Максим Галкин

Поначалу мы хотели делать репортаж о Максиме Галкине в Москве. Но у Макса такой насыщенный гастрольный график, что в столице он бывает довольно редко в столице (и в это время в основном спит). Поэтому снимать его настоящую жизнь мы решили на гастролях. Главный редактор ОК! Яна Лепкова полетела со знаменитым пародистом на гастроли в Пермь, чтобы выяснить, из чего на самом деле состоит его звездная жизнь.

Суббота, 22.35. VIP-зал Шереметьево-1, Москва

Я так боялась, что самолет улетит без меня, что приехала раньше всех. VIP-зона Ш1 показалась мне довольно скромной: широкие бежевые кресла, огромный плазменный телевизор на полную громкость, барная стойка с бутербродами с икрой в стеклянной витрине. Народу почти не было. В креслах по соседству устроилась компания пассажиров, которую, судя по царским манерам, возглавляла женщина в черных рейтузах, уютных теплых сапогах без каблука и почему-то в непроницаемых черных очках, особенно уместных в ночное время в практически пустом помещении. Я разглядывала удивительную пассажирку и так и эдак, но только когда она заговорила погромче, по тембру распознала в ней… Софию Ротару.
Тут приехала Эля Мокробородова, концертный директор Макса, и рассматривать что бы то ни было сразу стало неинтересно. Статная, высокая, с длинным хвостом блондинистых волос, с богатейшим низким голосом и чрезвычайно властным видом… По колоритности прямо Раневская и Ахматова в одном флаконе!
«Мы прошлым летом неделю жили практически здесь, — Эля живописно закуривает, — тур был сумасшедший. Мы откуда-то прилетали, дремали здесь часа три — и летели дальше. И так целую неделю…» К нам присоединяется Рома, звукорежиссер Макса. Рома в дредах и свободных рэперских одежках, при взгляде на него в голову никогда не придет, что этот парень занимается музыкальным сопровождением артиста Галкина. «Ром, давно ты с Максом?» — «Шесть лет». Эля — пятый год. Почему-то я не удивляюсь. Со всех сторон положительный герой, владеющий собой — и ситуацией — интеллигентный парень, верный себе и людям, с которыми ему хорошо.
В какой-то момент я обернулась и увидела поднимающегося по лестнице Галкина и… Аллу Пугачеву. «А… Алла Борисовна тоже в Пермь… летит?» — я, признаться, обомлела. «Нет, она Макса проводить. Ну а когда видеться, мы же все время в разъездах», — ни один мускул не дрогнул на Элином лице.
Максим и Алла устроились за барной стойкой. Бармен молниеносно соорудил кофе. Пугачева, абсолютно естественная, расслабленная, какая-то совсем домашняя, вдруг вызвала у меня укол внезапной зависти к Галкину. Это не объяснить, но я вдруг почувствовала, что рядом с ней тепло и мне не хочется отходить… Но отойти, конечно, пришлось — этим двоим явно хотелось поболтать наедине.
Я вернулась в наше диванное гнездо. «Интересно, мы спать будем сегодня?» — мечтательно говорит Рома, растянувшись в кресле. «Не думаю», — качает головой Эля. «Отчего такие невеселые прогнозы?» — спрашиваю. «А Макс не дает спать, — на Элином лице впервые проступает улыбка. — Он всегда что-то хочет смотреть, куда-то идти, что-то новое узнавать. Всех тормошит, заводит. С ним всегда интересно. С ним не бывает будней». Старшему сыну Эли 26 лет, всего на четыре года меньше, чем Максиму.
