Дмитрий Глуховский

А вы сами читаете?
Конечно. Во-первых, когда пишу. (Cмеется.) Во-вторых, без чтения писателю невозможно развиваться. Я всегда много читал, годам к десяти, наверное, прочел всю «Библиотеку приключений». А там, между прочим, и Чингиз Айтматов есть, и Карел Чапек, и «Овод» Войнич. 

В романе «Метро 2033» на полке у одного из героев сохранились книги — Борхес, Маркес, Кафка, Виан...
Всё это я читал в школе и на первом курсе. Как и антиутопии Оруэлла, и роман Замятина «Мы», который в 1991 году включили в школьную программу. Это как раз было время ельцинской демократии. Сейчас, может быть, опять всё исключат. (Смеется.) 

Вы в школе хорошо учились?
Средне. Нормально. Я не был отличником, медалистом. За моей учебой никто не следил, я был предоставлен самому себе. Родители во мне не сомневались. Отчаянно плохо было только с дисциплиной. На уроках я спорил с учителями, болтал — мне было скучно. По гуманитарным предметам у меня были пятерки, а точные науки давались плохо. По астрономии трояк в аттестате. Это меня засудили, конечно, потому что звезды-то как раз меня всегда интересовали.

То есть вы фантазируете давно?
Я начал сочинять свои рассказы в три года на пишущей машинке отца. Он журналист, работал редактором на радио, а на досуге, по ночам, переводил сербскую поэзию на русский язык. Днем я завладевал его машинкой и печатал на ней, не попадая по нужным клавишам... (Улыбается.) Я начал печатать раньше, чем писать. И сейчас, кстати, вернулся к той стадии: я уже не очень помню, как писать рукой, зато ловко печатаю вслепую.

В школе, наверное, вы лучше всех писали сочинения?
Мы с товарищем внедрили в классе моду на сочинение фантастических романов. Такая была мания, массовая истерия, что сочиняли абсолютно все, даже двоечники. Писали в тетрадках, сначала в тонких, по двенадцать листов, потом в толстых, по сорок восемь, рисовали иллюстрации. Тетрадки передавали друг другу. Учителя всё знали, но серьезно к этому не относились. Родители тоже знали и воспринимали это как развлечение. 

Как родители сегодня относятся к тому, что вы известный писатель?
Родители надеялись, что я стану нобелевским лауреатом по биологии или медицине, а я их разочаровал. (Улыбается.) Они почему-то решили, что я стану ученым. Пришлось им смириться с тем, что я просто популярный автор. 

Ваш папа — журналист, а мама?
Они оба журналисты. 

Пошли по их стопам? Вы ведь по образованию журналист.
Мои родители скорее редакторы, кабинетные журналисты. А вот мой дед в свое время работал репортером в журнале «Крокодил» и объездил весь Советский Союз. Ну и страны соцлагеря. Я часами слушал его рассказы о командировках — в Узбекистан, на Курилы, Сахалин, Камчатку... Журналу «Крокодил» позволялось то, что не разрешалось больше никому, — журналистские расследования. У «Крокодила» был тираж 10 млн экземпляров, он издавался три раза в месяц и сметался с полок моментально. А на деньги от его продаж издавали газету «Правда», которую всем навязывали. Рассказы деда о командировках и привили мне космополитизм, желание путешествовать. У него всегда были какие-то друзья — кубинцы, немцы, поляки, была коллекция монет, собранных в поездках, множество артефактов, которые он привозил из командировок. И я думал: вырасту — буду журналистом, объезжу весь мир и буду говорить на пяти иностранных языках. Сказано — сделано. (Улыбается). Я учился на факультетах журналистики и международных отношений. Уехал от родителей, когда мне было шестнадцать лет. С тех пор уже больше чем полжизни живу самостоятельно. Провел год в Германии, три года во Франции. Это очень бодрит, трезвит, помогает мотивировать себя, и никакие трудности не пугают.

Как репортер вы работали на известных иностранных новостных каналах. То, о чем вы мечтали, сбылось?
Более чем. В особенности когда я работал на телеканале Russia Today. Там я получил серьезный опыт. Не воевал, конечно, как Хемингуэй, но пару раз у меня были рискованные командировки. На Euronews, где я начинал как корреспондент, работа была скорее офисная. Канал покупал у информационных агентств картинки и сводки, а мы стряпали из этого новости. 

Сколько вам тогда было лет?
Когда я начал, мне было двадцать два года. Ушел в двадцать пять лет.

К этому времени вы ведь уже написали «Метро 2033»?
«Метро» я придумал еще в школе, начал писать лет в семнадцать и закончил в двадцать четыре. 

