Константин Меладзе: «Эволюция артисток «ВИА Гры» говорит о том, что я нахожусь в постоянном поиске»

О том, почему успех никогда не бывает прогнозируемым, зачем музыканту два мобильных телефона и как изменилось его отношение к группе, известный композитор рассказал ОК!

Константин, музыканты и продюсеры часто говорят, что порой им приходится просить, чтобы песню поставили в радиоэфир или взяли клип в ротацию. Вам вообще приходилось просить о чем-то подобном?

Бывало. Я никогда бы не стал и ни разу в жизни не просил за себя. Но за моих артистов, которых становилось всё больше и больше, просил. Пока не стал работать с Velvet Music, где теперь всем менеджментом занимаются моя сестра и ее подруга Алёна Михайлова. Они не пишут песни, а я теперь не ношу песни на радиостанции. А до этого сам ходил, договаривался.

Случалось, что вам отказывали?

Случалось. Нечасто, правда. Были случаи, когда приходилось убеждать, потому что любой продюсер за своего артиста готов на многое. И по сей день я не считаю это чем-то унизительным. Договариваться о продвижении своих артистов — это нормально.

А бывает у вас такое: «Жаль, что не я написал эту песню»?

Более того, иногда даже кажется, что я почти ее написал, а кто-то у меня ее из-под носа увел. (Смеется.)

Я слушал некоторые песни Стинга лет, скажем, десять-пятнадцать назад, и мне казалось, что я мог, где-то тут рядом ходил кругами, но в десятку не попал. А он попал. Но это, слава богу, белая зависть.

На «Премию МУЗ-ТВ» в этом году претендовали сразу три ваших артиста. За кого будете переживать сильнее?

За всех. «Премия МУЗ-ТВ», наверное, самая именитая, самая зрелая: в этом году премии пятнадцать лет, а это очень много. С каждым годом она становится более актуальной, мне кажется. И она очень важна для музыкантов. Она пережила и кризисы, и подъемы, а сегодня она, на мой взгляд, находится в блестящей форме.

Для вас важно, чтобы песня получила премию?

Это, безусловно, имеет значение. И даже не столь важно, чтобы песня получила что-то, а чтобы на нее обратили внимание. И когда она попадает в номинацию, это уже радость.

Но сейчас появилось множество способов мониторинга успешности песни — это ротации на радио, количество просмотров клипов на YouTube, количество скачиваний и так далее. Поэтому сегодня суть премий заключается в том, чтобы стимулировать, пусть даже авансом, молодых музыкантов, вытаскивать новые стили. То есть не быть просто каким-то подтверждением подсчета голосов. Мне кажется, у любой музыкальной премии куда более широкие полномочия, гораздо более глубокая культурологическая миссия. И эта миссия прежде всего в том, чтобы каждый год каким-то образом формировать музыкальную палитру. Это очень важная штука.

У «ВИА Гры» за всю историю группы десять наград «Премии МУЗ-ТВ». И после перезагрузки девочки уже в нынешнем составе получали «тарелку» за дуэт с Мотом. Как вы думаете, им важно получить эту награду?

Мне кажется, их это тревожит в гораздо большей степени, чем меня. По крайней мере, в их возрасте такие вещи, как награды, меня волновали сильнее, чем сейчас. Если собрать все регалии, которые были связаны со мной, то получится такой небольшой грузовичок. Для артистов призы вообще очень важны, особенно в начале пути, в период формирования. Потом, конечно, когда артист получает награду в пятнадцатый или в двадцать пятый раз, как Филипп Киркоров, я не думаю, что он испытывает какое-то бурное ликование. А молодые артисты — они очень трепетно к этому относятся... иногда даже драматично: переживают, если не получают «тарелку», даже плачут некоторые, особенно девушки.

С девушками, наверное, вообще непросто работать.