Объявляют наш рейс, Галкин прощается с Примадонной и складывает на ленту транспортера свой багаж — кофр и чемодан (и то и другое — Louis Vuitton). Пара минут — и мы на летном поле.
На густом ночном небе висит круглая луна. В ушах — характерный «рокот космодрома». Макс тут же вспоминает, как недавно летел из Бишкека и из иллюминатора видел солнечное затмение. «И ведь представляешь, оно было как раз с того борта, где я сидел…» — «А что, Алла часто провожает тебя?» — этот вопрос беспокоит меня куда больше затмения. «Часто, да. И я ее тоже. Ну а что, это ведь приятно, когда тебя встречают-провожают». Мы садимся в VIP-микроавтобус, едем к нашему самолету. В автобусе темно, по радио Светлана Лазарева поет про «как хорошо мне под знаком Тельца». Макс подпевает, подставляя вместо Тельца остальные знаки зодиака. Эля в темноте копается в кошельке, и он немедленно начинает совать ей какие-то деньги. «Да у меня есть, не надо!» — «Нет, на!» — «Не надо, я сказала!»
В бизнес-класс нашего Ту мы загружаемся последними. Максим быстро распихивает по полкам свои и мои вещи. «О, смотри, смотри, Галкин...» — шелестит у меня за спиной. Наш ряд — самый первый. Максим устраивается у окна, я рядом с ним. Через проход, у противоположного окна, почти моментально засыпает Эля. К Максиму же почти моментально начинаются хождения за автографом. «А вот тут распишитесь, пожалуйста…» — «Зачем тут, подождите, я вам фотографию дам», — он достает из сумки специальные заготовки под автограф — небольшие открытки со своим портретом. «Максим, а подарок вам можно дать?» — нависает над нами крупный седой усатый дядька. «Ой, подарок — всегда!» — в голосе Максима слышна знакомая всей стране фирменная интонация. Дядька торжественно вручает любимому артисту две тоненькие брошюрки карманного формата — «Господь дает мне слово» и «От Бога это очищение». Максим ловит мой удивленный взгляд: «Я возьму, а то он обидится…»
Самолет выруливает на взлетную полосу, ласковая стюардесса приносит нам газеты и влажные салфетки. «О, вот, буду читать интервью с Кларой Новиковой… Ну что ты смеешься? Коллега же…» Макс погружается было в чтение, но самолет взлетает и его внимание переключается на вид из иллюминатора: переливающаяся огнями ночная Москва, стремительно проваливающаяся куда-то вниз, в черноту.
Максим прикрывает ноги синим аэрофлотовским пледом. Стюардесса накрывает нам ужин — чуть-чуть фруктов, кусочек курицы, булочка, чай. Макс намазывает булочку маслом. «Я, как правило, в самолетах не ем. Изредка совсем. Когда часто летаешь, это все очень сказывается на желудке». «А дома что ты ешь?» — спрашиваю. «Котлеты с вермишелью… Домашнее что-нибудь. Не рябчиков, если ты об этом».
После еды мы находим неожиданное развлечение — сканворд в «Известиях». Газета лежит у меня на коленях, и Максим, перегнувшись через подлокотник, трогательно водит пальцем по клеточкам. «О-о, это Витас на фотографии, я тебе точно говорю. Пять букв как раз». Я спотыкаюсь о «копченую свинину» по вертикали, по горизонтали на ту же букву начинается «двучлен Ньютона». «Что за свинина? Может, хамон?» — я, конечно, еще тот специалист. «Ну здрасьте, а двучлен Ньютона на «х» что ли? Какое «х», когда это бином! А свинина тогда — бекон!»