После выхода романа почувствовали себя знаменитым?
Нет. Первый раз книга вышла в 2005 году и фурора не произвела. Прошло два года, прежде чем она попала к издателю, который понимал, как надо правильно ее продвигать. И он выкупил права и переиздал книгу. Мой успех конструировался у меня на глазах, я все винтики и шестеренки видел. Возможно, народную любовь сконструировать нельзя, но я был свидетелем того, как готовился успешный перезапуск. Можно верить в волшебство славы, пока не увидишь изнутри, из чего она сделана. Как звезды приезжают ко времени на фотосессии, как над ними работают фотографы, как специалисты по мейк-апу создают им лица, как их пиарщики навязывают интервью глянцевым журналам. Когда ты понимаешь, как работает механизм, цена знаменитостей становится ясна: три копейки. Три копейки, которые продюсеры потом продают народу по рублю. 

Так же вы относитесь и к писателю Дмитрию Глуховскому?
А разве можно вообще относиться к себе серьезно?

У вас есть цикл «Рассказы о Родине» — сатира на наше сегодняшнее общество и политический режим. Были ли у вас какие-нибудь неприятности с властью?
Меня, наоборот, пытались приручить. Звали несколько раз на встречу писателей и деятелей искусства с президентом. Я не пошел. Не о чем там разговаривать. 

В вашем новом романе «Будущее» России уготована мрачная перспектива. Что же нас ждет?
По сюжету примерно в середине XXI века российские ученые делают открытие, как с помощью генной инженерии блокировать старение. Организм самообновляется, и в 25–30 лет человек перестает стареть.

К этому всё и идет.
Уже почти пришло, так что я скорее провозглашаю эти открытия и изменения общества, чем пытаюсь их спрогнозировать. В романе люди вечно молоды. У них нет возрастных заболеваний, которые обычно приводят к смерти, они становятся практически вечными. Возможна лишь смерть от несчастного случая, но и они сведены к минимуму. Мир перенаселен, поэтому вводятся серьезные ограничения на продолжение рода. По сюжету в разных странах применяются различные модели, которые помогают стабилизировать количество населения. Например, в США на прививки от старения выделяется определенное количество квот, они разыгрываются на аукционах. А в Европе право на бесконечную жизнь имеет каждый рождающийся. 

А как у нас?
В России, где это открытие было сделано, происходит обратное. Бессмертие оказывается в руках верхушки, которая его узурпирует. А народу вечную молодость не дают, якобы люди к этому пока не готовы. В итоге элита перестает обновляться, ведь единственная надежда на смену тех, кто у власти, — это их естественное вымирание. В «Будущем» Россией правят те же люди, что пришли во власть в наше время. И хотя прошло 400 лет, они правят всё так же. Сначала они продают всю нефть, весь газ, все металлы, уголь, весь лес. Потом они выкачивают и продают всю воду. Наконец начинают продавать Китаю земли. Когда начинается роман, Россия — это истощенная пустыня, где не осталось ни леса, ни воды, ни ресурсов, всё продано. И по этой пустоши бродят кучки кочевников.

Почему у вас всегда всё так мрачно?
А что сахарные сопли разводить? Задача автора — задавать вопросы, заставить вас думать и переживать. Когда вы читаете мои книжки, считайте, что вы рыболовные крючки глотаете. То есть проглатываете вы блесну — фантастику, приключения, острый сюжет, а вместе с ними внутрь вас попадают идеи-крючки, в душу впиваются. У меня нет задачи кормить читателей вареньем, я хочу, чтобы они крючков наглотались. А глубина требует драмы. Скучно писать про идеальное общество. Его у нас по телевизору показывают: всё-то у нас строится, всё-то колосится. Вот, смотрите и радуйтесь. При текущей ситуации улыбаться могут только идиоты, мне кажется. Но у нас даже идиоты озлобленные. 

То есть нам ничего хорошего не ждать?
Мне кажется, да. Надо доедать суп, пока дают.

Ну вы же гражданин мира, у вас наверняка есть...
...пути отступления? (Смеется.) Мне кажется, что любой человек, который может запастись каким-нибудь путем к отступлению, должен это сделать. Вон, весь наш парламент запасся же. 

Ваши произведения очень киногеничны...
Только кто рискнет такое снимать! (Смеется.)
Почему же? Сейчас как раз не хватает хороших сюжетов, снимаются сплошь сиквелы и приквелы.
В прошлом году права на экранизацию «Метро 2033» купил Голливуд, студия MGM. Они сейчас пишут сценарий, переносят место действия романа в Штаты. Философию они всю сотрут, скорее всего, и получится отличный блокбастер. Я бы Дэвиду Финчеру доверил экранизацию.

