Женя Любич: «Иногда песни сочиняются прямо во сне»

Певицу из Санкт-Петербурга Женю Любич российские и зарубежные слушатели знают как русскую француженку: в ее исполнении звучат многие композиции известной группы Nouvelle Vague. Сейчас Женя готовит свой второй альбом и большой сольный концерт в Москве

Михаил Королев

Впервые я услышала Женю Любич на фестивале «Пять звезд» в Ялте прошлым летом. Трудно передать словами, какой накал страстей царил в закулисье, когда мы, журналисты, голосовали за то, кому из конкурсантов отдать специальный приз прессы, — многие всей душой болели за Женю. А после фестиваля в моем плей-листе навсегда поселилась ее авторская песня «Галактика». Недавно я поняла, что этот нежный вокал часто слышала и раньше — в песнях французской группы Nouvelle Vague. Причем история сотрудничества Жени с этим коллективом связана с чередой совпадений, но об этом певица сама расскажет в интервью. Она поет на русском, английском и французском языках. У Жени вообще многое связано с Францией, и нельзя не отметить, насколько она похожа на настоящую парижанку. Как сказала одна моя коллега, когда увидела фотосессию Жени для ОК!: «Мы снимали Марион Котийяр?!»

Женя, еще чуть-чуть — и в твоей творческой жизни случится очередной прорыв...

Сейчас полным ходом идет подготовка к концерту-презентации в Москве моего нового альбома «Азбука Морзе». За саунд-продакшен диска, который записывался в Париже, и за все органные партии отвечал Марк Коллин, продюсер группы Nouvelle Vague и моего первого альбома — C’est La Vie. Помимо него в работе над «Азбукой Морзе» принимал участие известный гитарист и перкуссионист Кевин Седдики, который продемонстрировал очень сложную технику. На репетициях мы добиваемся того, чтобы наше живое исполнение по звучанию максимально отражало саунд альбома. На днях мы сняли музыкальный клип на заглавную песню и сейчас работаем над видеоинсталляцией, которая будет сопровождать музыку на сцене. В общем, получился какой-то глобальный синтез всех искусств.

Ты поешь на трех языках. Учила их именно ради этого, или так исторически сложилось?

Английский язык со мной с детства. Когда я была маленькой, мои родители часто переходили на английский, если хотели обсудить какие-то свои дела. Но я довольно быстро начала их понимать. Когда мне было лет одиннадцать, они отправили меня на месяц в Англию, и по возвращении я рассказывала о своих впечатлениях уже на английском, как будто впитала этот язык. В студенческие годы я училась в Америке, в нью-йоркском Бард-колледже, и там начала писать песни на английском — до этого писала только на русском. Сейчас для меня это средство выражения, я не чувствую, что английский — чужой язык.

А как насчет французского?

Тут произошла похожая история. В детстве я побывала во Франции — родители отправили меня туда со своими друзьями. К тому же французский я немного учила в школе, в младших классах. Но потом эта тема как-то больше не возникала: в старших классах я изучала немецкий, практики во французском не было, и он подзабылся. До тех пор, пока я не попала в группу Nouvelle Vague. В этот момент мне пришлось вспомнить азы и вообще снова заняться освоением французского, поскольку хотелось понимать, о чем говорят мои друзья-музыканты, и принимать участие в обсуждениях. Правда, писать песни на французском мне помогали носители языка. Например, в создании Le Blanc Danse («Белый цвет танцует») принял участие Николя Комман, a c текстом новой композиции L’Étoile («Звезда») мне помогла Агнес Гайро, певица из группы La Féline.

Фотография: Михаил Королев

Во Франции тебя, наверное, принимают за свою.

