Интервью с солисткой группы «Моя Мишель» Таней Ткачук

Группа «Моя Мишель» появилась стремительно: ребята приняли участие в проекте «Главная сцена», и вот уже многие вслед за солисткой Таней Ткачук напевают их песни.

Юлия Кропачева

Свой музыкальный стиль участники группы называют «незамороченным дальневосточным» и поют про Мидаса и Тарантино. «Если бы я знала, откуда берутся все эти образы, ходила бы в этот магазин ежедневно, — смеется Таня. — Это всё химия, нерегулируемые процессы мозга и сердца, плюс что-то извне».

На интервью Таня Ткачук приехала на метро. Ее образ жизни слишком отличается от сценического поведения, поэтому на улицах и в общественном транспорте певицу узнают редко.

Таня, артисты, как правило, мечтают об узнаваемости, это часть профессии. А вы?

Это не самый главный атрибут. Мне достаточно того, что происходит в зале, когда я на сцене. Конечно, где-то в глубине души узнаваемость мне приятна, но на самом деле я дико стесняюсь.

Вы как-то сказали, что любовь к музыке у вас с двух лет. Неужели вы помните себя в столь юном возрасте?

Скорее я это знаю по рассказам родителей. Безусловно, я любила музыку с детского сада, со времен утренников. Но осознанно, на другом уровне, я начала заниматься музыкой лет с восемнадцати, когда до меня дошло, что я что-то могу сочинять. Хотя, конечно, мне всегда нравилось и исполнять, и наблюдать за тем, как может звучать песня, когда ее поют разные люди.

Вот мы с вами общаемся, а у меня впечатление, будто вы где-то не здесь. Вы всегда так погружены в себя?

Мне кажется, все люди такие. Если бы все ходили и круглосуточно рассказывали другим, о чем они думают, то выглядели бы как чокнутые. (Смеется.) Сколько себя помню, всегда была такой. С самого детства.

Ваша замкнутость на успеваемости не сказывалась?

Я даже была отличницей — разок или пару раз.(Смеется.) А потом увлеклась музыкой. Появились всякие группы, мальчики, играющие на гитарах... Вот тогда немножко скатилась, но закончила школу с одной четверкой. Вроде бы. (Улыбается.)

Химию, наверное, точно любили?

Терпеть не могла. Учительница химии Лидия Райнгольдовна меня не простит, но, если честно, это был самый скучный и нелюбимый урок. К тому же он часто был первым по расписанию, и я на нем спала, а на контрольных списывала у Юли, Тани или Оли — кто быстрее сдавался.

Почему вы после школы решили получить «земную» профессию — стать учителем русского языка?

Я, как человек легкомысленный и довольно романтичный, на себе ощутила несовершенство системы образования. Детям не прививают настоящие профессии, не учат тому, как жить дальше. Лучше бы сводили их разок на предприятие или рассказали про состав шампуня. Я не могу сказать, что к одиннадцатому классу четко определилась, кем хочу стать в жизни. Пригодилась ли мне эта профессия в будущем? Не знаю. Хотела ли я стать учителем? Наверное, нет.

Родители не пытались помочь вам с выбором будущей профессии?

Они никогда ни к чему меня не принуждали. Я не была поклонницей русского языка. Меня привлекала в первую очередь литература, ну а поскольку эти предметы всегда изучаются вместе, то я и пошла в пединститут.

Институт вы все-таки окончили, или музыка целиком поглотила вас раньше?

Окончила. Мне, конечно, очень важно в жизни иметь маневр для раздолбайства, но это не значит, что я не могу что-то серьезное довести до конца. Человек я упертый. Характер у меня папин. Не думаю, что для своих близких я безоблачное небо. Мое упрямство — это то, с чем они постоянно сталкиваются. Мне трудно просить прощения, не в смысле «ой, простите, я наступила вам на ногу», а по-настоящему признавать свои ошибки, неправоту — это всё какая-то врожденная гордыня. Папа хотел девочку и очень меня баловал в детстве, а потом понял, что добаловался, и начал воспитывать. Он у меня строгий. В детстве я его боялась. До сих пор, когда я приезжаю, он пытается указывать, во сколько мне прийти домой. Сейчас я не отношусь к этому с раздражением и делаю всё, чтобы он не переживал.

Интересно, как же тогда такой строгий папа отпустил вас из Благовещенска в Москву?

Папа понял, что у него нет выбора: в городе, в котором я живу, мне плохо. Он видел это и согласился с тем, что мне нужно уехать.

А музыкальное образование вы получили?