Воскресенье, 4.30 утра, Пермь

Самолет сел в пермском аэропорту Савино почти на полчаса раньше, чем должен был. Максим, на лице которого уже проступила щетина, бодро поскакал к выходу. С трапа нас чуть не сдул холодный мокрый ветер, здание аэропорта в предрассветной черноте я не разглядела. Внизу у трапа встречали организаторы: поблескивал серебристыми боками «мерседес» и маячили два больших букета — один для Макса, другой для Эли. Все быстро-быстро расцеловались, погрузились и покатили в город.
«Организаторами» оказался Илья Белов, статный молодой человек с невозмутимым лицом, и его помощник Саша Термер — невысокий, круглолицый, улыбчивый и очень старательный. Илья вообще живет в Челябинске, но возит артистов по всему региону. Много работает с Галкиным, говорит, что из юмористов это на данный момент самый востребованный артист. В стане Галкина, в свою очередь, говорят, что Белов один из самых профессиональных организаторов.
До гостиницы мы доезжаем за 20 минут. Это Plaza Olimpia на проспекте Мира, новый отель, открывшийся всего пять месяцев назад. Московских гостей тут ждали как минимум на час позже, поэтому завтрак для нас пока не готов. Строим планы на завтра: до концерта Макс хочет непременно попасть в музей — посмотреть тибетскую бронзу. «Нам нужно в номере тебя сфотографировать», — напоминаю я. И тут Галкин спрашивает:
— А что я надену?
— Ну ты же привез с собой какие-то вещи.
— У меня нет ничего. Только концертное… Я что-то дома никакую одежду не нашел… И в магазинах сто лет не был.
Ничего себе, думаю. Чемоданы — от Louis Vuitton, а надеть нечего.
Вмешивается Эля:
— Ну потому что ты в Москве не бываешь! Ну хочешь, я поеду завтра куплю тебе футболку?
— Я есть хочу.
Саша Термер на всякий случай стоит около кухни, где для нас готовят сырники, и вращает на повара глазами — чтобы процесс шел быстрее. Мы пока решаем подняться к Галкину, оценить масштабы имеющегося гардероба. Президентский люкс, в который поселили Макса, занимает почти половину этажа. Спальня, гостиная, кухня, джакузи, комната для охраны, гостевой туалет — есть где разбежаться в самом прямом смысле этого слова! В чемодане артиста обнаружились джинсы, несколько рубашек разного цвета, два джемпера и футболка-поло. В кофре ехал концертный пиджак. Мы посовещались и решили, что ничего специально покупать не надо — в конце концов, добро пожаловать в мир реального Галкина! «Я тогда прямо сейчас рубашки отдам погладить», — он надел их на вешалку, одну на другую, и пошел с этой вешалкой к лифту. Я поспешила следом и вдруг заметила у него на спине… две аккуратные дырки. «Максим, ты где-то свитер разодрал». — «Да ты что?!» («Слушай, ну не могла же моль так аккуратно выесть? В машинке, наверное, порвался…» — жаловался он потом Эле.)

