Тина Канделаки и Андрей Колесников

Утром меня разбудил телефонный звонок: «Будешь проходить мимо метро — купи, пожалуйста, журнал со мной на обложке». Это была Тина. Она бережно собирает любую информацию о себе. Что тем более странно, поскольку и на этот раз в искомом журнале не было ничего нового: фото Канделаки в позе собирательницы картофеля на двуспальной кровати и интервью с заголовком: «Я вызываю у мужчин определенные чувства». Ближе к вечеру, как только Тина и два Андрея закончили сниматься для OK!, мы сели с Канделаки и Колесниковым за столик в итальянском кафе (Кондрахин был вынужден срочно уехать по делам) и поговорили о пользе эротической фотографии, гражданской позиции Виктории Лопыревой и литературном таланте Владислава Суркова.

Тина, сколько можно сниматься на кроватях в одних и тех же позах? Тебя еще не тошнит?
Тина Канделаки: Нет. Я же не просто так это делаю — все фотографии тем или иным образом использую для зарабатывания денег. Для примера: мы с друзьями создали в Интернете социальную сеть для моделей, стилистов, художников, дизайнеров и т. д. Притом что не особенно вкладывались в раскрутку, за первые несколько дней сайт посетили двадцать тысяч человек — просто потому, что мы вывесили мои фотографии. Вообще аудитория в Интернете гораздо активнее реагирует на изобразительный ряд, чем на умные тексты. А уж любой образ на кровати продается гораздо лучше образа на стуле.
Часть аудитории твое однообразие уже начинает раздражать.
Так было всегда. Меня по определению не любят люди ленивые, неактивные, неудачники по социальной шкале. Я в их понимании олицетворение того зла, которое несет в себе понятие «успех». И кровать здесь ни при чем. Просто в нашей стране, к сожалению, до сих пор ярко выраженное разделение на бедных и богатых. Средний класс, который мог бы стать своеобразной буферной зоной, так и не сформировался. Если бы между бедными и богатыми существовали, условно говоря, «средние», то ненависти было бы гораздо меньше. Бедным пришлось бы задать себе вопрос: «А почему мы такие? Может, просто потому, что ленивые или непрофессиональные? Ведь будь по-другому — мы бы уже перешли в средний класс. Вот он, перед глазами».
Ты так хорошо знаешь психологию бедных? Часто с ними общаешься?
Я сама прошла через бедность. В моей семье был период, когда нам нечего было есть на завтрак. Папа в тот момент попал в очень серьезную передрягу, связанную с бизнесом, — его держали в заложниках. Какое-то время мы даже не знали, жив ли он. И я пошла работать — в пятнадцать лет. Деньги отдавала маме, она покупала крупу, варила ее, и вот этим мы долгое время питались. С тех пор ненавижу кухонные разговоры на тему «какие же все богатые — сволочи». Когда я собралась в Москву, все соседи говорили мне: «Тиночка, куда же ты едешь? Ты же потеряешься в Москве среди этих мерзавцев! Там без протекции и постели никуда не пробиться!» На самом деле людям проще ругать всё вокруг, чем что-то делать.
Андрей, а вам интересно, что о вас думают люди?
Андрей Колесников: Я иногда читаю какие-то мнения о своих заметках. Но отношусь к этому по большому счету безразлично. Если я начну писать, учитывая все пожелания читателей, то у меня просто взорвется мозг. Потому что людей очень много и говорят они часто диаметрально противоположные вещи.
Написав тысячи политических репортажей для газеты «Коммерсантъ», а теперь связавшись с Тиной Канделаки, не рискуете ли вы своей репутацией?
Неизвестно, чья репутация может пострадать больше — моя или Тины. Две лучшие заметки двух последних номеров журнала «Русский пионер» написала именно Канделаки. Одна из них меня вообще поразила: Тина рассказала всю правду об аварии, в которую она попала в Ницце, через свои сновидения, которые предшествовали этому дню. Причем она взяла не только своей искренностью и исповедальностью, но и отличным русским языком.
Как вы вообще с ней познакомились?
С Тиной сложно быть незнакомым — она везде. Я с удовольствием смотрел ее программу «Детали». Полночь — единственное время, когда мне удается посмотреть телевизор, и включал я только Тину.
