Регина Мянник: «Я точно знаю, чего хочу»

Зашел на ваш сайт, там написано: «Актриса не любит давать интервью».

Да, так и есть.

Как такое может написать человек, который учился на журналиста?

Однажды ко мне домой пришли журналисты, сказали, что они из нового журнала, фотографировали меня, детей. Потом эти снимки оказались на развороте одной желтой газеты. И я подумала, что в общении с прессой надо остановиться.

Как одно интервью могло выбить вас из колеи?

Это было связано с тем, что я пустила прессу в семью. На самом деле неумелых журналистов и интервью было много.

Вы наблюдали журналистику с разных сторон. Куда катится профессия?

Катится в идеологию. Я работала в этой области раньше, потом у меня появилась другая профессия — я поступила на актерский факультет, о чем мечтала с детства. Просто сначала мою мечту не одобрили.

Родители?

Да. Но я не жалею о том, что училась на журфаке, потому что в девяностые у меня была интереснейшая жизнь.

Почему ваши родители решили, что журналист более стабильная профессия?

Потому что актерская профессия — зависимая. Ты всё равно вынужден ждать, когда дадут роль, позовут, пригласят. Но не знаю, какие представления были тогда у моих родителей об этих профессиях. Мы больше никогда не возвращались к этой теме, так как, начав учиться, я сразу же стала зарабатывать деньги. Работала в «ЛИС’С», «Премьер СВ», возглавляла пресс-службу канала «МУЗ-ТВ», который тогда только открылся. Работала в «Акулах пера».

Почему вы поступили на журфак в РГГУ, а не в МГУ?

Так сложилось. И оба вуза достойны, и училась я всё же и там, и там (в МГУ — в аспирантуре). Поскольку с актерской профессией поначалу не вышло, то к поступлению на журфак я относилась легче. Не то чтобы мне было всё равно — всё казалось проще. Но журналистику я уважала, всегда любила писать. Мне казалось, что надо писать так, как говорит в интервью собеседник, не переиначивая его реплики. Если показывать человека правдиво, то и не стоит скрывать его косноязычие, ум или глупость. Кстати, что касается статей: у меня в девяностых был случай с Отаром Кушанашвили. Он прочитал мне по телефону свое предисловие к статье, а потом в газете вышло совсем другое… Тогда мой шеф, Лисовский, был не очень доволен. Вызвал меня к себе и сказал, что всё должно быть завизировано, весь текст.

Регина Мянник в сериале режиссера Оксаны Байрак «Позднее раскаяние»

А говорите: актерская профессия зависимая…

Ну, она более зависимая. Если в журналистике и в телепрограмме можно хоть что-то от себя вставить, то, что бы вы ни делали как актер, фильм смонтируют так, как хотят режиссер и продюсер. А если еще положить ужасную музыку, то смысл сцены и вовсе поменяется. Я понимаю, что и журналист зависит от редактора, от формата издания. Но в независимую журналистику в данный момент я не верю, ее нет. Ток-шоу, например, что делает Малахов, — это другое. Наша с ним «Барахолка» к журналистике никакого отношения не имеет. Но здесь надо быть собой. Может, мне потому и было поначалу страшно, когда Андрей Николаевич позвал меня в соведущие. Я же привыкла прятаться за роли, а здесь почувствовала, что внутренне обнажена.

Разве в «Акулах пера» у вас не было роли, образа? Там же были дипломат Легостаев, скандалист Кушанашвили, интеллектуал Соседов…

А вам как кажется, какой у меня был образ?

Решительная, категоричная?

Возможно. Это как раз те мои качества, которые сейчас режиссеры трансформируют в негативные черты моих героинь. Я бы сказала, что в «Акулах» было место бунтарству. «Во всем мне хочется дойти до самой сути». Наверное, за это меня и пригласили в «Акулы пера».

Говорят, туда обычно журналисты звонили, просили, чтобы их позвали в эфир.

Да, а мне сказали: «Почему ты до сих пор не здесь?» Я спросила: «А что, можно?» Повсюду, где вы меня видели или видите, меня приглашали. Никаких шагов навстречу я не делала. Точнее, делала своей работой. И вообще, меня всегда удивляло то, как строится моя карьера. Чем выше становились должности, росла зарплата, тем больше я удивлялась. Почему такая динамика? Что происходит? Я же не этого хотела. Тем не менее я получала большое удовольствие от работы.

Фотография: Михаил Королев

Вы выпускались из института в начале девяностых, на переломе эпох. Сомневались в том, что всё сложится хорошо?

Нет. Мне было девятнадцать лет, всё казалось интересным.

Думали: «Мы будем жить теперь по-новому»?