12.00 Plaza Olimpia

Мы немного поспали и собрались в ресторане на поздний завтрак.
Макс заказывает яйца, чай. Спрашивает:
—А хлеб есть у вас?
Официантка, совсем еще молоденькая, трогательно старающаяся сохранять невозмутимый вид (надо видеть утреннего, еще немного сонного Галкина, чтобы понять, какая это маловыполнимая задача!), волнуясь, перечисляет:
— Есть зерновой, есть батон…
Буква «а» в слове «батон» у нее проглатывается, получается «бтон».
— Бтон, — повторяет за ней Максим.
— Ну… вот такой город у нас, — смущается девочка.
— Мне очень нравится!
Завтрак вкусный, Максим доволен, хохмит: «В последнее время вкусные яйца — такая редкость!»
На улице тем временем яркое весеннее солнце сменяется хмурью и снегопадом. В связи с чем просмотр тибетской бронзы благополучно отменяется. Мы поднимаемся в апартаменты Макса болтать, фотографироваться и пить чай. Причем чай больше нужен мне, чем Максиму, — сна получилось всего часа четыре.
— У тебя безумный график.
— Тяжелый, да.
— Может, тебе покажется это глупый вопрос, но все-таки: а жить когда?
— Ну-у-у… Это тоже жизнь. И я ею доволен. Если сейчас у меня есть такая возможность, силы, энергия и здоровье, то почему бы нет. Я не воспринимаю это как, допустим, только зарабатывание денег. Нет, я люблю это дело гастрольное, выступать люблю.
— Ты совсем мало спишь… Не страдает от недосыпа качество выступлений?
— Качество не страдает никогда, потому что это самое ответственное, что у меня есть. Все силы уходят в первую очередь туда. Если их неоткуда черпать, организм сам находит дополнительный источник и начинаешь уже растрачивать здоровье. Конечно, если я за двое суток спал два часа, — я не железный! Приезжаю в Москву и падаю замертво.
— Близкие тебя не видят совсем.
— Ну, раз в месяц видят точно. Я же возвращаюсь в Москву, хотя бы на два дня.
— Так мало…
— Ну мало, а что делать. У меня работа такая, Ян. Конечно, как и все, я скучаю… Тут надо выбирать: либо сидишь дома, ничего не делаешь и не скучаешь, либо чем-то занимаешься в жизни и скучаешь по дому.
— Правильно ли я тебя поняла: это значит, что на данном этапе между работой и любовью ты выбрал работу?
— Просто я считаю, что человек интересен и ценен, когда он занимается любимым делом. А разлука укрепляет чувства — еще можно так сказать. Смс-ки пишу.
— Сейчас твое сердце занято?
— Угу.
Лаконичное галкинское «угу» обозначает, что сердечные вопросы мы обсуждать не будем.
— Что делаешь в Москве, когда есть свободный денек?
— Главным образом стараюсь не попадать в места, где много незнакомых людей или людей в принципе. Это меня очень утомляет: я снова попадаю «на сцену», где опять надо чему-то соответствовать. Я люблю телевизор посмотреть с любимым человеком, понимаешь. Или на даче у брата побыть, с семьей. Или в дружеской компании, где я всех хорошо знаю и мне не надо напрягаться. Я закрытый образ жизни веду. Я не знаю, как выглядят ночные клубы и кто эти люди в них. Я был в своем студенчестве в каком-то гранжевом клубе, году в 95-м, с ребятами из студенческого театра… Название такое… что-то с копытами связано. Ну так там совершенно другая атмосфера была, чем то, что сейчас показывают по телевизору.
(По телевизору, к слову, в этот момент показывают «Розыгрыш» на Первом канале — Ксения Собчак и Ульяна Цейтлина в каких-то ночных интерьерах.)
— Я слышала какую-то невероятную историю о том, что ты построил замок… Это правда?