Чужой меня там никто не называл, это правда. Когда я работала с Nouvelle Vague, то меня воспринимали как единственную русскую вокалистку этого проекта. Еще у меня был сольный концерт в Париже. Зрители слушали мои английские, французские и в особенности русские песни с большим интересом. На русском за границей мало кто поет, а ощущения от песен, видимо, совсем другие. Когда я жила во Франции, то чувствовала, что восприятие некоторых вещей у меня другое, отличий очень много — и в характере, и в поведении, и в ментальности, во всем… Отчасти об этом моя песня Russian Girl.

Слышала такую, она смешная.

Не без иронии и самоиронии. Удивительно, что Russian Girl разошлась не только по разным городам России, но и за ее пределами. Отклики приходят постоянно и отовсюду: мне пишут из Европы, Америки, даже из Южной Африки и Индонезии… У меня там в припеве есть слова «I’m a simple russian girl, I’ve got vodka in my blood» («Я простая русская девушка, и водка у меня в крови»), и я знаю, что в других странах «водку» заменяют на что-то свое: в Германии, например, на «егермейстер», а во Франции — на «вино». В общем, песня стала народной, если не сказать всенародной. (Смеется.)

Скажи, правда ли, что ты попала в Nouvelle Vague после того, как передала музыкантам свои записи на их концерте?

Да, в 2008 году они выступали в Санкт-Петербурге, и я пришла на этот концерт. Мне настолько всё понравилось, что захотелось что-нибудь подарить ребятам в качестве благодарности. Цветов у меня с собой не было, но была огромная сумка, полная разнообразных вещей и косметики, — я на концерт приехала прямиком из леса, где у меня проходила фотосессия.

Дай угадаю: в сумке случайно обнаружились твои демозаписи.

Именно! Диск был завернут чуть ли не в газету, и я прямо на ней написала пожелания в духе «Удачи, успехов, спасибо, Женя» и свой e-mail. После концерта пробилась к музыкантам и отдала им диск. Он попал к продюсеру Марку Коллину, а через неделю на мою электронную почту от него пришло письмо. Каким чудом Марк расшифровал мой почерк и правильно набрал адрес, не представляю. В общем, звезды сошлись, и очень своевременно. Потому что с помощью музыки тогда мне не удавалось добиться признания…

Фотография: Михаил Королев

А как ты зарабатывала на жизнь?

Работала в рекламном агентстве. Параллельно по ночам сочиняла песни и записывала их в тетрадь. Иногда пела их своим друзьям и родственникам. По большому счету в России мое творчество никого не интересовало, хотя я принимала участие и в конкурсах, и в фестивалях — делала всё, чтобы быть услышанной. А после того как пришло письмо от Марка Коллина, я отправилась во Францию, чтобы записать несколько треков с Nouvelle Vague. Подумать только, в один миг у меня началась работа во всемирно известном проекте, гастроли с высококлассными музыкантами мирового уровня! Я очень благодарна судьбе за то, что это произошло в реальной жизни, а не во сне.

То есть твой интерес к музыке возник уже во взрослом возрасте, да?

Не совсем. Он у меня с рождения. В детстве я мечтала стать балериной. Родители отвели меня в студию хореографии, и я даже проучилась какое-то время в Вагановском хореографическом училище, но потом у меня случился перелом ноги, и в этот момент буквально прорезался голос. (Смеется.) Нельзя сказать, что у меня классическое музыкальное образование — школа, училище, консерватория и так далее. Но в свое время я немного училась с педагогом играть на фортепиано, чуть позже занималась классическим вокалом, а лет в тринадцать-четырнадцать начала сочинять песни, которые не годились для исполнения в академической манере, так что я переключилась на технику современного пения. Потом я поступила в Смольный институт свободных искусств и наук и училась там сольфеджио, музыкальному анализу, фортепиано, вокалу — в общем, мне удалось не только на практике, но и в теории немного разобраться в том предмете, которым я занимаюсь по жизни.

А родители принимали участие в твоем самоопределении? Они были согласны с твоим выбором?