Непросто. Вообще с людьми, знаете ли, непросто. А уж из обычных делать людей публичных и сложно, и непрогнозируемо. Поэтому у меня такая, скажем так, «бурная ротация» кадров. Когда ты берешься за парня или девушку, невозможно заранее предположить, как он или она отреагирует на популярность, как отразится на них плотный гастрольный график, недосыпы, перелеты и всё такое прочее. Никто, даже самый гениальный продюсер, не в состоянии предсказать будущее артиста с точностью до ста процентов. Хотя я пользовался на разных телевизионных шоу услугами психологов, педагогов, работая с молодежью, но и они ошибались в своих прогнозах.

Наверное, поэтому участницы «ВИА Гры» частенько менялись. Но что любопытно, всегда они были другими, они были непохожими на предшественниц?

В этом-то как раз и весь интерес, что они все разные. Эволюция артисток «ВИА Гры» говорит о том, что я нахожусь в постоянном, перманентном поиске. И сам процесс поиска — он чрезвычайно мне интересен. Иной раз гораздо интереснее итога. Этот состав «ВИА Гры» поет песни, некоторые из которых столь «древние» — они были написаны, когда девчатам было по пять-семь лет. И безусловно, они вносят в этот репертуар свои нотки, свой темперамент, свой колорит. Может, поэтому эта группа столь долговечна. Потому что это такой театр, самый настоящий театр, в котором меняется труппа, но не меняется висящая на занавесе чайка — она как была с первых дней, так и осталась. И собственно говоря, этот принцип — «красивая музыка, исполняемая красивыми женщинами» — он вроде такой простой, но по сей день актуальный. Такой же простой принцип, когда девушки делятся и по цветовым параметрам: шатенка, брюнетка и блондинка. Как ни странно, и этот принцип будет работать еще долго. И гастрольный график девушек говорит о том, что они и сейчас весьма востребованы. И кстати, по многим параметрам этот состав превзошел и золотой, и бриллиантовый.

Я собиралась это отметить.

Да, этот состав не меняется, это вообще чудо, что три с половиной года я работаю в стабильном коллективе, тьфу-тьфу-тьфу. И количество просмотров, количество ротаций некоторых песен сейчас в разы превышает те показатели, которые были прежде. Поэтому я и продолжаю заниматься этими артистками, потому что это и мне интересно, и им, и публике.

Мне кажется, такой продолжительный срок существования нынешнего состава объясняется еще и тем, что сейчас группа «ВИА Гра» — это единый организм. До этого у вас часто были такие артистки, которые оказывались слишком самодостаточными... Например, Вера Брежнева. Она же как появилась, сразу оттянула на себя всё внимание.

Это сейчас, с высоты прожитых лет, кажется, что это было очевидно. Я помню, когда я взялся продюсировать Веру сольно, в 2008 году, никто не верил, что в итоге получится такая мощная артистка.

Серьезно?

Не верил никто, все смотрели на это как на какую-то блажь. Даже я верил примерно 50 на 50, потому что предвидеть, что там и как получится, сложно. На самом деле я почти три года искал то звучание, которое потом и принесло ей успех. Песня «Любовь спасёт мир» была написана в 2010 году, а первую песню мы записали в 2008-м. Собственно говоря, два с половиной года я искал музыкальный стиль, образ, для того чтобы артист стал успешным. А сколько лет ушло у Светы Лободы, чтобы пробиться? Двенадцать как минимум. Сколько лет ушло у Ани Седоковой? Это сейчас кажется, что оно раз — и случилось. Поэтому вполне может быть, что и из Эрики, Насти и Миши получатся сольные артистки. Хотя мне, конечно, хотелось бы, чтобы они подольше работали со мной. Но вы знаете мой принцип: я никого силой не держу.

Когда вы пишете песню, по какому принципу потом решаете, кому ее отдать? И не говорит ли вам потом один артист, что эта песня подходит ему больше, чем другому?