— Я три года назад озаботился покупкой участка в Подмосковье. Ну, просто земля дорожала, а я насчет накоплений не сильно заморачиваюсь. Хотя мне такой образ пресса и создала, но я на материальных благах не зациклен. Я люблю комфорт, но я не коллекционер. Ну что, я зарабатываю деньги, а они просто так лежат? Причем нормальные люди ездят и смотрят, делают маркетинг, прежде чем куда-то вкладывать деньги. А я увидел — и купил. Понравился. Посреди деревни под названием Грязь, чуть меньше гектара. Там довольно большой перепад высоты, до 10 метров, деревья старые стоят. Я не собирался ничего строить, но как увидел — захотелось.
— А почему именно замок-то?
— А я посмотрел и вдруг понял: здесь должен быть замок — и хоть ты тресни. Там такая русская Швейцария, очень живописно. Выходишь за престижную Рублевку, переезжаешь Николину Гору, тоже безумно дорогую, и попадаешь в такие открытые поля, лесочки… Красиво... Причем ведь много было попыток построить средневековье в наших русских полях. Но когда в поле стоит такой один воин, а за забором у тебя другие шесть соток со своим воином, не средневековым, это смешно выглядит. Огороды, огороды, и вдруг — бац! — три башни. А здесь сама местность, холм этот красивый позволили поставить замок, который смотрится органично. Мне важно было ощущение, что он всегда там стоял… Причем я же очень скрупулезен в деталях: мы изучали средневековые замки — крыша из сланца, отделан он камнем. Там очень много всяких подробностей, о которых я думал. Мелочи всегда выдают… А самое интересное знаешь в чем? Когда мне продавали этот участок, предыдущий владелец сказал, что на этом месте была усадьба кого-то из Толстых. Я думаю: ну усадьба и усадьба, продажная байка такая. Никаких построек не было, ни кирпичика, ничего.
И тут в декабре я на одной вечеринке встречаю Феклу Толстую, которая, как известно, праправнучка Льва Николаевича. И я говорю: слушай, а мне вот участок продали и сказали, что там была усадьба кого-то из Толстых. За Николиной Горой, под Звенигородом. И у Феклы вытягивается лицо. Она же такой архивариус наследия Толстых, у нее брат заведует Ясной Поляной… И она в бумагах своего деда нашла акварельный рисунок, примерно конца XVIII века, на обороте которого написано: «Имение Натальи Ивановны Толстой в деревне Грязь в шести верстах от Звенигорода». Причем усадьба у нее была… в виде замка! По стилю абсолютно такого же, как я построил: романская готика, с зубцами, такой же по цвету, с башней... Представляешь? Строил-строил — и восстановил историческую справедливость!
— В каком он сейчас состоянии?
— Началась отделка внутренних помещений. Думаю, следующим летом будет готов. Там же 3 000 квадратных метров вместе с хозяйственными помещениями. Вот закончим — можно будет посмотреть.
— И ты будешь жить там один?
— Господи, откуда я знаю, с кем я буду жить там через год? Я его на вырост построил, там всем места хватит. Я вообще люблю просторные помещения.
— В идеале ты хочешь большую семью?
— (Смеется.) В идеале?
— Ну или не в идеале, не знаю.
— Нет, я люблю большие семьи, воскресные обеды, елки… Но я могу любить что угодно, а потом окажется, что я буду жить там отшельником, сидеть в своей башне… (Смеется.) Но я тебя уверяю, даже если это будет так, масштаб дома меня смущать не будет. Там уже сейчас очень уютно.
— Содержать такое громадное помещение будет очень дорого.
— (Смеется.) Гораздо дешевле, чем строить.