А вас не осаждают наши телеканалы с предложениями писать сценарии для сериалов?
Осаждают. У меня, кстати, есть один готовый сценарий сериала-триллера. Но даже у самого популярного автора никогда нет гарантий, что написанное им будет экранизировано. А заказы я не выполняю. Мне интересно разрабатывать собственные идеи. За редким исключением. Например, я сейчас пишу либретто для американской оперы по рассказу Умберто Эко. 

Как интересно!
Премьера состоится в театре Санта-Фе, поставлена она будет и в Пекине, и в Москве. По сюжету три астронавта — русский, китаец и американец — летят на Марс. 

И это опера??
Да. Я пишу либретто для российского космонавта. Для американского астронавта пишет известный поэт-американец, лауреат Пулитцеровской премии. Всё серьезно. Вот на такого уровня заказы я готов. А выполнять прихоти российских продюсеров неинтересно. Скучно и мелко. Я масштаб ищу, я ищу маршрут покорения Галактики! Что мне барахтаться здесь, в продукции наших телеканалов?

Сейчас вы живете в Москве. На какой машине ездите?
А какая разница? Зачем об этом рассказывать?

Интересно узнать, как живет простой российский писатель.
Я не простой российский писатель, это во-первых. Я писатель, который в лотерею выиграл. Во-вторых, я не считаю, что должен этим гордиться. Я же не продюсер и не бизнесмен. Писатель должен стесняться того, что у него всё нормально. Особенно русский писатель. Он должен быть или на каторге, или умирать от чахотки в нищете. Достоевский или Толстой? Конечно, Достоевский. Платонов или Набоков? Я за Платонова. Денег надо стесняться. Я не хочу быть селебрити. Это очень обременительно, и пользы никакой. Стремиться-то надо к тому, чтобы брать контентом, а не пиаром. Но... Последний свой роман я десять лет вынашивал и три года писал. Приходится говорить с журналистами, чтобы люди узнали об этой книге, чтобы работа не прошла зря. (Улыбается.)

А ваша жена работает?
Нет, сидит с маленьким ребенком.

О! У вас маленький ребенок? Мальчик или девочка?
Это секретная информация. Пусть вам звезды шоу-бизнеса о своих детях рассказывают, они любят это дело.

Ну хотя бы скажите, счастливы ли вы?
Да.

По-вашему, собственную личную жизнь построить сложнее, чем придумать для героев?
Как в романе, так и в личной жизни главное — это конфликт и драма. Именно конфликт заставляет нас читать, смотреть, слушать. И в личной жизни мы ищем конфликт. С ним интересно. Совершенно очевидно, что женщины, которые только гладят утюжком и плетут макраме, для своих мужчин скучны. А с женщинами, от которых всё время бьет током, мужчины остаются на всю жизнь. А если не выдерживают вольтажа, то расстаются, но запоминают на всю жизнь. Вообще отношения между мужчинами и женщинами — это изначально конфликт. Покорение, соблазнение, преодоление сопротивления, преодоление противоречий, притирка. Да, конфликты — это стресс. Да, ссоры выматывают нервы. Но именно различия и нестыковки делают отношения живыми и интересными. Человек тебя мучает, а уйти не можешь. С отличниками скучно, а с подонками весело. 

Но вы как-то не похожи на подонка.
А может, я маскируюсь. (Улыбается.) Со мной как на войне. Отношения — это тактика и стратегия, это и есть война. До того как познакомиться с женщинами ближе, я, вообще-то, был феминистом. Считал, что надо с женщинами договариваться, находить точки соприкосновения. Теперь понимаю, что это невозможно. Ну бессмысленно с ними договариваться! Любовь — это фронт.

Но все-таки любовь есть?
Конечно! Без любви невозможно прощать. Я раньше думал, что ничего терпеть не буду, но жизнь сложнее придуманных принципов. Чем дольше люди находятся рядом, тем глубже друг в друга прорастают. И сам терпишь, и других мучаешь. Хотя не собирался.

Что у вас в планах на будущее, которое настанет после «Будущего»?
У меня в голове есть два киносценария и два романа. Совершенно не футуристических. И еще «Метро 2035». Самое распоследнее «Метро», честное пионерское! «Метро 2033» было детским. Наивным, радужным. Необходимо сделать апдейт, замкнуть все сюжетные линии. Нужно завершение трилогии.

Вы получаете письма от читателей?
Да, но отвечаю редко — если за живое заденет. Например, пишут школьники: помогите написать первую книгу. Но я не помогаю. Я не добрый волшебник. Этот мир жесток, пусть они знают это уже сейчас. Ничего, Кир Булычёв на мои письма тоже не отвечал. Это закаляет.