Жан Дюжарден: «Я просто люблю жизнь!»

Французский актер Жан Дюжарден, получивший свой первый «Оскар», блестяще сыграл в черно-белой немой картине «Артист»

Carole Bellaiche/H&K

Те, кто по каким-то причинам не следил за прошлым Каннским кинофестивалем, где Жан Дюжарден получил «Золотую пальмовую ветвь», и не влюбился в него еще тогда, точно потеряли голову после последней церемонии «Золотого глобуса»: легко ли устоять перед обаянием истинного француза, ослепительной улыбки и большого таланта! «Агент 117», «Отпетые мошенники», «99 франков»... Прославившись ролями в этих фильмах, он стал известен, но не знаменит. И только этот рискованный черно-белый немой проект сделал из него звезду. Жану 39. Награды сейчас сыплются на него как из рога изобилия, а от поклонниц нет отбоя. Увы! Артист счастливо женат, воспитывает двух сыновей и гораздо охотнее рассказывает о кино, чем о личной жизни...


Жан, как вы вообще согласились сыграть в немом черно-белом фильме?
Это было испытание не из легких. Я довольно долго раздумывал, соглашаться ли на эту роль. Сначала я сказал «да», потом «нет». Моей самой важной заботой было не делать ничего а-ля Чарли Чаплин. Мне надо было найти свой собственный подход. Я решил отдаться чувству и влюбиться в сам процесс. И это стало своего рода путешествием. Самым восхитительным.

Ваша актерская судьба кажется куда более счастливой, чем у вашего героя Джорджа...
Так и есть. Сейчас я переживаю очень удачный период в своей жизни. Но я отдаю себе отчет в том, что такое внимание ко мне, возможно, исчезнет очень скоро. Но в данный момент я был бы просто идиотом, если бы отрицал этот факт. Так что я беру от этого по максимуму и стараюсь оставаться спокойным. (Иллюстрирует свою мысль, изображая дрожь в правой руке, удерживая ее левой.)

Каких усилий от вас потребовала игра в немом фильме?
Большая опасность заключается в том, чтобы в отсутствие речи не переборщить с мимикой. Я меньше всего хотел походить на карикатуру, переступить некую грань разумного, выражая себя. Я хотел больше довериться языку своего тела, чем делать ставку на очевидные гримасы. Для меня это было настоящим испытанием.

Как вы справлялись с танцами?
С этим было еще сложнее. Я потратил пять месяцев, чтобы научиться чечетке. И это было изнурительным занятием: по своей природе я совсем не танцор. Но в какой-то момент я стал получать от этого удовольствие. К тому же тренировки помогли мне развеять кучу страхов, а также опасений о настоящей интерпретации роли.

Вы снимали в павильонах студии Warner Brothers — она сама по себе легенда Голливуда.
Я чувствовал себя одновременно и актером, и туристом. Я исследовал каждый ее закуток. Я редко сидел в своем трейлере на съемках, мне нравилось всё время слоняться по площадке, когда я не был задействован в кадре. Это было огромной мотивацией для меня и Беренис — стать частью этой махины, этой истории кинематографа. Во время работы над фильмом я жил на вилле, высоко на Голливудских Холмах, она чем-то напоминала дом на бульваре Сансет. Всё это невероятно вдохновляло и в хорошем смысле слова отравляло. Да и месяцы спустя для меня было невозможным стряхнуть с себя образ моего героя. Это стало запоминающейся и очень важной частью моей жизни.

Действие фильма происходит во времена перехода кинематографа от немого к звуковому. Сейчас киноиндустрия, возможно, переживает похожий переходный момент к 3D...
Нет, это не то же самое. Сегодня все иначе. Переход от немых к звуковым фильмам был своего рода насилием над актерами. То, что происходит сейчас, — вещь иного порядка. Спецэффекты призваны лишь улучшить и привнести что-то новое в кинопроизводство.

Скажите, у вас не было опасения, что пес просто-напросто затмит вас на экране?
Мы играли одну роль, были одним героем, Угги и я — сиамские близнецы.

Вы выросли в семье, где было четыре сына. Как к вам относились?
Мои братья меня не задирали или что-то типа того. Но я был тем младшим братом, который донашивал штаны и рубашки за старшими. Я не устраивал скандалов, прилежно учился и не мучил соседских кошек. (Улыбается.) Есть одно большое преимущество в том, что ты имеешь много братьев: они помогают тебе, учат, готовят к тому моменту, когда ты лицом к лицу столкнешься с миром. И может быть, из-за этого ты растешь немного быстрее.

Вы были счастливым ребенком?
Да. Я был счастливее, когда был дома, нежели в школе, где, вообще-то, я был очень несчастным и чувствовал себя так, словно тяну за что-то срок. Мне претило это чувство бесконечного соревнования, когда учеба сама по себе не является подлинной мотивацией. Всё было ради того, чтобы показать, насколько ты лучше своих одноклассников.

Как случилось, что вы заинтересовались актерским ремеслом?
Еще в детстве меня очаровывали великие актеры 70–80-х годов. Такие как Витторио Гассман, Жерар Ланван, Бернар Жиродо, Лино Вентура... Помню, я был так опечален смертью Жиродо. Когда мне было 14, я мечтал встретить его, может, даже сыграть вместе с ним в кино. Но увы, увы...

Вы победили на Каннском кинофестивале в прошлом году, став лучшим актером. Как вы готовили благодарственную речь, если вообще ее готовили, конечно?
Если актер побеждает, ему говорят об этом заранее, предупреждают примерно в два часа дня в день оглашения итогов. Это всё как-то очень стремительно произошло. Вы садитесь в самолет, получаете смокинг, идете на вечеринку и слышите, как вас объявляют... Это было волшебно. Я бы сказал, сюрреалистично. Этот опыт сродни тому, когда душа отделяется от тела. Вы просто парите над ним.

Кому вы позвонили в первую очередь, когда узнали, что стали лауреатом этой престижнейшей премии?
Своей жене. Это напоминало какую-то ссору. Я сказал: «Раздобудь платье и готовься, потому что мы едем. Просто приготовь платье, и всё!» А она в ответ: «Это с чего еще?»

Успех во Франции вам принесли комедии, которые вы сняли вместе с Мишелем Хазанавичюсом. У вас природный талант к комедийному жанру?
Я счастливый человек и думаю, что это хорошо отражается в комедии. Знаю-знаю, существует миф о том, что все великие комедианты — депрессивные типы, жалкие или злые. Лично я совсем не такой. Как и многие великие французские комики — мои друзья. Они по-настоящему счастливые люди и весьма приятны в общении. А еще я думаю, что у меня такое лицо, что я могу как угодно гримасничать, выражая этим свои эмоции. И оттого мне легче, чем другим, заставлять людей смеяться. Это так трудно понять, почему у вас есть талант к одному, а к другому его нет вовсе. Я просто люблю жизнь, люблю делать других людей счастливыми в повседневной жизни, и я смею надеяться, что публика видит это в моих фильмах.

Как вы ладите с этой публикой после оглушительного успеха «Артиста»?
Мне так нравится наблюдать за людьми, которые идут по улице мне навстречу и улыбаются. Или когда я захожу в магазин... Люди всегда были со мной очень щедры и вежливы. И я стараюсь дать автограф, даже если очень устал или куда-то опаздываю. Я на своем личном опыте знаю, как плохо себя потом чувствуешь, когда откажешь кому-то расписаться на память или не выслушаешь слова признательности за свою работу. Что может быть прекраснее обмена эмоциями между зрителем и артистом?!