Марина Александрова

Могу сказать одно, — начала актриса. — Все, что про меня писали в последнее время в газетах — и про то, что я беременна, и про мои романы, и про дома, которые мне якобы дарят, — все неправда. А правда в том, что я работаю в театре и с утра до вечера там нахожусь. Я понимаю, что людям в первую очередь интересно, с кем я и как я. Пусть этот интерес удовлетворяет как может желтая пресса. А я не буду. 

Как ни странно, хочу заступиться за желтую прессу. С одной стороны, она занимается похабщиной, а с другой…

Делает мне отличный пиар? (Смеется.)

Я не об этом. Вот не сняли бы в свое время папарацци Семена Фараду в больнице, не увидела бы эту жуть вся страна — и не помог бы ему никто. Ваши культурные и высокоморальные коллеги  про него и думать забыли, а благодаря желтой прессе простые люди стали присылать деньги на его лечение.

Я не думаю, что вопрос нужно в этом аспекте рассматривать. Это вообще не дело бульварных газет — собирать деньги на лечение человека, который столько хорошего сделал для страны. Это дело государства, а вот почему оно об этом не заботится — вопрос. Что же касается папарацци, то вряд ли на свете есть актер, который мечтал бы в немощном состоянии предстать перед своими зрителями. Если Абдулов — кумир для миллионов, нельзя показывать, как он умирает! Неужели вы думаете, что он был рад, когда его исподтишка сняли в инвалидной коляске? Уверена, что не был...

В общем, никаких оправданий желтой прессе?

На мой взгляд, нет. И давайте закроем тему. Не хочется делать рекламу этим людям.   

Хорошо. Как вам съемка для OK!?

Ой, я очень довольна! Володя Широков (фотограф. — Прим. OK!) вообще молодец. Он, кстати, снимал меня для одной из моих первых фотосессий, и мне до сих пор многие говорят, что это мои лучшие фотографии. Мы с ним тогда договорились, что позже я приеду к нему и снимусь уже просто так, для себя. Но в итоге мы так и не смогли встретиться:  то он в разъездах, то я занята…

А что за желание «сняться для себя»?

Ну, мне нужно, чтобы какие-то фотографии у меня лежали. На «Мосфильме», например, часто требуют снимки, когда речь идет о пробах на роль.

Даже у вас требуют? Я думал, вы уже из разряда тех актрис, к которым режиссеры сами на четвереньках приползают...

Нет. Появляется много новых режиссеров, которые не смотрели телевизор и сериал «Бедная Настя», поэтому приходится торговать лицом. (Смеется.) Ну а потом, я просто хотела сделать пару-тройку красивых черно-белых фотографий для своего домашнего архива.

У вас дома висят ваши фотографии?

Слава богу, нет. Я даже родителям запретила их вешать — сказала, что это не музей Марины Александровой. (Смеется.)

Чрезмерный нарциссизм актеров — одна из тем, которые я хотел бы с вами обсудить. Чест-но признаюсь, мне нечасто доводится брать интервью у звезд кино, но на прошлой неделе — так получилось — пришлось это делать трижды. Я просто поражен степенью самовлюбленности ваших коллег. В актерском цеху это обычное явление?

Скажем так, часто встречающееся... Вы, наверное, с мужчинами-актерами разговаривали?

Кстати, да.

В основном они этим страдают. В принципе женщины тоже, но для женщин нарциссизм более естественен, а потому это не так заметно для окружающих. Хотя я вот недавно прочитала интервью с Машей Мироновой, так она говорит, что смогла отказаться от самолюбования.

Каким путем? Операбельным?

Не знаю. (Смеется.) Она даже сказала, что не хочет быть красивой, если я правильно поняла ее мысль. И что ей совершенно не важно, понравится она зрителю или нет, — важно, донесет ли она до него смысл произведения.

Не применительно к Маше Мироновой: вы вообще верите, когда актеры такое говорят? 

Не очень. Чем больше я в этой профессии, тем больше понимаю, что совсем отказаться от эгоцентризма невозможно. Наша профессия, как ни крути, — это прежде всего выход к зрителям, которые на тебя смотрят, отдают тебе энергию. Все ради этого делается! Хотя сначала мне тоже казалось, что я не за этим иду в театр...

А когда поняли, что все-таки «за этим»?

На вступительном экзамене в Щукинское училище. Я почувствовала это наркотическое состояние, когда на тебя смотрят все не отрываясь. Высший кайф! (Смеется.)

Помните, что вы читали?

У меня была шикарная программа. Я ее так любила, что, наверное, и сейчас смогла бы воспроизвести. Я читала отрывок из «Войны и мира», Настенькино письмо из «Белых ночей» Достоевского, стихи Северянина...