Иногда бывает. И это, конечно, один из самых сложных моментов в продюсерской деятельности. Получается, что какая-то песня одного артиста становится более популярной, нежели песня другого артиста. А когда у тебя четыре проекта, а бывало, что и пять, и шесть, безусловно, хочется, чтобы все они были в одинаковой степени успешны, чтобы песни и клипы, которые я формирую для них, были одинаково и равноценно удачными. Но в любом случае это невозможно, потому что есть чуть менее удачные ходы и решения, есть более удачные. Слава богу, все мои артисты понимают это и относятся друг к другу с теплотой. К счастью, какой-то ревности я среди них не наблюдаю.

Когда мы делали интервью с Верой перед ее первым сольным концертом в Москве, она сказала, что никогда не перечит вам, что вы всегда были и остаетесь для нее абсолютным авторитетом. И это прекрасно, так и должно быть, но так ли это на самом деле? Все-таки с женщинами непросто договориться, а они у вас все такие темпераментные!

Конечно, они перечат. Регулярно возникают такие ситуации, когда, допустим, артист говорит мне, что песня не то чтобы плохая, просто он ее... не чувствует, не совпадает она с его сегодняшним мироощущением и настроением. Такое бывало и с Валерой на заре моей продюсерской деятельности, такое бывало и с группой «ВИА Гра», такое происходит и с Верой, да и с Валерой и по сей день.

И что вы с этим делаете?

Либо переделываю песню радикально, либо только припев. К слову, у многих моих песен, которые стали известными, изначально был вообще другой припев. И в музыке, и по тексту. Поэтому я часто делаю три-четыре версии припева сразу, пока эта песня не подойдет и не ляжет на душу артисту. А пока она не ляжет артисту на душу, песня успешной быть не может. В том-то всё и дело. Поэтому я скрепя сердце переделываю, понятно, ругаюсь про себя, но переделываю. До тех пор, пока артист не станет полноценным носителем этого текста и этой музыки и не примерит песню на себя как одежду. Песня должна подходить, знаете, должна быть удобной и комфортной, правда как одежда... К примеру, с песней «ВИА Гры» «Бриллианты», которая стала очень популярной и получила в 2006 году номинацию на «Премию МУЗ-ТВ», тоже не всё было гладко. Она очень своеобразна по звучанию и по легкомысленности, так сказать (текст у нее такой... мне несвойственный). Когда я ее в первый раз показал группе, Надя Мейхер наотрез отказалась ее петь, потому что она ей показалась какой-то несерьезной. Она драматическая артистка, она любила песни на разрыв, затрагивающие глубинные струны. А тут про бриллианты... Потом я ее худо-бедно убедил.

Ничего себе! Вы еще и убеждали?

А что в этом такого?

Вы же продюсер, вы главный. «Берем и поем». Какие еще варианты?

Нет, я так не работаю с артистами. Но тут как раз был тот случай, когда я был уверен в успехе, поэтому пришлось убеждать. Но даже в итоговой версии нет Надиного сольного куска, она поет только в хоре.

Вы достаточно демократичный руководитель!

Да, сам удивляюсь.

Такое вообще возможно, чтобы сразу три артистки сказали, что песня «легла на душу»? Мы на съемке один кадр по часу выстраивали, чтобы все были довольны.

Я все-таки стараюсь подбирать состав таким образом, чтобы все друг другу подходили и пазл сложился. Когда люди настроены противоположно, коллектив быстро разваливается. Раз этот состав работает долго, значит, они нашли общий язык, какие-то точки соприкосновения, научились идти на компромиссы. Поэтому и с теми песнями, которые мы с ними сделали за последние три с половиной года, разногласий пока не было.

А может, это вы стали строже?

Нет-нет, точно нет, я, наоборот, стал мягче с возрастом. (Улыбается.)

Девочки часто обращаются к вам за какими-то жизненными советами?