18.10 Культурно-деловой центр

КДЦ считается в Перми одной из лучших концертных площадок, зал здесь — чуть больше тысячи мест. Концерт Галкина начинается через 50 минут. Мы подъехали со двора и с улицы угодили прямо на сцену. Макс как был в пальто, сразу взял микрофон. В пустом зале с ярко-синими креслами по бокам стояли сияющие бабушки-билетерши. Рома включил минусовую фонограмму.
«Ты-ы-ы. Гордая такая — взлет… — запел Макс. — Звук приличный, по-моему… Твердая такая — лед. Холодная така-а-ая… А кресла же у вас вроде красные были?» — «Надо же, Максим, вы столько ездите, а помните, какие кресла у нас, — умилилась бабуля из зала. — Были красные, точно, а недавно новые поставили».
Репетиция на этом закончилась, и мы очутились в узеньком коридорчике за сценой. Несколько комнат по одной стороне, мебель, видавшая еще партийные съезды… В гримерной Макса — шкаф, маленький угловой диванчик, на журнальном столике тарелка с виноградом, вода, чай, плитка шоколада. Гримерный столик — тоже старенький, с двумя железными лампами у зеркала. Чужеродным предметом на этом скромном фоне выглядит нарядная шелковая банкетка кремового цвета. Макс двумя движениями нанес на лицо чуть-чуть тонального крема. «Это весь твой грим?» — спрашиваю. «Репетиции для бездарностей, грим — для уродов!» — смеется Галкин. В открытом шкафу ждет своего часа концертный пиджак — черный, бархатный, с черным стеклярусом на лацканах, с ярко-красной подкладкой. «Это шьют где-то специально?» Артист смотрит на меня с недоумением: «Не знаю, я в ЦУМе купил».
В соседней комнате из мебели — несколько стульев, покосившееся трюмо и тумба в углу. На тумбе чайник, чашки, чай в пакетиках, порезанный лимон. Термер хлопочет над бутербродами: «Попробуйте, какой батон вкусный, мягкий! А какой сыр!» Эля тем временем пытается вдохнуть жизнь в электрический чайник — Максиму на сцену нужно поставить две чашки чая.
Я собираюсь идти в зал. Макс, смеясь, рассказывает: «Юрий Гальцев однажды пришел на концерт Сергея Дроботенко. И спрашивает его: «А сколько у тебя программа-то длится?» Три часа, говорит Дроботенко. «А-а, ну если после концерта не увидимся, то мне все понравилось!» В руках у Максима рация. Слышен голос Ромы: зал сел. За кулисами Макс отдает рацию Эле — и шагает на ярко освещенную сцену, в аплодисменты... В зале, среди рыдающих от смеха людей, я поняла, чем отличается «живой» концертный Галкин от его же концертных номеров в телеэфире. Из зала очевидно, что это не просто голосовые пародии — это самый настоящий театр. Два с половиной часа пролетели за секунду...
После концерта в узеньком коридорчике за сценой не протолкнуться из-за ожидающих автографа и возможности сфотографироваться с артистом. Артист дружелюбно расписывается и фотографируется, сияя в объективы «мыльниц» белоснежной улыбкой. А я думаю о том, что спал он сегодня от силы часа четыре… Ровно об этом же думает Эля, сосредоточенно следящая за выражением лица Макса. На него наседает зрительница в вечернем красном платье в пол, что-то долго и очень эмоционально объясняет… «Она пьяная?» — невозмутимо спрашивает Эля у кого-то за моей спиной. «Нет… Ну то есть она чуть-чуть… Нормальная вроде…» Максим с застывшей улыбкой подписывает зрительнице очередную фотографию. «Вы и телефончик свой там внизу напишите — я звонить не буду!!!» — напирает она. Пауза. Сейчас, думаю, взорвется. «Вам автограф? Могу дать», — отвечает Галкин. «Ох, он ругает меня потом за это, но что делать», — говорит мне Эля и решительно оттирает женщину в платье в сторону.

22.35. Plaza Olimpia

Мы возвращаемся в отель, где нас ждет завершающий ужин с Ильей и Сашей. Макс сидит во главе стола. Молчит. Все тихо перешучиваются, но его никто не трогает — устал человек, пусть посидит, помолчит. Официантка приносит его заказ — филе чилийского сибаса с медом, и Макс слегка оживляется: сибас выглядит как произведение искусства и оказывается очень вкусным. «Ты смотри, прямо из Чили к нам прилетел…»
Галкину, к слову, тоже скоро лететь, причем в шесть утра. Вставать в четыре, спать осталось всего ничего.
— Ну что, — говорит Максим, когда с едой покончено, — в боулинг?
Боулинг-клуб, по счастью, нашелся совсем рядом с нашим отелем, в торговом комплексе «Столица». Появление Макса вызвало в скромном заведении ажиотаж. Макс послушно надел выданные гардеробщицей спортивные туфли, и понимающий администратор проводил нас к самой дальней дорожке. Всю усталость Максима сразу как ветром сдуло. Правда, поначалу предательские шары никак не хотели катиться куда надо. «Дорожки у них кривые, что ли», — недоумевал Галкин. «Да вот и я думаю. Никогда ты так позорно не играл!» — подлила масла в огонь Эля. Но скоро дело пошло на лад, и кегли посыпались интенсивнее. Мы сначала играем командой, но потом Максим стал метать шары один, за всех. «Все, это последний! Еще один — и спать!» Но оторвать его от дорожки оказалось не так-то просто. «Смотри, — часа через два Макс показывает мне на нашего фотографа, с закрытыми глазами лежащего между дорожек и прижимающего к животу камеру. — Володя уснул...»

Яна Лепкова