Послушайте, есть хоть одна русская девушка, которая не любит Северянина?!

Похоже, что нет. (Смеется.) Хотя я и другую поэзию люблю — Пастернака, например. Вообще считаю, что у него стихи намного сильнее прозы.

Вы с первого раза в Щуку поступили?

Да. А второй раз я бы и не пошла. Поступила бы «в нормальный вуз для нормальных людей», как говорил мой папа. (Смеется.) Была бы сейчас каким-нибудь экономистом, рассуждала бы о мировом экономическом кризисе...

У нас такая страна, что вы, вполне возможно, еще пожалеете, что не стали экономистом.

Я тоже думала об этом. (Смеется.) 

А вы знаете, какова средняя зарплата театрального актера на Западе?

Нет. У них же там другая система: они не сидят на окладах, как мы, и не заняты в одном спектакле по двадцать лет. Они выпускают одну постановку, а потом разбегаются. В западных театрах вообще нет штата актеров, там ставят антрепризы. Исключение составляет только «Комеди Франсез» во Франции.

А у нашего актера какой оклад?

Тоже не могу сказать, честно. Лично я… (говорит почти шепотом. — Прим. OK!) ...даже не проверяю карточку. Я счастливый человек! Правда, после того, что я сказала, меня в театре сожрут. (Смеется.)

Почему? Зарплаты коллег — это какая-то военная тайна?

Не то чтобы тайна… Но зачем об этом говорить? Понятно же, что все по-разному получают. Кто-то параллельно снимается в кино — и живет нормально. А кто-то иной раз мобильный телефон не в состоянии оплатить.

Существует еще одна теория, почему люди идут в актерскую профессию. Якобы в глубоком детстве им недоставало внимания со стороны родителей и сверстников…

Ой, это явно не про меня. Я была единст-венным ребенком в семье, первой внучкой, так что нехватки внимания никогда не испытывала.

А вот если зритель смотрит на вас и плачет,  что вы чувствуете при этом?

Отчего плачет? Так фигово играю? (Смеется.)

Нет, я имею в виду слезы умиления.

Я больше люблю, когда зритель в оцепенении молчит. Знаете, бывают такие спектакли, под конец которых не можешь ни хлопать, ни говорить, и даже слез нет. Мне такая реакция наиболее интересна.

А вы со сцены прям чувствуете, что в зале оцепенение?

Конечно. На энергетическом уровне. Словами не объяснить, но это ни с чем не перепутаешь. Я, кстати, и со стороны зрителя знаю, что это такое. Например, когда я смотрю спектакль «Крутой маршрут» в «Современнике» с Мариной Нееловой, я просто дышать не могу. И в конце зал выходит на аплодисменты через такую огромную паузу, что ты понимаешь: с людьми что-то очень важное произошло. Вот это высший класс!

Как вы после такого катарсиса снимаетесь в сериалах?

Конечно, это совсем другое. Это просто работа. Если уж ты на нее согласился — изволь сделать ее профессионально. Вот «Бедная Настя» — это была моя работа, и я сделала ее честно. Какие бы кредиты на то время мне не надо было выплачивать, и как бы мне не нужны были деньги…

На что, если не секрет?

Надо было определяться с жильем в Москве.

Сейчас уже определились?

Да, у меня своя квартира. Поэтому теперь я спокойно отказываюсь от сериалов. (Смеется.) Мне тут на днях один знакомый сказал: «Марина, ты счастливый человек, потому что у тебя есть роскошь быть собой». Для актеров это действительно роскошь. И я держусь за это состояние, хочу его продлить как можно дольше. При этом ни от чего, конечно, не зарекаюсь.

Получается, вы снялись в «Стритрейсерах», уже будучи обладательницей отдельного жилья. А ведь это тоже, как я понимаю, далеко не Тарковский…

Ну да. Это такой экшн с машинами и погонями, на фоне которого происходит любовная история. Но не все так плохо, как может показаться. Как минимум это качественно снятое молодежное кино, которого сейчас очень недостает. Я бы с удовольствием еще снялась в детском кино, которое в нашей стране вообще перестали производить. Просто не понимаю, что будут смотреть наши дети. Им уже сейчас катастрофически не хватает простых добрых фильмов.

А мне вот хороших злых не хватает…

Понятно, что все мы тут эстеты и любим фестивальное кино! Я тоже люблю Антониони и Такеши Китано, но, честно вам скажу, при этом обожаю обычные голливудские мелодрамы «для семейного просмотра». Типа «Красотки» какой-нибудь...

«Красотка» — это как Северянин: нет в нашей стране девушки, которая не любила бы этот фильм.