У меня нет музыкального образования. Я ничего и не умею, кроме как писать и петь песни. Мне кажется, для этого не нужно музыкальное образование. Может быть, оно даже мешает, хотя, наверное, все недоучки говорят так в свое оправдание. (Смеется.)

Но ведь в музыкальную школу вы ходили? Это тоже образование.

Пять лет на фортепиано и два года — на гитару. Еще одиннадцать лет пела в хоре. Но там же учат, как делать правильно, а это очень мешает. Не должно быть никаких правил.

Вы производите впечатление скромницы, которая говорит полушепотом. Откуда же столько сил, чтобы рулить мужчинами в группе?

У меня нет задачи ими рулить. Это работает по-другому. Просто они меня любят и защищают.

Последнее слово всегда за вами?

Что такое «последнее слово»? Последняя улыбка за мной. (Улыбается.)

Хорошо. А кулаком по столу можете стукнуть, или это все-таки не ваш метод?

Могу и кулаком в лоб, но очень редко. Все-таки это не мое и меня надо до этого довести.

С мужчинами проще работать?

Никогда никаких женщин, кроме меня, не должно быть в радиусе ста метров. (Улыбается.) Могу только сказать: хорошо, что у меня в коллективе сплошь парни, а то мы бы не дожили до первого концерта. Это тяжело — ездить с дамочками в поездах, жить в гостиницах. Кроме своих капризов, я не готова слушать больше ничьи. Конечно, у меня есть подружки, но это не значит, что я готова с ними работать.

Так и не скажешь, что вы любите покапризничать.

Я и капризна, и терпелива одновременно. Не знаю, от чего это зависит. Очень импульсивная, видимо. Настроение меняется сто раз на дню. А еще за три дня я могу влюбиться дважды.

Вы как-то сказали, что сначала пели о природе. Мужчины стали разочаровывать и становиться героями песен позже.

Это правда. Сначала сочинения были очень абстрактными и глобальными, потом я поняла, что люблю детали, и начала многое переносить из личной жизни в песни, миксовать.

Разочарования вас вдохновляют?

Звучит занудно, но каждый человек в жизни нам дан для чего-то, даже если это что-то не принесет счастья. Думаю, если взять все песни мира, то получится, что процентов семьдесят написано в несчастном состоянии, и только тридцать — в ощущении счастья, и то половина — Бобом Марли. (Смеется.) Но я всегда пишу песни, даже когда у меня всё хорошо и стабильно. То есть мне не обязательно вдохновение. Могу написать песню и без него. Если есть идеи, их нужно воплощать.

А песни пишете только для себя?

Это тяжелый вопрос. Я недавно написала несколько строчек для «Иванушек», а потом подумала: «Черт, про коленки и ключицы я же могла и сама спеть». Мне еще предстоит разобраться в этом, мнение не сформировано окончательно.

Вы помните, когда ваша группа стала популярной? Это же случилось практически в одночасье.

Да, это было четырнадцатого февраля прошлого года. Вышла программа «Главная сцена», где мы исполнили песню «Дура». В день эфира у нас была репетиция, у всех начали звонить телефоны: мамы, папы, друзья с Дальнего Востока спешили сказать, что видели нас по телику. (Смеется.) Всему виной разница во времени с Дальним Востоком, где программа вышла раньше. То есть в Москве еще не показали, а волна уже докатилась. Было приятно и страшно одновременно.

Таня, вы на сцене с 2010-го, а популярность пришла к вам всего год назад. Раньше у вас не было разочарования от того, что работаете впустую?

Конечно, было. Разочарование — это так же нормально, как и очарование. И то, что сейчас есть отдача, не значит, что разочарование не наступит снова.

Вы, наверное, каждый шаг тщательно продумываете?

Постоянно себе обещаю, что буду продумывать каждый шаг. Нет, иногда я так и делаю, но чаще всё случается импульсивно. Я не всегда справляюсь с эмоциями. Не могу сказать, что это хорошо, поэтому надо досчитать до тридцати, а лучше до ста, и только потом принимать решение, отвечать, целовать, верить...

Шрамы — это тоже последствия импульсивного поведения?

Бойкого детства. (Улыбается.) У меня на лице пять шрамов. Мне нравилось лазить по деревьям, стройкам, окопам... Однажды в пятом классе мы с подругой переплыли озеро. Родители до сих пор об этом не знают, слава богу. Не могу сказать, что я такая бесстрашная. Мы проверили местную легенду, которая гласит, будто посередине озера есть кочка, на которую можно встать, и тогда выйдешь из воды по пояс... Так вот, кочка там и правда была. В целом же максимализм почти полностью в прошлом, и теперь меня больше привлекают мудрость и спокойствие.

7 и 8 апреля «Моя Мишель» выступит в московском клубе «16 тонн»