Т.К.: Я тоже давно следила за публикациями Андрея Ивановича в «Коммерсанте». Однажды меня пригласили на презентацию книги «Удвоение личности» — это сборник фотографий Путина и Медведева, сделанных «коммерсантовским» фотографом Дмитрием Азаровым. На вечере был и Андрей. Я просто подошла к нему и сказала: «Пойдемте в ресторан».
А.К.: А выйдя из ресторана, мы уже знали, что будем вместе делать программу «Нереальная политика».
После работы в кремлевском пуле вам, Андрей, интересно интервьюировать Рому Зверя, Викторию Лопыреву, Тимати?
Знаете, пять лет назад я поехал на Афинскую Олимпиаду. До этого вообще ни разу не был на подобных мероприятиях. Я уже работал в кремлевском пуле, а тут впервые в течение трех недель писал только про спортсменов — и никакой политики. С тех пор не пропускаю ни одной Олимпиады и, надеюсь, не буду пропускать впредь. Оказалось, что это безумно интересно — погружаться в совершенно незнакомую тебе среду. В случае с программой «Нереальная политика» происходит нечто похожее. Я никогда не имел дела с людьми из шоу-бизнеса, и мне очень интересно проникнуть в этот мир. Безусловно, много в чем я разочаровался, но приятные открытия тоже есть.
Я посмотрел несколько эфиров, но так и не понял, в чем смысл разговора о политике с людьми, которые иной раз не могут связать и двух слов.
А это и не всегда нужно. Если герой не смог «зажечь», это вовсе не означает, что программа не получилась. Он может вообще ничего не сказать и при этом будет как на тарелочке. Со всем его молчанием, с болью в глазах оттого, что, как выяснилось, внятно он может ответить только на вопрос о творческих планах, да и то после консультации со своим продюсером.
Т.К.: На мой взгляд, как раз нет ничего скучнее, чем говорить о политике с политиком или о литературе с писателем. Когда Леонид Парфенов поехал с Ющенко в его родную деревню и рассказал о нем через призму любви Виктора Андреевича к яблокам, это был один из самых интересных портретов украинского президента. А одно из самых незабываемых впечатлений в моей жизни — когда Валерия Ильинична Новодворская, умнейший человек, блистательно знающий историю и литературу, вдруг стала рыться в моем сундучке с украшениями и обсуждать их. В этот момент время для меня остановилось. Я подумала: «Боже, как жаль, что у меня нет с собой камеры, чтобы снять Новодворскую именно сейчас!» В то же время, если мы посадим Вику Лопыреву копаться в украшениях, это никому не будет интересно. Или если пригласим в эфир Бориса Немцова. Какой он политик, знают все. А вот ты его страницу в «Одноклассниках» видел? Заглавная фотография: он с голым торсом на серфе! Я вот Андрея Ивановича не видела с голым торсом, хотя мы дружим и вместе ведем программу. А Бориса Немцова — видела. Это же так интересно!
В случае с поп-звездами вы выводите их на чистую воду — в этом смысл?
Т.К.: Мы даем им возможность социализироваться. На Западе социализированы все — от Мадонны до Тома Хэнкса. У всех есть четкая гражданская позиция. Хотелось бы, чтобы в нашей стране было так же.
И в чем гражданская позиция Виктории Лопыревой? В том, что, будучи членом «Единой России», она не знает ни одного пункта из программы партии?
По крайней мере, теперь, после эфира, ее гражданская позиция будет формироваться гораздо быстрее. Почему ты не допускаешь, что наша программа станет важным моментом в ее жизни, некой отправной точкой, и она наконец всерьез задумается над тем, чем занимается?
Ты на самом деле в это веришь?
Конечно. В жизни часто все решает случай. Если бы я двадцать лет назад совершенно случайно не встретила на одной из улиц Тбилиси Ваню Демидова, я, быть может, никогда не переехала в Москву и меня бы не было на телевидении. А так Ваня, проходя в большой толпе, вдруг обернулся и сказал: «Какая симпатичная девушка». Я ответила: «И вы ничего». «Так вы еще и по-русски говорите? — удивился он. — Вам срочно надо в Москву, милочка!»
Андрей, вас не раздражает то, что Тина очень быстро говорит и вклиниться в этот поток практически невозможно?
Нет. Мне иногда даже хочется, чтобы она говорила еще быстрее. Вообще мне все время кажется, что мы опаздываем, что кто-то уже обогнал нас. Поэтому я сознательно убыстряю свою жизнь. Хочу сделать ее такой же стремительной, как речь Канделаки.
Зачем?