Что вы от меня хотите? Я обычная девушка! О-быч-на-я! (Смеется.) Корона потолок не царапает. И мне не хватает в нашем кино именно таких простых любовных историй. Почему-то у нас если снимают мелодраму, то в ней все обязательно донельзя заморочено и закручено: он любит ее, она любит другого, потом она достает кинжал и его убивает…

А потом оказывается, что убивает не того...

(Смеется.) Надо предложить сюжет продюсерам. Думаю, картина в любом случае выйдет покруче, чем комедия «Самый лучший фильм», которую я не смотрела и пятнадцати минут. Мне казалось, что меня просто за полного дауна принимают.

А к какому режиссеру вы побежали бы без оглядки?

К какому-какому... К Альмодовару! (Смеется.) А если бы у него еще снимался и молодой Микки Рурк, то я бы вообще бесплатно побежала.  

Интересно, почему русские женщины так любят харизматичных алкоголиков?

Не знаю, в чем тут дело. Но этого дейст-вительно у нас не отнять. Причем что удивительно: в той же Америке об актере-алкоголике или наркомане заботятся, кладут его во всякие клиники, лечат. А если уж он выходит оттуда здоровым, то его еще больше любить начинают! У нас же все наоборот: чем больше пьешь — тем больше любят. (Смеется.) Наверное, потому что вся страна пьет.

Наверное. Вот Миша Ефремов вообще ведь почти наш национальный герой...

Миша прекрасен! Хотя мы вот так с вами легко говорим, а я, на самом деле, пьющих людей не люблю. Но Мишу обожаю! Потому что он добрый. (Смеется.)

Плавно переходим к нашим киногероям. С кем из отечественных режиссеров вы мечтали бы поработать? 

В первую очередь я хочу хороших сценариев, а имена не так важны. Я сейчас снималась у японцев, и они были в таком восторге от русских актеров! И я понимаю почему. Японский актер — он исполнитель, всегда слушает режиссера, что бы тот ни сказал. А русский всегда предлагает что-то свое, ломает режиссеру концепцию. (Смеется.) Это и хорошо, и плохо. С одной стороны, мы стали самостоятельными в своей профессии, а с другой — это происходит именно из-за нехватки профессиональных сценаристов. Нам самим приходится все время что-то по ходу придумывать, штопать, латать… Сценарии ужасные в большинстве своем! Я недавно разговаривала с одним режиссером, который хотел меня пригласить в свой проект. Спрашиваю:  «О чем кино будете снимать?» — «Ну, у нас там такой корабль красивый плывет, все действие происходит на нем...» — «Корабль — это прекрасно, — продолжаю я. — Но кино-то о чем?» — «Ну, вы понимаете, это не просто корабль, он 18 века, такой красивый, с парусами, и вот вы на фоне этих парусов будете особенно прекрасно выглядеть...» — «Знаете,  — говорю, — корабль я не переиграю. Спасибо,  до свидания».

А вы легко предлагаете на площадке что-то свое? 

Легко. Почему нет?

Ну, не знаю. Некоторые стесняются.

В нашей профессии нельзя стесняться.

А можете представить, как будет выглядеть идеальный для вас фильм?

Нет. Я внутри не режиссер совсем. Я как раз люблю быть пластилином, из которого лепят. Люблю, когда мне ставят трудные задачи, бросают меня в какое-нибудь новое качество. Я вообще по жизни очень ведусь на все новое. Мне всегда интересно попробовать что-нибудь впервые.  И еще я считаю, что от жизни надо брать все.

Приведите пример, когда вы брали...

Вот прошлым летом я бросила всю работу и на полтора месяца махнула в Нью-Йорк. Сняла у какого-то американца квартиру на Манхэттене, каждый день учила язык, занималась в театральной школе... Никто не знал, что я Марина Александрова, никто меня ни с чем не ассоциировал. И это меня так отрезвило! Я вернулась домой совершенно другим человеком. Я поняла, что все эти регалии, которые здесь раздаются, так смешны! «Самая стильная», «Самая сексуальная»... Чушь!

Это, наверное, как звание чемпиона России по футболу...

Примерно так. (Смеется.)

А с чего это вдруг вас понесло в Америку? Это все-таки серьезный поступок. Должно же было что-то послужить толчком.

Не хочу об этом говорить. Неважно. Главное, что я это сделала! Я вообще себе прошлым летом наметила десять глупостей, которые должна совершить. Вот пока совершила только одну. 

Расскажите об остальных. 

Ну уж нет! Если я об этом сообщу на всю страну, меня выкинут из профессии. (Смеется.) Я еще не такая звезда, как Шон Пенн, который может себе позволить жить в вагончике и не приходить на «Оскар», говоря при этом: «Плевал я на вашу премию с высокой колокольни»!  Я еще не настолько свободна.

Евгений Левкович

Скачать подкаст Интервью с Мариной Александровой (фрагмент)