Сергей Лукьяненко: «Писать можно либо о том, что ты хорошо знаешь, либо о том, чего не знает никто»

Примерно год назад с Сергеем Лукьяненко связался один продюсер, который хотел снять телесериал про зомби. Он попросил писателя придумать свежую идею: стандартная история, несмотря на популярность темы восставших мертвецов, уже порядком всем наскучила. Поначалу запрос Сергея повеселил, но потом у него мелькнула достаточно необычная идея: а что, если восставшие мертвецы из тупых страшных животных вновь превратятся в разумных существ? Что, если станут другой формой жизни — в качестве человеческого продолжения или «посмертного будущего»? И писатель начал работать.

Сергей, мне показалось, что ваша новая книга полна авторского сочувствия и человеколюбия. Вы словно стараетесь примирить всех со всеми, даже тех, кто смертельно опасен.

Да, есть такое. Знаете, Ник Перумов, с которым мы давно дружим, прочитал эту книгу и сказал: «Это очень сильная книга о ненависти». И это там тоже есть, потому что главный герой живет с ненавистью в душе. Мне как раз интересно то, что, несмотря на свою боль и разочарование, он заставляет себя делать правильные поступки. Наверное, эта книга о ненависти и доброте.

Замечу, что слово «зомби» в книге не употребляется ни разу…

Я избежал этого сознательно, потому что написать «зомби» — это немножко дурной тон. (Улыбается.) Мне нравится слово «восставшие», поскольку оно двусмысленное: это и ожившие мертвецы, и их верхняя ступень эволюции, когда они обретают разум, — квази-люди. И букву Z в этом слове я использовал сознательно, потому что это своеобразный символ зомби. Мне показалось забавным сделать такую отсылку.

Могло ли так случиться, чтобы люди и в жизни стали использовать именно «кваzи», а не «квази»? Я думаю, легко.

Потому что в действительности существует тенденция использовать латинские буквы в русских словах, и вполне возможно, что, если бы случилось то, что случилось в книге, слово бы обрело такой немножко странный вид.

Как считаете, смогли бы люди и квази-люди действительно сосуществовать вместе?

Сейчас человечество сосуществует в виде цивилизаций и государств, так что почему бы и нет. Мы же ухитряемся находить общий язык друг с другом. Наверное, нашли бы и с квази. (Улыбается.)

Но вы сами говорите, что они не развиваются и не дают продолжения, это тупиковая ветвь. Как бы вы с ними поступили?

Знаете, будет вторая книга, я даже уже потихоньку начал ее писать, она называется «Кайнозой». Название необычное, но оно оправданно. Там будет всё рассказано и объяснено: кто такие квази, почему, зачем, что с ними надо делать, чего не надо делать и так далее. Если я сейчас буду рассуждать в ответ на ваш вопрос, то немножко раскрою сюжет, а этого не хочется делать, это называется спойлер. (Улыбается.)

Презентация в Московском доме книги

Хорошо. Давайте сразу проясним: стоит ли искать в сюжете политические подтексты?

Я бы не сказал, что они там есть. Действие происходит в 27-м году, мир совершенно изменился, то есть все наши сегодняшние политические дрязги, ссоры и прочее не имеют никакого смысла, потому что на фоне случившегося они совершенно померкли. Но в других книгах я иногда вставляю какие-то отсылки на политические ситуации, на мир вокруг. Писатель пишет о том, что его волнует.

Думается, особо одаренные всё равно найдут, за что зацепиться.

Может быть. Вы знаете, тут как-то прозвучала совершенно потрясающая версия, от которой у меня глаза на лоб полезли. Якобы в «КВАZИ» описывается противостояние христианского и мусульманского мира. Я, честно говоря, чуть не упал со стула, когда услышал. Было еще такое. Когда нашумел «Ночной дозор», Тимуру Бекмамбетову пришло письмо от какой-то организации ветеранов коммунистической партии, где они написали: «Спасибо, мы прекрасно поняли ваш фильм. Он о том, как вампиры-капиталисты сосут кровь у простого народа». (Улыбается.) Каждый человек может любую ситуацию спроецировать на свои тревоги, на свои взгляды, политические убеждения. Как правило, у писателя гораздо меньше политических аллюзий, чем потом находят читатели.

Сергей, некоторые ваши книги, такие как «КВАZИ», «Ночной дозор» и «Лабиринт отражений», я для себя определила как «бытовую фантастику», то есть фантастику, вписанную в обычную жизнь. Вам это ближе, чем тема далеких холодных звезд?