Чтобы быть первым. Жизнь ведь довольно бессмысленная, к тому же не такая длинная. Если при этом быть еще и на вторых ролях, то она вообще ничего не стоит.
Почему это жизнь бессмысленная?
Потому что она все равно закончится, у нее нет продолжения. В какой-то момент мы вообще вряд ли будем понимать, жили или нет.
Судя по всему, в Бога вы не верите.
Не исключаю, что в итоге своих размышлений я как раз приду к Богу. Но пока боюсь смерти. Если вы каждый день не думаете о ней хотя бы краешком сознания, то я очень вам завидую. Я как-то спросил у Путина: «В чем смысл жизни?» Он не задумываясь ответил: «В самосовершенствовании». Может быть, развитием именно этой точки зрения является мое утверждение, что жизнь — бессмысленна.
А вы сейчас ощущаете себя первым?
Да. По крайней мере, у меня до сих пор не было ни одного провального проекта.
Я слышал, что вы уже не в кремлевском пуле...
Давно. Но я продолжаю работать с Путиным. Скажем так: из кремлевского пула перешел в правительственный.
Интересно, насколько вы за это время сблизились с Владимиром Владимировичем? Можете, например, ему позвонить?
Нет, конечно. По моему глубокому убеждению, с человеком, который является для тебя ньюсмейкером, вообще не должно быть личных отношений. Это мешает писать о нем всю правду. Вот я себя сейчас поймал на мысли, что за столько лет работы в Кремле у меня ни разу не возникло желания раздобыть телефон Путина. Пожалуй, я могу быть довольным собой.
Как думаете, почему Путин, несмотря на критику с вашей стороны, держит вас при себе?
Вот и вы не удержались от этого вопроса. Он неправильный во всех отношениях. Во-первых, задавать его нужно не мне. А во-вторых, абсолютно вульгарная формулировка — «держит». В такой категории я вообще говорить не хочу.
Извините, но такое представление сложилось о нашей власти у многих: кого она хочет — держит при себе, кого не хочет — убирает.
Даже не представляете, насколько всё сложнее. Это тот случай, когда я сам не буду упрощать и вам не позволю. Поэтому вам лучше просто об этом не думать.
Т.К.: (Мне.) Почему ты не допускаешь, что Андрей Иванович просто пишет лучше всех, поэтому его и «держат»?
А что, люди из окружения Путина обладают хорошим литературным вкусом?
А.К.: Окружение президента — это очень много людей, и они совершенно разные. Часть из них, конечно, обладает вкусом. Почитайте, например, в «Русском пионере» заметку Владислава Суркова об испанском художнике Хоане Миро. Это настоящая искусствоведческая рецензия. Я даже не знаю, кто еще мог бы написать что-то подобное. Разве что Григорий Ревзин… И у детей власть имущих есть вкус. Иной чиновник, может быть, разговаривал бы со мной совсем по-другому, если бы его дочь так не любила то, что я пишу.
Тина, хотел у тебя спросить…
Т.К.: (Перебивает.) Любовники ли мы с Андреем Ивановичем? Нет.
Я о другом. Я тут случайно наткнулся на эфир программы «Самый умный», в которой участвовал твой муж. Ты на всю страну пошутила, что он, мол, может только два раза, а тебе надо больше. Это правда кажется тебе смешным?
Я поняла: ты относишься ко мне гораздо серьезнее, чем я сама. Спасибо, конечно. Но если бы я настолько серьезно думала над каждым своим дейст-вием… Ничего плохого в этой шутке не вижу. Это была такая маленькая провокация, чтобы прежде всего себя подстегнуть во время эфира. Знаешь, когда человек идет вверх по длинной лестнице к глобальной цели, в какой-то момент он устает, ему становиться немного скучно. И ему нужен такой вот укольчик иголкой в пятку, чтобы задвигаться быстрее.
А муж к таким «укольчикам» как относится?
Абсолютно спокойно. На такую шутку обиделся бы человек, который вообще ничего не может или полностью неудовлетворен. У Андрея с этим все в порядке. Равно как и с чувством юмора. Вообще есть две темы, на которые можно шутить бесконечно, — политика и секс. Рекомендую тебе не драматизировать эти области.
А что это у тебя за глобальная цель?
Разве я не говорила? Хочу, чтобы у меня был свой телеканал. И он у меня будет.

ЕВГЕНИЙ ЛЕВКОВИЧ

Отрывок из интервью слушайте в разделе «Аудио»