И таких мыслей не было. В девяностых я не сталкивалась с серьезными проблемами. Не была в криминальных компаниях. Да, было страшно поздно ходить по улице, меня папа встречал у метро. Но работая у Лисовского, я чувствовала себя абсолютно защищенной. Это была фирма-монополист, и я сразу оказалась в этом новом мире, среди людей, которые начали зарабатывать огромные деньги, ездить на других машинах. Когда я получала зарплату, то даже не знала, куда ее потратить. Одеваться было негде: тогда еще бренды не предоставляли одежду ведущим. Это случилось позже. Нужны мне были костюмы для открытия канала MTV, для встречи с группой Army of Lovers — я приезжала в магазин, располагавшийся в гостинице «Славянская», брала одежду без возврата, и фирма, видимо, это оплачивала. Хотя я сейчас, наверное, ерунду какую-то рассказываю?

Нет, почему же, любопытное было время — время возможностей и потерь.

Если только считать потерей то, что я поступила не в театральный, а на журфак. Но я об этом не жалею. Меня рекомендовали в аспирантуру журфака МГУ, и я поступила на кафедру экономической журналистики и рекламы. Правда, должна была поступить в 1995-м, но опоздала подать документы и подала их через год. В 1995-м я рожала второго ребенка. И в аспирантуре мне было интересно, но это был уже период, когда я уходила от Лисовского и Жечкова на руководящую должность в банк «Андреевский». Я уже не была связана с монополией исполинского масштаба, как «ЛИС’С», но получала большие деньги и могла себе многое позволить. Тогда и задумалась: куда развиваться? чего я хочу на самом деле?

Когда вы решили всё изменить?

Решение было принято утром, когда я ехала на работу в банк. Я развернулась и поехала домой. Я вообще могла в офис не приезжать. Дел никаких у меня не было. Всё, что было нужно банку, я сделала за первые месяцы работы, ничего больше им не требовалось, а мою должность они не упразднили. Наверное, банку тогда нужна была статусность: у них есть глава пресс-службы — участник «Акул пера». А может, просто их задачи по прессе и пиару были меньше, чем те, к которым я привыкла во время работы у Лисовского. Приехав домой, я открыла справочник «Желтые страницы». Нашла театральные вузы. Стала обзванивать. В ГИТИСе мне сказали: «У нас идет добор, но сегодня, в двенадцать часов дня, закончится прием документов. Вы, наверное, не успеете». Я сказала: «Это я-то не успею?!» Схватила документы и поехала. Справку 086 так и не довезла.

Фотография: Михаил Королев

Интересно, как вы сказали семье, детям, что уходите с высокооплачиваемой работы, чтобы учиться на актрису?

Я уже одна воспитывала двоих детей, но у меня была финансовая стабильность.

Запас?

Да. Жила интересами семьи и диссертацией. И сделала этот шаг. В первый учебный день в ГИТИСе была удивлена, увидев, что все бегают в трениках. Я-то пришла из такой жизни, где все ходят в костюмах и на шпильках. С портфелями. А тут — трико и чешки. Спросила, что происходит. Мне сказали: урок актерского мастерства. Однако моя интеграция прошла быстро. Во время учебы в РГГУ у меня развеселой студенческой жизни с журналистами не было. А с актерами началась.

Как в омут с головой окунулись?

Да, всё закрутилось в таком вихре! Я и поступила на дневное отделение. Хотела, чтобы всё было фундаментально. Мне так нравится. Меня окружали люди, которым было лет по семнадцать-восемнадцать. А мне уже было двадцать пять — критический возраст для учебы на актерском. Помню, на коллоквиуме спросили: «Регина, а вам-то это зачем?» А я отвечала: «Я очень хочу!»

Вы, должно быть, преуспевали — в силу жизненного опыта?

У меня талант! (Смеется.) Дело в том, что я точно знала, чего хочу. Я была открыта внутренне, может быть, не меньше, чем мои юные сокурсники. И я наконец приблизилась к тому, о чем мечтала годами.

Фотография: Михаил Королев

В творческих вузах ломают людей, снижают до нулевого уровня, чтобы заново наращивать знания… У вас так было?

Да. Но скорее не в ГИТИСе, а в театре, у Миши Горевого. На третьем курсе я начала играть в его постановке по повести Джона Стейнбека «О мышах и людях». Я играла на сцене с Александром Николаевичем Балуевым, Дмитрием Вадимовичем Харатьяном и другими мастерами. Так вот Горевой ломал меня жестко. Ему надо было сломать, скажем так, «дорогую машину», «дорогую шубу». Образ финансово обеспеченной женщины, которая привыкла командовать. Вообще я была такая надменная, да. Но это понятно, наверное. Когда работала у Лисовского, была очень даже высокомерной. Это не было хамством. Я просто не приближалась. Может, это вообще моя особенность — держать дистанцию, но тогда она была... нет, не гипертрофирована, но усилена в разы. И она мне нравится сейчас. Я тяжело сближаюсь с людьми. Наверное, еще и поэтому моя карьера казалась мне удивительной. Еще у Миши я посмотрела спектакль «Черта», и это был единственный раз, когда я к кому-то обратилась с просьбой — попросилась посмотреть репетиции. Я и думать не смела о том, что когда-нибудь буду в этом спектакле играть. Но спустя время я в нем играла.