У меня есть книги, которые гораздо более оторваны от реальности. В свое время я открыл для себя Стивена Кинга (тогда, по-моему, я сам еще не писал), и меня потрясло, что он подробно описывает мельчайшие детали быта, то есть идет какая-то совершенно реальная обычная жизнь, а потом в нее внезапно вторгается нечто фантастическое. Кинг большой мастер подобных вещей, и я этот принцип с удовольствием взял на вооружение. Например, использовал его в книге «Осенние визиты». Это достаточно старая моя книга, но я ее очень люблю и считаю своей первой серьезной работой.

Понимаете ли, начинающий автор обычно попадает в достаточно смешную ситуацию, потому что писать можно либо о том, что ты хорошо знаешь, либо о том, чего не знает никто.

В первом случае тебя не упрекнут в ошибках, во втором случае ты сам придумываешь правила игры. Поэтому молодой автор, как правило, берется за какой-нибудь космос, за фэнтезийный сказочный мир, где, если он захочет, и солнце будет зеленое, и драконы будут летать. Первые несколько книг я писал именно так, но со временем почувствовал, что могу рискнуть. То есть потребовалось немножко повзрослеть.

Вы предлагали свои произведения издателям без всяких страхов?

Во-первых, я вообще человек достаточно спокойный и не очень боящийся чужого мнения, во-вторых, фантастику я всегда писал для себя, это было моим развлечением. Я показывал друзьям — им нравилось, так что они буквально заставили меня начать предлагать журналам и издательствам. К некоторому удивлению, это стали публиковать. Я тогда еще учился в медицинском институте, и писательство меня захватило полностью.

То есть вы не работали по своей «земной» профессии?

Ну как сказать? Я учился в мединституте, специализировался как психиатр, после чего ушел из медицины. Я понял, что разрываться бессмысленно. Наверное, стал бы нормальным хорошим врачом, но понял, что писатель, наверное, из меня выйдет лучше, чем врач.

Кстати, мне теперь кажется, что по книге «КВАZИ» можно угадать профессию ее автора — в том, как вы описываете действия и преступника, и полицейских… Имели дело с ними?

Судебной психиатрией, если это так называть, я не занимался. Во-первых, я люблю детективный жанр во всех видах, во-вторых, всегда, когда пишешь, стараешься вникнуть в тему. Здесь я тоже пытался в тему вникнуть.

То есть в «КВАZИ» вы совместили два любимых жанра.

Да. Это на самом деле частый прием. В «Ночном дозоре» главный герой тоже, можно сказать, полицейский. Детектив — это двоюродный брат фантастики, они хорошо ладят. Несколько раз я пытался написать чистый детектив, но пока не получалось. Может быть, однажды все-таки возьмусь всерьез.

А бывает ли вам трудно заставить персонаж сделать что-то, что идет вразрез с вашими собственными взглядами?

Иногда, бывает, хочешь заставить персонаж что-то сделать, а не выходит — он сопротивляется. Я тогда стараюсь его не ломать. Когда пишешь, то фактически создаешь в голове некую личность, биографию для нее, правила.

Главный герой — это всегда в какой-то мере отражение автора. Как некая маска, которую надеваешь, вживаешься и начинаешь жить этой жизнью. Соответственно, если персонажу больно, тебе больно тоже.

У меня есть тяжелая мрачная книга «Осенние визиты» — я о ней уже говорил. Когда я писал ее, то буквально чувствовал тяжесть, а поставив точку, свалился с температурой. На следующий день это прошло, но состояние горячки я очень хорошо помню. Действие в этой книге происходит в России в 90-е годы, в самый ужасный период распада страны. В конце повествования герою нужно было сделать тяжелый нравственный выбор, и я прожил это вместе с ним. Разумеется, так бывает не с каждой книгой, есть такие, которые пишутся легче, веселее, но всё равно главный герой всегда остается твоим альтер эго.

Расскажите, как вы выстраиваете работу над книгой? Я так понимаю, «КВАZИ» вы написали где-то за полгода.

С «КВАZИ» вопрос немного особый, потому что, как я говорю, это была идея телесериала. Поэтому сначала я набросал некий план, синопсис, который был предложен продюсеру и на ура им принят. Потом мы немного не сошлись в арифметике, и всё заморозилось. Обычно я не делаю какого-то подробного сюжетного расписания, не заглядываю в конец книги и не знаю, что там произойдет. Я начинаю писать, имея одну общую идею, сцену, ситуацию. Иногда бывает, что начинаю описывать героя, и дальше вокруг него вдруг начинает нарастать сюжет. Я иногда привожу такой пример (он красив, но, как и все красивые примеры, очень условен): когда в раковину моллюска попадает песчинка, она начинает его царапать, и моллюск обволакивает ее перламутром, чтобы она не мешала, и в конце концов получается жемчужина. Когда писателю в голову попадает идея, он начинает ее обволакивать словами, чтобы она перестала мешать. Таким образом я обычно книги и пишу. Получится жемчужина или нет — это уже другой вопрос, но, по крайней мере, можно от этого царапанья избавиться. (Улыбается.)

