановить. Не нужно ничего покупать за границей, не нужно платить за лицензию, не нужно даже платить за авторские права. Нужно просто взять своего Ушинского и вернуть в программу.

Это я к тому, что всё новое — это хорошо забытое старое. Посмотрите, сейчас постепенно возвращаются в моду очень зауженные мужские брюки. Может, мы скоро дойдем до того, что будем, как гусары, носить лосины и сапоги.

Хорошо бы для этого быть гусаром.

Без всяких «как».

Вы про облик или про характер?

По-моему, в этом случае характер определяет облик. Иначе это просто мужчина в лосинах.

В этом смысле нам, мужчинам, можно только расплакаться от того, что нам не выпало жить в то время, когда из-за одного косого взгляда на твою женщину можно было поставить на кон свою жизнь.

Хотелось бы жить во времена героев?

Трудный вопрос. Наверное, мы это прожили и уже не вернем. Во время восстания декабристов у брата царя на польской границе находился декабрист Михаил Лунин. Ему даже усилий никаких не нужно было прикладывать, чтобы сбежать. Сделал шаг — и ты за границей, свободный 25-летний молодой человек, дворянин с деньгами, которые тогда легко переводились куда угодно. Вместо этого Лунин просится у великого князя на трехдневную медвежью охоту, и тот его отпускает. Жандармы в ужасе: «Что вы творите, Ваша Светлость! Он государственный преступник!» И Ваша Светлость отвечает: «Вы знаете, я с Луниным рядом спать не лягу — зарежет. Но если он дает слово, значит, сдержит». Через три дня Лунин подставляет руки под кандалы и едет на двадцать пять лет в Сибирь, откуда не вернется.

Возможно ли представить сегодня такой поступок, когда человек сидит в Монако, ему говорят «ты государственный преступник», и этот человек берет билет в Москву и приходит в суд?

Может, он просто не надеется на суд чести?

Может быть. Наше время плохо приспособлено для героев, об этом еще Высоцкий писал. Наверное, герой сегодня выглядел бы смешно. Да его никто бы и не понял.

Кажется, вам всё же немного жаль…

Я даже рад, что есть в жизни моменты, которые пытаешься внутренне разрешить, но они остаются для меня какими-то неразрешенными загадками. Скажем, Магеллан или Колумб — они рисковали жизнью ради открытия, которое потом будет работать на географию, на развитие мореплавания. Я могу это понять. А совсем недавно я смотрел на Первом канале фильм об Эвересте, о том, какие деньги люди тратят, чтобы добраться туда. Но дело даже не в деньгах. Дело в том, что сегодня всё просчитано, включая риски. Д

а, ты можешь туда подняться и погибнуть по пути наверх, но при спуске вниз риск погибнуть увеличивается в два раза. Это известно! И я вижу мать двоих детей, которая туда идет. Я могу это назвать только одним словом — глупость.

А как же адреналин, острые ощущения, почувствовать себя «живым»?

Если бы Господу Богу можно было написать жалобу, я бы написал — очень уважительно, конечно, — что, наверное, он немножко ошибся со сроком жизни. Потому что, если посмотреть на этот шар, на ту красоту, которую мы видим благодаря телевидению, то слишком мало отведено нам лет для путешествий. Хочется же увидеть своими глазами Антарктиду, Новую Зеландию, Латинскую Америку, Арктику. Хотя Арктику и Антарктиду — издалека. Поскольку самое большое несчастье в моей жизни — зима. Хочется сесть на корабль и пройти по пути капитана Гранта. Надо было нам отмерить на это хотя бы лет двести.

Текст: Юлия Сонина. Фото: Ярослав Клоос

Стиль: Кирилл Вычкин. Груминг: Елена Штицкая