Позвали?

Да, позвали. Я сейчас так последовательно вспоминаю и понимаю, что у меня в карьере ключевым являлось слово «позвали». «Пригласили». Я человек очень честолюбивый. За всю жизнь ни разу не было случая, чтобы меня кто-то куда-то проталкивал.

Вы актерской карьерой довольны?

Я понимаю, что пришла в эту профессию поздно. Но гневить Бога и говорить, что недовольна, не буду. Но хочется большего. Для любого человека, который занимается своим делом, это сложный вопрос — «ты доволен?». Вот если сегодня умирать, то ты всё сделал, что хотел? Конечно, нет.

С Андреем Малаховым, соведущим программы «Барахолка» на Первом канале

О вашей фильмографии многие скажут: Регина Мянник снимается в любимых народом сериалах. Но найдутся и те, кто заявит: играет стерв в «телемыле». Кто тут прав?

И те и другие. Но смотрят все, чтобы составить свое мнение. Как говорит королева Великобритании, «чтобы меня любили, меня должны видеть». Если раньше я болезненно реагировала на критические замечания, то сейчас они меня учат. Я не сержусь и не испытываю злости к людям, которые испытывают злость ко мне, потому что я их не знаю, а они меня знают, им удобнее за мной наблюдать. Если бы я наблюдала за их жизнью, то, может, тоже сделала бы выводы, которые бы их не порадовали. Но сделали ли бы они выводы из того, что сказала бы им я, — вот это вопрос. Я довольна тем, что поступаю так, как хочу, не прося помощи в профессиях. Мне сложно просить.

А почему бы не попросить? Стесняетесь?

Это не стеснение. Идти в актерскую профессию, как и в журналистику, чтобы тебя проталкивали, нельзя. Не получится ничего.

Но это же сейчас норма жизни.

У меня нет такой нормы. Но вопрос вы мне хороший задали: что мешает мне попросить? Честолюбие? Стыд? И то, и другое. И всё это вредит репутации и развитию. Помните, у Высоцкого: «Ведь если я душою покривлю, Он ни за что не выправит кривую». А еще, когда зовут, мне это дает силы, я могу полноценно раскрываться. Когда я буду понимать, что мне это купили и режиссер не хочет меня снимать, а вынужден, тогда выйдет плохо, потому что без любви. А любовь должна быть, важно ощущение, что нуждаются именно в тебе.

Вам не кажется, что в девяностых у вас в жизни и карьере всё шло быстрее, чем сейчас?

Сейчас не так стремительно, да? Может быть.

На Западе говорят: чем актриса взрослее, тем меньше у нее ролей. А у вас как?

И это тоже ответ на предыдущий вопрос. Кого мне играть? У меня нестандартная внешность для РФ. Я больше подхожу для исторических картин, экранизаций классики, а этого сейчас мало снимают. Но я часто задаюсь теми же вопросами, что вы задаете. И не на все знаю ответы. Но хорошо, что вопросы возникают. Они дают возможность развиваться. И в профессии, и в жизни: помимо прочего я мама.

Фотография: Михаил Королев

Вы воспитываете сыновей с учетом того, как растили вас?

Мои сыновья уже учатся профессиям, которые сами выбрали. Никита — хирургии, так как его папа — хирург-уролог. А вот Степан выбрал живопись — и в этот момент я почувствовала себя на месте своих родителей. «А что ты будешь есть?» — спросила я художника. В творческой профессии может сложиться, а может и нет. Женщине здесь проще. Даже окончив творческий вуз, она может реализоваться как мать и жена. У мужчины такого преимущества нет. Он должен содержать себя и семью. Он не может реализоваться полностью в отцовстве. Или сказать: я реализовался как муж. (Смеется.) Женщина может оставаться только домохозяйкой. Это почетно и говорит о том, что у нее настолько стабильная семья, что она не вынуждена работать. Мужчина такого позволить себе не может. Так вот, у Степана с 15 по 30 сентября в Москве первая персональная выставка в галерее «Кино». Знаете, когда дети сказали мне о своих профессиональных интересах, я поняла, что никто не имеет права указывать путь, по которому мужчины должны идти. И я с почтением согласилась.