Анализируете ли вы «жемчужины» своих коллег по цеху?

Кого-то анализирую, кого-то просто читаю с удовольствием, с кем-то с удовольствием дружу, но его книги, скажем, не нравятся. Если чьи-то произведения во мне что-то затронули, то стараюсь анализировать — как, что этот человек пишет, какой использует инструментарий. Обычно в такой ситуации я рано или поздно делаю пародию, где пытаюсь использовать все его приемы, и если вижу, что сработало, то успокаиваюсь: значит, я понял механизм. Можно сказать, пробрался в творческую лабораторию и подсмотрел процесс. (Улыбается.) С некоторыми это получается, с некоторыми нет. Например, есть хороший писатель Олег Дивов, мне нравятся его книжки, подход вроде ясен, но «подцепить» его никак не удается.

Бывает ли такое, чтобы вы подметили чей-то прием и приревновали, что не вы его придумали?

Бывает. Здесь ситуация бывает по-разному, бывает, что читаешь и думаешь: «Ну как же так? Это должен был написать я». Потом смотришь и думаешь: «Нет, я бы сделал по-другому, может быть, даже хуже…» А иногда бывает, что читаешь, остаешься в полном восторге, после чего книжку с удовольствием ставишь на полку и даже не думаешь сделать что-то в том же ключе — просто это не твое.

Что вы сейчас читаете? Книжное меню у вас разнообразное?

Признаюсь честно, большей частью фантастика и детективы. Я прочитал сейчас несколько фэнтезийных произведений, несколько романов в стиле kidult. Даже не буду называть, ничего не затронуло, хотя вещи были достаточно раскрученные. А так сейчас читаю наших авторов, которые пишут в серию «Мир Дозоров». Надо следить, чтобы их мир не расходился с заданными условиями. Всегда говорю: Городецкого не трогать, Гесера не убивать — придумывайте своих героев. (Улыбается.)

Вы говорите, что всегда любили фантастику. Как вы в школьные годы справлялись с «классическим» списком литературы на лето?

Я начал читать лет с пяти, и практически сразу мне попало в руки несколько фантастических произведений, от которых я пришел в дикий восторг. Где-то в шесть лет я прочитал «Туманность Андромеды», в семь «Страну багровых туч». Взрослые отнеслись к этому с некоторым испугом, типа: «Не сойдет ли мальчик с ума?» (Улыбается.)

А вы понимали, что именно читаете? Это же совершенно недетские произведения.

На каком-то своем детском уровне да, понимал. Наверное, какие-то вещи были непонятны и проскакивали мимо, но я был достаточно умным ребенком. Фантастики в ту пору было мало, поэтому приходилось читать всё подряд, и школьную литературу тоже. Я мог взять какую-нибудь книжку по психиатрии у отца — он тоже психиатр — и начать читать, мог взять том Диккенса и прочитать целиком, мог взять собрание сочинений Гюго и книжку за книжкой пройти все произведения. Или самое неожиданное — Жорж Санд. (Смеется.) Но фантастика — это была особая любовь.

Значит, и пишете все по велению души? Или можете сделать «на заказ»?

Я всего один раз в жизни писал книгу не по велению души, а, скажем так, потому, что не смог отказаться от предложения.

Не буду говорить, что это за книга, так как результатом я не очень доволен. Все остальные книги были написаны потому, что мне хотелось их написать. «КВАZИ» тоже. Да, идея была инициирована тем, могу ли я придумать что-то необычное про зомби, но она в конце концов меня зацепила. Я увидел героя, мне захотелось дать ему жизнь. Я тут, правда, отложил другую книгу, которую писал в тот момент.

Какие-то из ваших книг сейчас планируется экранизировать?

Сейчас около пяти активных кинопроектов, для нескольких из них уже полностью готовы сценарии, над которыми я тоже работал. В течение года у меня очень много времени уходило на работу над сценариями. Вы же понимаете, кино — это особый мир. Приходит продюсер с горящими глазами, покупает права на экранизацию, ты пишешь сценарий, он кричит: «Здорово, мне нравится!», а потом всё затихает. В любой момент оно может снова ожить, а может навсегда остаться похороненным. Я не теряю оптимизма, надеюсь, что рано или поздно какой-то из этих проектов сработает.