Папе было бы спокойнее, если бы я стала банкиром или хотя бы учителем математики. А маме казалось, что после магистратуры мне было бы неплохо поступить в аспирантуру и дальше идти по этой стезе. При этом оба поддерживали мои творческие начинания, и глобального сопротивления с их стороны не было. Они переживали, когда вначале с музыкой у меня складывалось не очень, но понимали, что меня это не остановит. Я старалась применять творческий подход и в такой специфической деятельности, как реклама, и родители видели: если не получится с музыкой, я не стану вешаться, мне будет не страшно пойти в другую сферу, я в любом случае смогу заняться и какой-то другой работой, с отдачей и с душой.

Фотография: Михаил Королев

Я так понимаю, родители твои — представители классической петербургской интеллигенции...

Мой папа занимается психологией, а мама преподает в университете литературу и ведет авторские курсы на стыке литературы, театра и кино, а еще она пишет статьи и книги. Я часто спрашиваю мнение мамы по поводу текстов своих песен и дорожу им. Вообще я считаю, что мне с родителями повезло: если бы у меня была возможность выбирать, я бы выбрала именно их.

Ты сказала, что училась в Америке. А никогда не думала остаться там или в той же Франции, где тебя уже знают? На худой конец, перебраться из Питера в Москву — все-таки российский шоу-бизнес сосредоточен здесь.

На самом деле я часто бываю в столице — и с концертами, и в связи с фото- и видеосъемками. Сейчас идут переговоры с Нью-Йорком о проведении концертов там. При этом большую часть времени я вообще нахожусь в дороге — в поездах, самолетах... Так что, мне кажется, совсем не принципиально, где именно я живу.

При таком ритме жизни ты прекрасно выглядишь.

(Смеется.) Спасибо! Мне кажется, творчество заряжает. Иногда приезжаешь на съемку, интервью или концерт, когда позади километры дорог и бессчетное количество бессонных ночей, погружаешься в работу — и просто забываешь об усталости и сбитом режиме. Но конечно, есть и более понятные вещи, которые помогают быть в тонусе: тибетский массаж, на который я бегу после каждой тяжелой поездки, йога или даже просто какие-то импровизированные движения под музыку — это расслабляет и улучшает настроение. Еще мне очень помогает тишина. Мне нравится сидеть с закрытыми глазами и слушать пространство. Это мой рецепт от усталости. Если есть время, то люблю погулять по городу или за городом. В мае планирую поехать в Черногорию. А вообще, как говорил Джон Леннон, даже в маленькой комнате можно представить себе целый мир — всё зависит от силы воображения. Мне иногда снятся такие красочные сны, что утром появляется ощущение, будто я побывала в сказочном месте, очень красивом и вдохновляющем.

Наверняка после таких снов и пишется твоя лирика.

Иногда даже целые песни сочиняются прямо во сне! Вот, например, мне, как Менделееву его таблица, приснилась песня Merci («Спасибо») — и текст, и мелодия. Когда я проснулась, на часах было около пяти утра. Хотелось закрыть глаза и спать дальше, но я понимала, что если засну сейчас, то всё забуду. Пришлось встать и записать на диктофон увиденное-услышанное во сне.

Скажи, а тему конкурсов ты для себя закрыла?

В данный момент я не могу думать ни о чем другом, кроме своего альбома «Азбука Морзе» и его презентации. А потом, у нас концертный график расписан до октября или даже дальше — спасибо, что есть люди, которые помогают разбираться с этими графиками и числами. А там видно будет.

Фотография: Михаил Королев

А если глобально, как ты видишь свое развитие?

Если совсем глобально, то мне хотелось бы попробовать себя в кино. Ко мне иногда обращаются за саундтреками как к кинокомпозитору, и мои песни уже звучат в разных фильмах. То есть в этом направлении работа ведется. Но мне бы хотелось попробовать себя еще и в актерском плане. Не то чтобы я как-то специально сейчас стремлюсь попасть в кино, но не скрываю этих пожеланий. Для меня творческая жизнь — это поле без границ, где есть место спонтанным решениям, экспериментам и возможностям.