Знаете, когда я начинал заниматься группой «ВИА Гра» в 2000 году, девушки очень часто спрашивали у меня совета по любым вопросам. В принципе, я занимался всем: и их образованием, и их духовным развитием, составлял списки книг, вел беседы... Я формировал не артисток, а людей. Мне казалось, что именно такой должна быть моя миссия — Пигмалион в чистом виде. Но в силу того, что за последнее время у меня появилось гораздо больше проектов, я не могу уделять артисткам столько внимания и столько времени. Поэтому отношения с нынешней группой строятся исключительно в музыкальном ключе. Конечно, когда у них случаются проблемы, они мне пишут, и я, если могу, спешу помочь. Это совершенно естественно. Но тем не менее теперь в группе достаточно самостоятельные и зрелые артистки, которым моего участия вне творческого процесса требуется меньше.

А вы сами научились существовать вне творческого процесса? Недавно у вас был день рождения. Как вы его провели?

Очень весело, в узком семейном кругу. Дело в том, что буквально в ночь с 10-го на 11-е (а родился я 11 мая) мы снимали клип, и снимали в другом городе. И только утром, собственно, мы с Верой вернулись домой, в Киев, уставшие, но счастливые. А вечером должны были пойти праздновать в небольшой ресторанчик. И самое удивительное было то, что, когда мы туда приехали, нас там ждали Валера с Альбиной и наша сестра Лиана. Это, конечно, был сюрприз номер один.

Они не должны были приехать?

Не должны. Но Лиана прилетела из Лондона, а Валера с Альбиной — из Москвы, двумя рейсами с пересадкой. Это было очень трогательно: собрались и дети, и родные, друзья, знакомые, брат, сестра — что может быть лучше? Мы редко собираемся в таком составе, к великому сожалению, тем более не в Москве. Поэтому день рождения прошел шикарно.

Раньше вы признавались, что не умеете отдыхать, что всё время заняты делом. Есть еще даты, кроме дня рождения, когда вы можете взять тайм-аут?

Это, прежде всего, Новый год, канун Нового года, и посленовогодние недели две. Ну и в июне мы всегда отдыхаем. Чаще всего в Италии. Последние годы я научился уходить в отпуск. (Улыбается.) А в этом году будем отдыхать не только в июне, но и как минимум половину июля. Такая вот роскошь, которую я смог позволить себе только сейчас.

А кто вам раньше запрещал отдыхать? Над вами же нет начальника!

Мне казалось, что если я уеду в отпуск на столь долгое время...

Всё рухнет?

Всё рухнет. Все проекты остановятся, гастроли сорвутся, песни не будут писаться... Ан нет! Постепенно я увеличивал свой отпуск. Сначала он был неделю, потом две, потом три, потом месяц. В этом году, собственно говоря, попробуем уже до полутора месяцев его увеличить, потому что зимой мы не отдыхали. Посмотрим, что из этого получится и как это скажется на моем творчестве и работоспособности. (У Константина звонит один из двух телефонов, он сбрасывает звонок.)

Давно у вас два телефона?

Да, давно. Одного мало, три пока много, поэтому у меня их два. В телефонах у меня всё: все мои заметки, записки, наброски музыкальные тоже там. Иногда мне приходит что-то в голову, в телефоне есть диктофон, и я напеваю туда это всё. И почта в телефоне...

Жизнь в телефоне!

Это мой такой офис. Как такового офиса у меня нет, есть только студия, в которой я делаю всё. Поэтому эти два телефона всегда со мной, я их не выключаю ни ночью, ни днем, ни по праздникам.

Вы как-то сказали, что не так давно поняли, что счастливым человека делают дети, а не успешная карьера и признание. Вы, конечно, не лукавили, но, отними у вас возможность заниматься музыкой, разве вы будете чувствовать себя счастливым?

Конечно, дело просто в том, что довольно большой отрезок своего жизненного пути я занимался музыкой совершенно маниакально. Примерно с 1986 года — получается, лет двадцать пять я жил только этим. И всё остальное по большому счету я делал как... в тумане. На первом месте была музыка и карьера. Да и на втором, и на третьем, и на десятом месте тоже. И только начиная со второго десятка уже шли какие-то мои другие потребности. Так бы и продолжалось дальше, пока в один момент я не понял, что это фактически прямой путь к одиночеству. Мое подводное плавание слегка затянулось, и надо было уже выходить на поверхность и смотреть, в каком мире ты живешь, потому что тот мир, который я себе формировал в своих студиях, в фантазиях, он всё больше расходился с тем, что происходит вокруг меня в реальности. Это было очень дискомфортно и всё больше доказывало мне, что пора подумать не только о музыке. Потому что, добившись в музыке практически всего, чего хотел и даже более того, я понял, что черпать счастье только в этом у меня больше не получается. Да и там я его выскреб уже до самого дна. И конечно, я понял, сколько всего прозевал в принципе: и рождение детей, и их детство, и свою личную жизнь, и семью. Очень много всего я прошляпил. Вот теперь наверстываю.

Знаете, пока еще никто не доказал, что включение родителей в жизнь своих детей должно быть 24/7. Ваш отец, наверное, тоже немало работал?

Родители влияли на нас весьма точечно, конечно. Они работали с утра и до ночи, пытаясь прокормить ораву детей.

Вы же не пропали.

Мы каким-то чудом не пропали, хотя многие наши одноклассники, а учились мы в рабочем поселке, отсидели и так далее. Это, наверное, в силу генов, а не в силу того, сколько нам уделяли внимания. Вообще в те времена было не положено вот так довлеть над детьми, как это сейчас происходит. Сейчас у детей и няни до двенадцати лет, и водители, и учителя английского, и всевозможные секции. Мы, когда росли, встречались с родителями вечерами, папа приходил уставший, и помню, что только в воскресенье мы соприкасались друг с другом чуть дольше, чем час или два. Но этого было достаточно, чтобы вырастить нормальных, адекватных детей.

Ваши дети вас радуют?

Мои дети меня радуют в любом случае, даже если они хулиганят и плохо учатся. Но они хорошо учатся, а если и хулиганят, то это происходит не так часто, чтобы вызывало опасения. Конечно, меня частенько вызывают в школу, особенно в последние годы...

Ходите?

Хожу. Хожу, выслушиваю, потом провожу беседы с ними, и всё такое прочее. Но всё это абсолютно мне понятно, потому что я помню, какими мы с Валерой были детишками, не позавидуешь моим родителям. Мои дети гораздо более дисциплинированные, чем мы с братом были, поэтому я и не пугаюсь.

Ваша старшая дочь Алиса уже совсем взрослая.

Семнадцать лет.

Вы готовы к тому, что у нее скоро появятся кавалеры?

Ну что же теперь делать, готовлюсь.

Помните себя в семнадцать лет?

В семнадцать лет я себя помню, меня не интересовали никакие невесты, потому что я только начинал погружаться в музыку. И вообще, ребята же позже созревают, а в те годы еще позже созревали. Тем более у нас в Батуми особенно по девушкам-то и не побегаешь — не положено. Девушки все недоступные. Если уж ты бегаешь, то должен жениться. А жениться я в семнадцать лет не хотел. Как, собственно, и в двадцать, и в двадцать пять, и в тридцать. Только в тридцать один захотел.

Дэвид Бекхэм как-то признался, что ходил на первое свидание старшего сына вместе с ним — сидел в пяти столиках от места встречи.

Это мне очень близко, и возможно, что со мной будет то же самое. Посмотрим!

Фото: Андрей Байда. Ассистент фотографа: Денис Горышев Стиль: Ирина Белоус. Макияж: Катя Бобкова. Прически: Наталия Калаус/Equilibrium